Землетрясения - Пьер Руссо

Более 100 тысяч пострадавших от землетрясения с недоверием смотрели на почву под ногами и терпели страшные лишения. Впрочем, к этому времени власти опомнились и начали наконец действовать организованно. Прежде всего они позаботились о том, чтобы свести счеты с грабителями. Герцогу Лафониш было поручено очистить столицу от преступников. В течение нескольких дней 34 вора оказались на виселице. После этого король повелел восстановить снабжение Лиссабона продовольствием и оказать помощь пострадавшим. 28 декабря Англия, старая союзница Португалии, прислала продукты — мясо, пшеницу, муку и масло.

Отметим мимоходом, что «Лиссабонская газета», полуофициальный орган, отличалась поистине изумительной лаконичностью и сдержанностью в своих отчетах о катастрофе.

Вот что мы читаем в первом номере, появившемся после трагедии:

Лиссабон 6 ноября 1755 года: «1-е число текущего месяца останется навечно в нашей памяти из-за землетрясения и пожаров, разрушивших большую часть города…»

13 ноября: «Среди ужасных последствий землетрясения, постигшего этот город 1-го числа текущего месяца, отметим разрушение высокой башни Томбо, где хранились государственные архивы».

На примерах Агадира и Чили мы убедились в том, что современная пресса, к счастью, проявляет меньшую сдержанность.

Как же выглядел Лиссабон через несколько недель после землетрясения?

Пожар наконец утих, подземные толчки ощущались реже, и население понемногу свыклось со своим бедственным положением. Почти все лиссабонцы покинули свои жилища, хотя некоторые еще вполне могли бы служить для них приютом. Но все боялись обвала и жили в палатках, разбитых на площадях. Пай-Силва, Котовия, Санта-Клара и другие районы стали настоящими палаточными городками со множеством лавочек, где смекалистые купцы торговали всевозможными товарами. Палатки вельмож выделялись своей роскошью; в Белене все показывали палатку государственного секретаря Жозе де Карвальо, которая, по простодушному свидетельству отца Портала, «походила на замок и отражала величие своих обитателей». Нужда вовсе не стала уделом всех лиссабонцев. Тот же Портал отмечает, что вскоре опять появились экипажи, а дамские туалеты с каждым днем становились все богаче и наряднее…

Природа, со своей стороны, выделила некоторых счастливцев. Дома, построенные на известняках или базальтах, остались невредимыми, тогда как здания, сооруженные на рыхлых песчаных или глинистых грунтах, рассыпались.

Даже простая случайность сыграла свою роль, она улыбнулась тем, кто пошел к заутрене, и отвернулась от прихожан, дожидавшихся торжественного богослужения в 10 часов утра. Еще больше выиграли те, кто обычно слушал мессу в дворцовых часовнях вельмож, начинавшуюся в 11 часов.

Это несколько уменьшило гекатомбы трупов, погребенных под руинами церквей. Были и такие семьи, которые, как это часто случается и в наши дни, воспользовавшись праздником, с раннего утра выехали за город.

Читатель вправе теперь спросить: сколько же людей в конечном счете погибло 1 ноября 1755 года?

Подсчеты жертв Лиссабонского землетрясения сильно расходятся. Перейра да Соуза, как мы уже отмечали, определяет население Лиссабона до землетрясения в 260 тысяч человек и в согласии с историком XVIII века Морейрой де Мендонса полагает, что погибло 10 тысяч.

Однако этот ученый, видимо, учитывает только тех, кто погиб непосредственно от землетрясения под обломками своих жилищ, на улицах или в церквах. Но к этому следует, разумеется, добавить число погибших от пожара и наводнения.

Поль Лемуан считал, что, по самым скромным подсчетам, погибло не менее 30 тысяч человек. Позднее известный американский сейсмолог Чарльз Рихтер увеличил это число до 60 тысяч только по одному Лиссабону. Видимо, и нам следует принять эту последнюю цифру, которая близка к ориентировочно подсчитанному числу жертв сильного землетрясения 1531 года, уничтожившего в том же Лиссабоне 1,5 тысячи домов и все церкви.

В этой связи интересно познакомиться с одним документом того времени, в котором приводятся данные о размерах материального ущерба, причиненного землетрясением 1755 года. Убытки от разрушения Королевского дворца, оперного театра и примыкающих к ним особняков и зданий таможни оцениваются в 100 миллионов реалов; от разрушения 12 тысяч частных домов — в 14 миллионов реалов; потери казны и частных лиц, из-за порчи мебели, картин и ковров — в 100 миллионов реалов. Что же касается пропавших драгоценностей, то здесь потери неисчислимы[6].

Добавим, что восстановить после катастрофы удалось только 11 церквей из 59 и 41 монастырь из 90. Напомним еще раз, что мы рассматриваем здесь только потери Лиссабона, между тем землетрясение дало себя почувствовать, правда не в такой мере, во всей Португалии, в части Испании и на весьма значительном протяжении марокканского побережья Атлантики.

Перенесемся в XX век и попытаемся сопоставить землетрясение в Лиссабоне с другими крупными сейсмическими явлениями, известными из геологической истории. Кто же не слышал о потрясающих катастрофах в Сан-Франциско, Мессине или Японии!

Разве человечество не подверглось жестокому испытанию несколько лет назад при сильнейших землетрясениях в Агадире и Чили?

Какое же место занимает землетрясение в Лиссабоне по сравнению с только что перечисленными?

На этот вопрос, разумеется, очень трудно ответить, так как в то время не существовало ни сейсмографа, ни сейсмологии. Правда, у нас имеется немало описаний и рассказов, но, видимо, они очень субъективны, и их авторы не преследовали никаких научных целей. Тем не менее можно все-таки опереться на некоторые точные факты.

К таким фактам прежде всего относится неустойчивость земной коры в Португалии, что объясняется геологическим строением страны. Действительно, весь юго-восток Пиренейского полуострова от мыса Гата до мыса Палое сложен молодыми породами и, за исключением района Лиссабона, никакой другой участок его береговой зоны не страдал от столь частых и сильных землетрясений. Португальские историки, например Морейра де Мендонса, перечисляют огромное число подземных толчков, сотрясавших их страну: в 60 и 33 годах до нашей эры, в 309, 382, 1309, 1320, 1340, 1347, 1355, 1356, 1362, 1395, 1504, 1512, 1531, 1551, 1575, 1597, 1598, 1699, 1724, 1750, 1751 и 1752 годах. Землетрясения 1309 и 1531 годов были самыми разрушительными. Последнее относится к числу настоящих катаклизмов, из которого Лиссабон вышел совсем истерзанным. Но землетрясение 1755 года оказалось еще более сильным, и ни одно из последующих (в 1761, 1796 и 1858 годах) не могло идти с ним ни в какое сравнение.

Можно ли исчислить силу землетрясения, или, правильнее, его интенсивность, как говорят сейсмологи?

Читателю, вероятно, известно, что интенсивность землетрясения в данной точке определяется эмпирически, в соответствии с его внешними проявлениями, и исчисляется по шкале, которая, по международному соглашению, подразделяется на двенадцать баллов. Это так называемая шкала Меркалли[7].

Так, например, деление I соответствует толчку, который регистрируют только специальные приборы — сейсмографы, но не ощущают живые существа; II — колебание земной коры едва ощутимо, как это наблюдалось в Париже 11 июня 1938 года; IV — вибрирует посуда и трещат полы; VI — спящие просыпаются, начинают звонить колокольчики, шумят деревья; VIII — падают трубы; IX — начинают разрушаться здания; XI — не остается ни одного каменного строения; XII — видоизменяется рельеф Земли.

Итак, установив, что эпицентр землетрясения находился в 100 километрах к западу от Лиссабона, и предположив, что движение земной коры при толчке было направлено с юго-запада на северо-восток (то есть параллельно долине реки Тежу), можно, согласно Рихтеру, определить интенсивность лиссабонского землетрясения 1755 года в X–XII баллов. Тот же автор считает, что в среднем радиус окружности, внутри которой землетрясение сопровождалось разрушениями, составлял около 600 километров, а радиус окружности, ограничивающей территорию, где колебания земли едва ощущались, — 2000 километров.

Не трудно представить себе, какое впечатление произвела подобная катастрофа на ее современников. 1755 год приходился на «эпоху просвещения» — эпоху Вольтера, Руссо, энциклопедистов и «популярной науки» аббата Нолле[8].

Философы живо откликнулись на это трагическое событие и много о нем писали. Будущий создатель «Эмиля»[9] видел в нем убедительное доказательство того, как вредно отдаляться от природы. Эту идею жестоко высмеял автор «Кандида»[10], еще до того, как он написал в 1756 году свою философскую «Поэму о лиссабонской катастрофе». Самым плодотворным нам представляется вывод, к которому пришел в связи с лиссабонским землетрясением английский геолог Лайель: «Перед лицом этих ужасных катаклизмов и многих других катастроф, свидетелем которых за столь короткий срок стало наше поколение, может ли геолог с полной уверенностью утверждать, что Земля наконец пришла в состояние покоя?»