Солдаты далекой империи - Максим Хорсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Австралии жарко, а здесь — словно в Питере… зимой! — возразил Северский.
— Но и на ад не похоже, — осторожно высказался гальванер Лаптев. — В аду должно быть жарко.
— А ты почем знаешь, Кирюха? Бывал, что ли? — огрызнулся в своей обычной манере боцман Гаврила. — Вон, в Сахаре тоже по ночам холодно. А днем можно картошки в песке печь.
— Ваше благородие! — вдруг завопил незнакомый мне молодой матрос. — Братцы!..
Все посмотрели на морячка: тот замер, вытаращив остекленевшие глаза, только трясущаяся рука указывала куда-то вбок. Мы дружно повернулись и увидели справа от пещеры… два металлических цилиндра, стоящих один на другом. Тот, что с меньшим сечением, находился снизу, с большим сечением — наверху. Оба цилиндра имели сложный рельеф, на них серебрилось то, что можно было принять за надпись. Скажем, на японском языке. Это, несомненно, была машина: достаточно большая, почти в человеческий рост высотой, новая и неизвестная мне машина.
— Чего орешь, каналья? — налетел на матроса Северский.
— Это… это… — бормотал юноша, не убирая указующего перста.
— Чего, Сурок? — насел с другой стороны Гаврила. — Скажи по-человечески? Вишь, их благородия ждут?
— Это… я их видел… это они напали на «Кречет»..
— Та-а-ак! — Стриженов снова взялся крутить ус.
— Что за чушь! — выпалил Северский.
— То-о-о… только у них ноги были, как у каракатицы, — проговорил, стуча зубами, матрос. — И бегали они, и по вантам карабкались…
— Правду говорит, похоже! — поддержал юношу матрос постарше. — Я вначале не признал. Те бегали, а этот столбом стоит.
— Сами вы — каракатицы! — Северский решительно растолкал матросов и приблизился к механизму. Протянул руку, приложил ладонь к круглому боку.
— Отчаян, шельма! — пробурчал едва слышно Стриженов. Северский же, осмелев, принялся ощупывать машину руками.
— Эта штука сложнее, чем гидравлика в орудийной башне, — сказал он. — Тарас Алексеевич, может, взглянете поближе? Вы ведь как-никак инженер.
— Ой, да чего-то мне не хочется, Георгий, — ответил малоросс. — Смотрите, вон там — еще один! — послышался голос Лаптева.
И точно: если спуститься по дорожке, берущей начало у пещеры, то можно было увидеть точно такой же механизм. А еще ниже — следующий. Загадочные машины стояли вдоль крутой тропы, точно часовые. От неприятной ассоциации меня передернуло. Как-то легко верилось, что при надобности они смогут выпустить из себя металлические щупальца и превратиться в ловких, словно пауки, преследователей.
Чтобы отвлечься от дурных мыслей, я решил проверить одну теорию. Для этого я поднял с земли каменный обломок в кулак величиной и с силой швырнул в сторону каньона. Камень с едва слышным «фрррр!» превратился в точку, растворившись на фоне розового неба. Несколько матросов оказались случайными свидетелями моей выходки. Они удивленно присвистнули, зацокали языками.
— Господа! — громко объявил я остальным. — Не знаю: преисподняя ли здесь или же небеса. Но это место расположено не на Земле. Понимаю, что мне вы так просто не поверите, но… — я сделал драматическую паузу, — …мы на другой планете, господа.
Северский отлип от механизма, напугавшего матросов (а с ним он стоял теперь почти в обнимку), и собрался, видно, сказать что-то нелицеприятное, как слова мои нашли неожиданное подтверждение. Из тьмы каньона стремительно рванулся к небесам небывалый летательный аппарат. Выполненное целиком из сверкающего металла, каплевидное, с расходящимися в стороны плоскостями крыльев, это чудо танцевало в воздушных потоках с грацией примы-балерины. Раздался звук, напоминающий раскат грома, в воздух взметнулись тучи мельчайших песчинок… Пока мы чихали и кашляли, удивительный летун успел скрыться за дальними горными вершинами.
Ветер донес до нас чей-то далекий возглас:
— Э-гей!..
Еще ниже, там, где тропа превращалась в ниточку на красно-коричневом теле склона, я разглядел каменное сооружение, похожее на пирс. Только нависал он не над морской пучиной, а над пропастью. Пыль немного улеглась, и стало видно, как на каменном языке пирса суетятся крошечные, точно муравьи, человеческие фигурки. Из-за расстояния, разделяющего нас, немудрено было ошибиться, но мне показалось, что эти люди носят белые матросские фланелевки с синими воротниками.
Людей поглощала другая птицекрылая машина. С пирса — на трап, с трапа — в широкий люк летуна они переходили быстро и безропотно, словно подгоняемые ударами кнутов.
С ворчливым рокотом машина отошла от пирса. Сначала медленно, почти как воздушный шар, стала набирать высоту. Затем грянул гром, и второй летательный аппарат пропал в розовом небе, исчез так же, как и предыдущий.
И все-то сваливается на нашего брата сразу!
Завибрировал воздух вокруг цилиндрического механизма, заставив моряков брызнуть врассыпную. На наших глазах верхняя половина загадочного устройства раскрылась множеством металлических «лепестков». Обнажились ажурные решетчатые структуры, а за ними я увидел переплетение тускло светящихся узлов, по сложности не уступающих, а может, и превосходящих человеческие органы.
— Покориться! — раздался леденящий кровь голос. И шел он — клянусь! — из сердцевины разверстого устройства.
Послышались гулкие шаги. На пороге пещеры возникла великанская фигура. Существо, представшее перед нашими позеленевшими лицами, было в полтора раза выше любого из моряков; оно обладало длинными обезьяньими руками и головой, напоминающей мясистого красного червя. На этом омерзительном отростке отсутствовали какие-либо органы чувств: ни глаз, ни ушей, ни носа. Жуть! На богомерзкое создание была надета броня, напоминающая пластинчатый доспех средневекового европейского рыцаря. Я мысленно окрестил великана «червелицым».
— К-хээ! К-хээ! — услышали мы с другой стороны: по тропе поднимались, несясь на четвереньках, три не менее отвратительные сущности. Они походили на очень старых, голых, высохших до скелетоподобного состояния людей. Лишь необычное расположение мышц и суставы конечностей, сгибающиеся под невозможными углами, красноречиво говорили о том, что перед нами — твари, напоминающие людей не больше, чем лошадь — корову. Первый добравшийся до нас «старик» сбил с ног седого матроса Тошу. Повалил его на спину и принялся по-собачьи, с шумом, обнюхивать. Бедный Тоша умер на месте. От худых шей «стариков» тянулись черные ленты узких поводков (крепились они, кажется, прямо к хребтам чудовищных пародий на людей), поводки сжимало в лапах иное существо. На первый взгляд оно походило на чернокожего человека в шубе, и лишь на второй, более пристальный, становилось понятно, что «шуба» — это одно создание, а то, что ее носит, — второе…
— Покориться! Покориться! — непрерывно лилось из раскрытого цилиндра. Вот уж не знаю: если бы нас окружили вооруженные трезубцами рогатые черти, а из пропасти выбрался сам адский Сатана, сопровождаемый злобными демонами и огненными извержениями, — стало бы это страшнее? И тем более не знаю, как должны были вести себя моряки, чтобы, — я вспомнил слова Стриженова, — «кровь в жилах застыла не у них»… Сам первый помощник стоял, выкатив налитые кровью глаза. Его лицо было краснее свеклы, и мне показалось, что с секунды на секунду он может свалиться от сердечного удара. По припорошенным ржавой пылью кальсонам Стриженова расползалось темное пятно. Я не заметил, чтобы на лице морского волка присутствовал хотя бы намек на командирское мужество и хладнокровие.
— Покориться! Покориться! — пульсировало в наших ушах.
И мы покорились.
Сломались…
Наши души обычно чисты, как родниковая вода. Однако на дне лежит осадок, доставшийся по наследству от диких предков. Если воду всколыхнуть как следует, осадок поднимется, и животное возьмет верх над человеком.
Мы побежали вниз по тропе. Из-под ног выворачивались камни, ветер, словно почувствовав нашу слабость, с особым цинизмом принялся хлестать по глазам песчаными струями. С небес глядело красным глазом нерадостное солнце.
Северский потерял кортик, на который он так надеялся. Выронил и даже не подумал о том, чтобы задержаться и поднять оружие. Матрос Сурок, горемычный матрос Сурок, сорвался. Сначала он заскользил по тропе на пятой точке опоры, затем его закрутило, завертело… Морячок был еще жив, когда мы пробегали мимо. И никто не остановился, чтобы помочь ему. Даже я, горе-доктор.
У пирса нас накрыла тень: летун вернулся. Или это был брат-близнец аппаратов, отправившихся за горы, — попробуй разбери! Крылатая машина пристала к пирсу. Она повисла над пропастью, словно ее удерживали в воздухе невидимые тросы. Открылся широкий, как пасть кашалота, люк.
На пирсе находился еще один цилиндрический механизм. Он был раскрыт и монотонно повторял: «Покориться!» Одно и то же, раз за разом. А ведь мы даже не помышляли о сопротивлении. Здесь же присутствовало существо в «шубе», у его ног (ног?) застыла в напряженных позах свора «стариков» на поводках…