Пьяная вишня - Этта Гут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4
Оскорбленный до глубины души Курт убрался назад в спальню, где вскоре послышалась какая-то возня. Труди, закуривая уже третью сигарету за последний час, истово понадеялась на то, что он собирает вещички, а когда в отдалении хлопнула входная дверь, вздохнула с облегчением. С балкона двор у подъезда был хорошо виден, и Труди с кривой усмешкой проследила за тем, как ее теперь уже бывший любовник закинул увесистую сумку в багажник машины, подаренной ему на днюху пару месяцев назад, проорал: «Шлюха! Дырка дешевая! Даже не думай звонить, не вернусь!» и, взвизгнув покрышками, укатил.
На душе было мерзко. Мама все-таки оказалась права: приличные оборотни или люди от Труди бежали, как от чумы, зато все время липло какое-то полное говно, охочее до дармовых бабок, капризное, с фанаберией и замашками наследных принцев. А где найти кого-то принципиально другого, того, с кем действительно можно было бы жизнь прожить — пусть и без истинной связи, которая потерялась так глупо, но зато при взаимном уважении, — Труди понятия не имела.
Только один раз все, кажется, самым удивительным образом срослось. Друзья затащили Труди в коневодческое хозяйство — на лошадках покататься. Там-то она и познакомилась с парнем по имени Томас Адамс, который, как выяснилось позднее, понятия не имел, с кем его судьба свела, а заинтересовался Труди просто потому, что та ему понравилась внешностью и манерой общения. Не славой и деньгами, а просто так, как это и бывает у обычных людей или оборотней. Так, как правильно, так, как надо. И Труди в ответ, кажется, действительно влюбилась, хранила эти самые обычные, нормальные отношения, как зеницу ока, а потому молчала о своей настоящей жизни, как партизан на вражеском допросе. Благо тогда гастрольный тур, который бас-гитарист MobiuStrip насмешник Заг называл не иначе как чёсом, только-только закончился, и Труди могла кучу времени посвятить себе и своей личной жизни.
Но тайное, как известно, рано или поздно становится явным, и в один далеко не прекрасный день Томас просто молча швырнул на стол перед любовницей глянцевый журнал, на обложке которого была сама Труди в весьма смелом коктейльном платье с низким декольте, а ниже подпись: «Одна на троих». Речь, понятно, шла о MobiuStrip, в составе которой были три парня (фронтмен, организатор, композитор, стихоплет и вообще зведища Пауль Зиверс, бас-гитарист Заген Эбель и его брат Зиг, выбивавший зубодробительный роковый ритм на барабанах) и на них на всех одна женщина со скрипкой — Труди. Это было очевидно! Но Томас никаких объяснений слушать не стал:
— Просто не хочу тоже изваляться в этом дерьме, Гертруда. Ты мне соврала, не сказав, кто ты есть на самом деле. На этом для меня все.
И это действительно было все. Труди попыталась объясниться, долго извинялась, выворачивая душу перед любимым, но потом поняла, что это все равно ничего не даст, и ушла, даже не хлопнув дверью — выдержки все-таки хватило не выписывать бабские коленца с истериками и заламыванием рук. Потом-то дома, конечно, накрыло так, что думала в петлю влезет, но помогли друзья и святой отец Мартин Зиверс, к которому, несколько смущаясь, посоветовал съездить его младший брат Пауль:
— Он, блин, такой, знаешь, крутой парень, хоть и святоша. Не веришь? Правду говорю: я всегда, как хренотень какую сотворю, так первым делом к нему прусь. Поговоришь, головомойку от него вытерпишь, и как-то легчает.
При другом раскладе Труди над Паулем поржала бы: вот бы никогда не подумала, что этот здоровенный татуированный с ног до головы адскими рожами волчара регулярно к брату священнику на исповедь ходит. Но только не теперь. Потому что ну совсем не до смеха было. Труди тогда в храм Единого бога на Удольной улице приехала поздно — прособиралась, никак не решаясь. Мартин, который оказался таким же заядлым байкером, как и брат, уже успел сменить одеяние священника на кожаные штаны и косуху. Когда Труди подвалила, от смущения загребая берцами и пряча руки в напузном кармане просторной худи, святой отец Зиверс уже садился на мотоцикл, но, увидев «клиентку», о которой, как видно, был предупрежден, молча, даже не вздохнув тяжко, отпер храм и повел Труди вглубь, туда, где были кабинки для исповеди.
— Тебе как проще будет? Там, наедине с собой, чтобы меня и видно не было? Или?..
— Или, — отозвалась Труди. — Я… Я не в грехах каяться. Я… поговорить просто.
— Ну давай поговорим.
И они поговорили. Точнее, говорила в основном Труди, а Мартин слушал. Но так внимательно и как-то… заинтересованно, понимающе, сочувствующе, что монолог воспринимался диалогом.
— Хочешь, съезжу к этому твоему Томасу? — спросил тогда Мартин.
Труди подумала и… отказалась, ожидая, что начнутся уговоры. Но святой отец Зиверс лишь улыбнулся, а после притянул к себе, прижимая лбом к своему крепкому плечу, странным образом пахнущему одновременно ладаном и бензином:
— Ну и хорошо. Такие вот… непреклонные да правильные годятся только для плакатов. В реальной жизни с ними невозможно. Да и, думаю, не любил он тебя по-настоящему. Иначе бы понял. Так что пусть идет с богом. Знаешь, как говорят? Единый
