Конан в цитадели мрака - Джон Робертс

Загобал осмотрел тело и убедился, что все именно так.

— Пять стражников наповал? — осведомился он.

— Ага, и еще тюремщик, — подтвердил первый стражник. — У этого сломана шея.

Глава вторая

— Теперь недалеко, — сказал Конан.

— Надеюсь, ты прав, — пробормотал Осман, поморщившись от боли в заднице. Беззаботная жизнь городского вора никак не подготовила его к тяжелому существованию в седле.

Их окружала сухая, бесплодная равнина, не слишком отличающаяся от пустыни, что расстилалась южнее. Разве что взамен песчаных барханов здесь преобладали громадные валуны, растительность же ограничивалась низкорослым кустарником. Тропы, блуждающие меж валунов и утесов, образовывали подобие лабиринта, и нигде не открывалась перспектива дальше чем за несколько десятков шагов. Это было идеальное прибежище для разбойников.

Беглым взглядом Конан окинул нависающий скалистый утес.

— Негодяи совсем без меня распустились, — сказал он. — На верхушке вон той скалы должен был быть часовой. Человек может лежать там на пузе, как ящерица, и мимо него мышь не проскочит.

Еще несколько минут они скакали, вступив в ущелье, образованное нависающими утесами, так что чистое голубое небо над головами казалось узкой лентой. Внезапно тропа оборвалась, и всадники очутились в небольшом каньоне, в центре которого бил ключ. Ручей бежал в пруд, а куда уходила вода оттуда, видно не было. В воздухе явственно ощущался запах дыма. Пара десятков мужчин, сидевших вокруг костра, вскочила на ноги при виде незваных гостей.

Компания была самая разношерстная: туранцы, иранистанцы, представители полудюжины степных племен, что обитали в пустынях к югу от Кофа и Турана. Это было сборище негодяев, повсюду объявленных вне закона: мрачные, покрытые шрамами, многие заклеймены палачом. Не один из них поплатился за воровство укороченной рукой. Они неуверенно поглядывали на вновь прибывших, все, кроме двоих, что по-прежнему сидели на корточках у огня. Эти двое взирали с неприкрытой злобой и неприязнью.

— Эй, негодяи! — воскликнул киммериец. — Скверный прием вы оказываете своему старому товарищу, вырвавшемуся из лап смерти! — Он спешился и с важным видом прошествовал к огню. — Знаю, знаю. Вы так очумели от радости, что не знаете, как выразить ее словами. — Он оглядел их всех, но каждый отводил глаза, стараясь не встречаться с этим львиным взором.

Ноздри Конана расширились, он с шумом втянул в себя воздух:

— Клянусь Сетом, чую, готовится обед! Как долго у меня не было нормальной человеческой еды!

Он подошел к огню, и прочие отпрянули, дабы освободить ему место. Над углями жарилась парочка упитанных молодых газелей, вокруг струился божественный аромат. Два омерзительных типа взирали на Конана поверх подрумянившихся туш. Конан ухмыльнулся им, вытащил кинжал и отрезал щедрый ломоть дымящегося мяса.

— Аргун, как приятно снова увидеть твою кислую рожу. И рядом, как обычно, твой прихлебатель Касим. — Сильными белыми зубами киммериец оторвал кусок мяса, прожевал и проглотил. — Я уж почти начинаю думать, что вы не рады видеть меня живым.

Один из мужчин встал. Его раздвоенная бородка концами топорщилась вперед и была окрашена яркокрасным.

— Дела не те, что были, Конан. Тебя сцапали, как последнего дурака, такой не может оставаться нашим атаманом. — Он махнул в сторону человека, который, не сводя глаз с Конана, медленно вставал рядом со своим товарищем. — Аргун теперь наш главарь. Он стоит двоих таких, как ты, северный дикарь!

— Именно, — произнес второй, большая и сильная скотина, облаченная в испачканную кровью кожу; его лицо все было испещрено шрамами. — Если ты собираешься остаться с нами, то будешь обычным членом шайки. Теперь я главный. — Он свирепо выпятил челюсть, рука его лежала на рукояти короткого кривого меча.

— Так ли это? — произнес Конан убийственно спокойным тоном. — Я наслаждался гостеприимством вице-короля, не больше. Это ничего не меняет.

— Если ты так думаешь, — проговорил Аргун, — ты — покойник.

Он принялся вытаскивать меч, но раньше, чем лезвие покинуло ножны, киммериец молниеносно, как тигр, перепрыгнул через костер и вонзил кинжал в пах негодяя. Неумолимо закручивая искривленное острие, он вспарывал живот, пока лезвие не уткнулось в позвоночник. Лишь единожды вскрикнув, Аргун, теряя внутренности, повалился прямо в костер.

Касим, ошеломленный столь внезапной и дикой яростью, пустился бежать, но не успел сделать и нескольких шагов, как киммериец прыгнул на него, мощными руками обвил шею противника и рванул в противоположные стороны. Последовал треск — и неожиданно раздвоенная красная бородка Касима уже топорщилась над его спиной. Глаза его выпучились с застывшим в них недоумением, и последний взгляд в мир смертных явил ему лицо Конана, ухмыляющееся над его собственным. Конан поднял упавшее тело и швырнул его в воду. Затем он подошел к обгоревшему трупу Аргуна и выдернул кинжал из развороченного позвоночника, вытер лезвие о грязные кожаные одежды, запачкав их еще больше. Он снова отрезал себе кусок мяса и принялся за еду.

— Все удовлетворены? — прорычал он, набив себе полный рот нежной плотью газели.

— Как хорошо снова видеть тебя! — закричал одноглазый туранец по имени Убо.

— Воистину! Мы все надеялись, что ты вернешься к нам, Конан, — произнес другой, а остальные принялись соглашаться, что именно так оно и было. Один из обитателей пустынь залез в пруд и выволок тело несчастного Касима.

— Позор на твою голову, Конан, — проворчал он. — Великое святотатство — осквернить проточную воду. — И он стал выжимать полы своего коричнево-черного полосатого халата.

— Ручаюсь, что эта падаль не сделала воду слаще, Ауда, — сказал Конан. — Но они взбесили меня, и я потерял самообладание. Ребята, это мой друг Осман. Его заслуга, что я вылез из темницы, а потому он теперь с нами.

Разбойники радушно приветствовали Османа, но разглядывали его оценивающе. Он подошел к Конану:

— После того как однажды я видел тебя в деле, я понимал, что произойдет. Но меня удивило, как они посмели бросить тебе вызов, зная, что ты за человек.

— Хм! — презрительно фыркнул Конан, обгладывая ребрышко. Он огляделся и, понизив голос, сказал: — Эти псы? У них разум животных. Приходится ежедневно объяснять им, кто есть кто. Довольно скоро они забудут тех двоих, и опять кто-нибудь возомнит себя главным. И тогда все повторится сначала. Как видишь, только так можно поступать с ними, быстро и решительно, прежде чем неповиновение выплеснется из берегов.