Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки - Рене Павловна Арманд

Борис Григорьевич Гейман, редактор многотиражки завода ВЭФ, в которой я работаю корреспондентом, каждый раз тяжело вздыхает, подписывая приказ об учебном отпуске.

Поднимает на меня глаза, изображая строгий взгляд.

— В конце концов, был у твоей бабушки роман с Лениным? Или нет? Ты хоть письма вождя к ней читала?

Я смотрю растерянно. Мне это даже в голову не приходило. У меня есть свой собственный роман, и это важнее всего на свете.

От редактора не скроешь тени улыбки, которая при этой мысли появляется на моем лице.

— Ладно, иди, студентка. Чтобы прочитала письма Ленина к Инессе! И доложила: был роман или не было романа!

В первый же день занятий беру в факультетской библиотеке Полное собрание сочинений В.И. Ленина, 5-е издание. Только что вышло. Нахожу по оглавлению нашу фамилию, открываю том. Читаю. Разочарована.

«Ленин — И.Ф. Арманд

Послано из Цюриха в Кларан (Швейцария).

Между 19 и 27 февраля 1917 г.

Дорогой друг! Посылаю Вам листок и очень прошу перевести его на французский и на английский. Пожалуйста, переведите языком посильнее, краткими фразами. Пишите, пожалуйста, в 2 экземплярах на тонкой бумаге и пояснее, чтобы при наборе не было ошибок. Жму крепко руку. Ваш Ленин.

Р. S. Наде сегодня лучше, хотя еще в кровати. Кланяется Вам очень».

Какое скучное деловое письмо! Нет, подумала я. Не было у них романа. Так и буду впредь отвечать на все нескромные вопросы. Как же мне с детства досаждает это родство! Сколько от него неприятностей!

— Арманд, иди к доске! — вызывала учительница.

Я покорно шла, долго маялась над уравнениями и формулами. Получала свой законный трояк и слышала вслед ворчание: «Бабушка твоя, Инесса Арманд, личность историческая, знаменитая, но ты в математике не сильна!»

Я уже привыкла, что, ругая меня, учителя обязательно ссылаются на мое родство с Инессой. Будто бы я должна равняться на нее, как на знамя. И только одна из них поощряет меня похвалой. Учительница литературы. Галина Моисеевна Ошуркова читает мои сочинения во всех параллельных классах. Коллегам говорит:

— Эта девочка прекрасно пишет! А что вы хотите, она же из семьи Инессы Арманд!

В МГУ на экзамене по истории КПСС на меня с радостным ожиданием поднимает глаза преподавательница, известная своим крутым нравом:

— Арманд! Какая у вас революционная фамилия! Уж не родня ли Инессе Федоровне?

После моего ответа по билету — трояк, сердитый взгляд и замечание:

— Вы — потомок Инессы Арманд, должны были бы потрудиться и лучше выучить историю партии, у истоков основания которой стояла ваша бабушка!

Я не могу признаться этому свирепому доценту, что каждый раз, зазубривая историю КПСС, засыпаю ровно на десятой минуте занятий.

Муж во время нашей ссоры:

— Я думал, что ты — внучка Инессы — окажешься необыкновенной женщиной! А ты — такая же, как все!

В роддоме:

— Арманд. Какая у вас историческая фамилия... вы родственница Инессы Арманд? Дышите глубже... Еще... А правда, что ваша бабушка была любовницей Ленина?

Ну выдаете, уважаемый акушер-гинеколог! Нашли о чем спрашивать страдающую от боли роженицу!

И вот так всегда. Услышав фамилию, от меня ждали чего-то необыкновенного. Я бы охотно сменила ее на другую, но отец просил этого не делать. Я ему пообещала. И вот расплата: по жизни я часто испытываю острую неловкость от того, что должна отвечать за свое родство с двоюродной бабушкой, которая умерла за тридцать лет до моего рождения. Представления об этой родственнице у меня в юности не сложилось никакого. Когда вспоминали Инессу Федоровну в разговоре, это имя ассоциировалось у меня с красивым домом на Манежной улице в Москве, где у входной двери в подъезд висит мемориальная доска. Здесь жила Инесса Арманд. В этом доме временами жил и мой папа после того, как в наш дом на Воздвиженке попала бомба. Он очень дружил со своими двоюродными братьями и сестрами.

Иногда летом в Ригу приезжала из Москвы папина двоюродная сестра Варвара Александровна — дочь Инессы. Они были ровесниками и дружили с детства. Мы всегда встречали ее на вокзале с букетом цветов. Тетя Варя выделялась из общей толпы своим черным экстравагантным беретом. Обычно она останавливалась в Доме художника на Рижском взморье. Мы жили на государственной даче неподалеку. Тетя Варя с утра уходила на море и пропадала там целый день со своим этюдником. Вечерами пили чай у нас на веранде. На столе стояли вазочки с черносмородинным желе и тарелка с маленькими бисквитными пирожными, которые таяли во рту. «У вас здесь прямо Европа!» — констатировала Варвара Александровна.

Она знала, о чем говорила. Вместе с отцом, братьями и сестрой, иногда вместе с моей бабушкой Рене и моим маленьким папой ей не раз приходилось ездить во Францию или Швейцарию, чтобы повидаться с матерью, которая была вынуждена жить в эмиграции.

Варвара Александровна была молчалива. Позднее я узнала, что, когда Инессу впервые арестовали на глазах у испуганных детей, она шепнула им: «Молчите, не болтайте, кто у нас тут бывает!» Варя запомнила этот материнский наказ раз и навсегда. И только в конце 1960-х гг. Варвара Александровна кое-что поведала для истории.

Рассказала, как в детстве оказалась в тюремной камере. Перед Рождеством 1907 г. ее отец Александр Евгеньевич, знавший из писем Инессы, как она отчаянно тоскует по детям, добился разрешения тюремного начальства на свидание заключенной с их шестилетней дочерью Варей. Более того, девочку разрешили привести прямо в камеру. Узнав об этом, соседки Инессы правдами и неправдами добились, чтобы им поставили елку. Рождественское деревце они украсили своими нательными крестиками. Когда девочку привели в узилище, женщины прослезились. Они ласково говорили с Варей, рассказывали, какая хорошая у нее мама, и убеждали, что уже скоро она вернется домой. А сама Инесса на прощание сказала дочери:

— Расскажи всем нашим, что в тюрьме сидят не только воры и бандиты. Ты видишь