Викиликс. Откуда НАТО нападет на Россию - Вадим Воловой

Однако практическая политика государства может опираться лишь на сильные национальные чувства. Считается, что они должны иметь большое распространение в массах и так называемую историческую подкладку. Классики геополитики полагали, что наиболее сильными государствами будут те, где политическая идея проникает государственный организм до последней его структурной части. В современной России эту идею называют национальной (правда, поиски ее ни к чему позитивному так и не привели). Заметим, государствообразующему народу России длительное время отказывали (да и сегодня отказывают) в признании его национальных чувств.

Если не учитывать этого факта, новая доктрина не будет иметь национального характера и выражать глубинных национальных интересов. В итоге доктринальное творчество военачальников может завершиться обновленным вариантом предыдущей «маниловщины».

И так будет непременно, если учесть, как понимает национальные интересы государства начальник Генерального штаба. Цитируем: «…конечно, вполне естественно, что и у Российской Федерации, как и у других государств, существуют постоянные, я бы назвал их даже базовыми, национальные интересы. Их основу составляют государственный суверенитет, территориальная целостность, социально-политическая стабильность общества, стратегическая стабильность в системе мирового сообщества, свободный доступ к жизненно важным экономическим и стратегическим зонам и коммуникациям».

Или же руководитель российского «мозга армии» убежден, что «…на национальном, государственном уровне важнейший национальный интерес состоит в становлении и развитии Российского государства как экономически мощного, социально ориентированного на удовлетворение потребностей и чаяний всех народов и народностей нашей многонациональной страны, всех социальных групп».

Это все, конечно, правильно. Слова верные. Однако подобные «интересы» присущи любому государству мира – от Гондураса до Сингапура. Какую-то дельную военную политику на них выстроить нельзя (и это мы более чем наглядно наблюдаем сегодня). А что же относится к глубинным национальным интересам? Подскажем начальнику Генерального штаба хотя два примера – исторический и современный.

В частности, борьба России в XVIII—XIX веках за выходы к Балтийскому и Черному морям выражала глубинные национальные интересы российского народа. Во многом именно этот фактор лежал в основе внешней и внутренней политики государства (и военного строительства в частности).

Или же: Индия сегодня заинтересована в том, чтобы иметь могучий и современный флот (в том числе и с авианосцами). И в этом заключается глубинный национальный интерес индийской нации. Если для Дели будут перекрыты морские пути поступления углеводородного сырья, страну постигнет катастрофа. Обеспечить безопасность транзита топлива без флота невозможно. Иными словами, любой гражданин Индии знает, что каждая рупия, вложенная в строительство и закупку боевых кораблей, отражает и его личный, кровный интерес.

Вот такие могут быть (для примера) национальные интересы.

А у нас? Даже приверженцам нынешнего политического курса становится ясно, что стратегические цели внешней политики Российского государства до сих пор не определены. Для российского общества непонятны (и неочевидны) принципы выстраивания дружбы (вражды) с ближним и дальним зарубежьем. Помимо этого, фиксируют аналитики, наметился огромный разрыв между внутренним представлением России о себе и тем, какой она воспринимается окружающим миром. Совершенно очевидно, что дельной военной политики в такой обстановке никак не выстроить.

Яркое свидетельство тому – ежегодные выступления Верховного главнокомандования России перед высшим руководящим составом Вооруженных сил, в которых дается видение ближайшего будущего Вооруженных сил.

Если бы на основе таких посылов строили свою армию Петр I и Екатерина II, можно не сомневаться, Нарвы и Измаила нам было бы не видать, как своих ушей. Царь-реформатор прекрасно знал, что он хочет от своей армии, какие цели и задачи перед ней стоят и каким образом их достигать и решать. Принимая во внимание сегодняшнее состояние дел, можно с достаточными на то основаниями утверждать – никакой дельной доктрины при таких исходных данных не получится.

Российские военачальники, рассуждая об основах военной доктрины, считают целесообразным начинать процесс ее обновления с анализа характера современных угроз для безопасности России и, соответственно, вытекающих из них оборонных задач. Можно сказать, рассуждения о том, когда совершенно отвлеченные от реальной политики «опасности» начинают перерастать в не менее мифические «угрозы», составляют любимый конек в анализах обстановки наших генералов.

В частности, начальник Генерального штаба утверждает: «…в Минобороны видение угроз военной безопасности РФ и задачи Вооруженным Силам на обозримую перспективу сформулированы на основе комплексной оценки военно-политической и военно-стратегической обстановки в мире».

На практике это производится следующим образом. В военном ведомстве дается оценка военно-политической обстановке в мире на вполне конкретную дату. Далее принимается гипотеза о равномерном и прямолинейном характере развития этой обстановки на ближайшие 15—20 лет (или, как сказал начальник Генштаба, – на обозримую перспективу). К слову говоря, примерно столько проходит времени от момента формулировки целей и задач военного строительства до достижения первых конкретных результатов. Механизм Вооруженных сил весьма и весьма инерционен.

Однако в гипотезе прямолинейного и равномерного характера развития обстановки в мире (генералы, наверное, и не подозревают, что кладут в основание своих рассуждений именно эту гипотезу) с самого начала заложена принципиальная ошибка, которая очень может дорого стоить государству. Механизм, лежащий в основе исторического процесса, на самом деле несравненно глубже, чем представляется нашим военачальникам.

Самые серьезные современные мыслители давно заключили, что не существует какого-либо осмысленного порядка в движении исторического процесса. Имеющийся опыт подсказывает специалистам (за исключением российских военачальников), что в будущем нас ждут новые и пока еще абсолютно не прогнозируемые ужасы.

Иными словами, в развитии военно-политической обстановки в мире нет ни сюжета, ни ритма, ни какой-нибудь гармонии или стройной системы. Принимать за основу гипотезу прямолинейного и равномерного развития обстановки, как это делает российский Генштаб, – совершать грубую ошибку идеологического плана.

Скажем, если сравнить анализ обстановки, сделанный российским «мозгом армии» в августе 2001 г. и положить рядом такой же документ, но изготовленный, скажем, в октябре того же года, то можно будет легко заметить, что это два совершенно разных прогноза. Причина проста – обстановка в мире скачкообразно и непрогнозируемо изменилась. Что в недалеком будущем, после 11 сентября 2001 г., ВС США будут играть в Афганистане роль 40-й армии ВС СССР, предположить ни один аналитик ГРУ ГШ, естественно, не смог. Для этого надо быть, по меньшей мере, пророком. И даже если безвестный аналитик ГРУ ГШ был бы таковым, кто бы поверил его прогнозам в руководстве Вооруженных сил? Нет прецедента, нет и анализа.

Другой пример. ВМФ СССР был создан только на основе противостояния на морях с США (и в основе строительства отечественного флота лежала гипотеза о «прямолинейном и равномерном» ухудшении отношений между двумя странами). Однако в 1991 г. вновь произошло скачкообразное изменение военно-политической обстановки. А флот не может и сегодня решать никаких других задач, кроме противоборства на морях с ВМС США (точнее, сегодня он уже почти никаких задач решать не может). ВМФ, как известно, и за двадцать лет не переориентируешь на решение других оперативно-стратегических задач. Слишком велика инерция. Отсюда и перманентные разговоры о «сбалансированном» флоте.

Поэтому расписывать в доктринальном документе, рассчитанном на более чем длительную перспективу, военно-политическую обстановку – ошибка принципиального, идеологического плана. Это даже хуже, чем ошибка, – преступление. И строить на этом анализе армию и флот нельзя. Прогнозы даже на более короткие сроки могут быть кардинально ошибочными.

Что же делать? Ответ очевиден: строить современную армию с учетом последних достижений военной мысли, науки и техники. Угрозы для нее в любом случае найдутся. Надо четко и конкретно определиться, что надо государству. Разберем это на примере Дальней авиации (одного из признаков великой державы, заметим). К примеру: сколько нужно тяжелых бомбардировщиков и каких; сколько самолетов-заправщиков; какое вооружение иметь для СБ; как их дислоцировать (с учетом многовариантности их действий); сколько нужно топлива для обеспечения полноценной оперативной и боевой подготовки ДА?