Корабль Иштар - Абрахам Меррит

Теперь Кентон нашел нужные слова.

— Шарейн, — смело сказал он, — у меня есть послание для тебя. Это правда, а наш повелитель Набу — бог правды, поэтому послание должно быть от него. Но прежде чем я сообщу его тебе, расскажи мне — что это за корабль?

— Что за корабль? — Она откинулась, теперь все ее лицо выражало недоверие. — Но если ты действительно от Набу, ты должен это знать!

— Не знаю, — ответил он. — Не знаю даже значения того послания, которое несу, — расшифровать его должна ты. Но я здесь, на корабле, перед тобой. И своими ушами я слышал приказ — приказ самого Набу — я не должен говорить, пока ты не расскажешь мне, что это за корабль.

Некоторое время она стояла, разглядывая его, изучая.

— Неисповедимы пути богов, — вздохнула она наконец. — Трудно их понять. Но — я повинуюсь.

Глава IV

Грех Зарпанит

Шарейн опустилась на диван и поманила Кентона к себе. Положила руку ему на сердце. Сердце забилось от ее прикосновения, она почувствовала это и слегка отодвинулась, улыбаясь, глядя на него сквозь полуприкрытые загнутые ресницы. Подогнула под себя стройные ноги в сандалиях, зажала белые руки меж круглых коленей. А когда заговорила, голос ее звучал негромко, музыкально.

— Грех Зарпанит; рассказ о ее прегрешении против Иштар; Иштар — могучей богини, матери богов и людей, повелительницы неба и земли, — которая любила ее.

Главной жрицей Иштар в ее Большом доме в Уруке была Зарпанит. Кадишу, святая, была она. А я, Шарейн, родом из Вавилона, стояла к ней ближе всего; ее главная помощница; она любила меня, как ее любила Иштар. Через Зарпанит богиня давала свои советы и предупреждения, награждала и наказывала — королей и простых людей. В теле Зарпанит приходила богиня в свой храм, видела глазами Зарпанит, говорила ее устами.

Храм, в котором мы жили, назывался Домом семи богов. В нем было святилище Сина, бога богов, живущего на Луне; Шамана, сына Сина, чей дом на Солнце; Набу, повелителя мудрости; Ниниба, повелителя войн; Нергала, Темного безрогого, правителя мертвых; и Бела-Мардука, великого повелителя. Но прежде всего это был дом Иштар, здесь она была в своем праве — ее храм был ее святым домом.

Из Гутава, на севере, из храма, в котором Темный Нергал правил так же, как в Уруке правила Иштар, приехал в дом семих богов жрец, чтобы стать главным жрецом храма Нергала. Звали его Алусар — и как Зарпанит была близка к Иштар, так он был близок к Нергалу. Нергал проявлял себя через Алусара, говорил через него и временами жил в нем, как жила иногда в Зарпанит Иштар. Вместе с Алусаром прибыла свита жрецов, и среди них это порождение слизи Нергала — Кланет. Кланет был так же близок к Алусару, как я — к Зарпанит.

Шарейн подняла голову и сузившимися глазами посмотрела на Кентона.

— Я узнала тебя! — воскликнула она. — Ты недавно лежал на корабле и следил за моей борьбой с Кланетом. Я узнала тебя, хоть тогда на тебе не было этого плаща и меча; и ты исчез, когда я смотрела на тебя.

Кентон улыбнулся ей.

— У тебя было испуганное лицо, — сказала она. — Ты смотрел на меня испуганными глазами — и бежал!

Она привстала; он видел, что ее вновь охватило сомнение; презрение в ее голосе вызвало в нем вспышку гнева.

— Я был тот человек, — сказал он. — И не моя вина, что я исчез. Я вернулся, как только смог. И твои глаза обманули тебя. Никогда больше не думай, что я тебя боюсь! Посмотри мне в глаза! — яростно сказал он.

Она смотрела — долго; вздохнула и отклонилась, снова вздохнула и качнулась к нему томно. Его руки обхватили ее.

— Довольно, — она отвела их. — Я не тороплюсь читать в глазах незнакомцев. Но беру свои слова назад — ты не боялся. И не сбежал! Теперь я в тебе не буду сомневаться. Да будет так!

— Между Иштар и Нергалом, — продолжала она прерванный рассказ, — существуют и всегда должны существовать ненависть и борьба. Потому что Иштар — созидательница жизни, а Нергал — ее уничтожитель. Она возлюбленная добра, он возлюбленный зла. И как же можно соединить небо и ад, жизнь и смерть, добро и зло?

Да, жрица повелительницы жизни полюбила Алусара, жреца повелителя смерти. Ее любовь была ярким пламенем, в котором она видела его и только его. Будь Зарпанит самой Иштар, она ради Алусара пошла бы в жилище мертвых, как поступила богиня ради своего возлюбленного Таммуза, — чтобы забрать его оттуда или жить там с ним.

Да, даже жить с ним там, в холодной тьме, где медленно передвигаются мертвые, перекликаясь слабыми птичьими голосами. В холоде царства Нергала, в скудости его жилища, в черноте его города, где самая глубокая тень земли, как солнечный луч, Зарпанит была бы счастлива — зная, что она с Алусаром.

Так сильно она любила его!

Я помогала ей в ее любви — ради любви к ней, — шептала Шарейн. — Но Кланет всегда был рядом с Алусаром, ожидая шанса предать его и самому занять его место. А Алусар верил ему. И вот настала ночь…

Шарейн замолчала, лицо ее казалось изможденным от ужаса воспоминаний.

— Настала ночь… ночь, когда Алусар лежал с Зарпанит… в ее комнате. Он обнимал ее… она обнимала его… губы их соприкасались…

И в эту ночь спустилась с неба Иштар и вселилась в нее!..

И в то же мгновение из своего темного города явился Нергал… и вселился в Алусара…

И в объятиях друг друга, глядя друг другу в глаза, охваченные огнем смертной любви… были… Иштар и Нергал… небо и ад… душа жизни слилась с душой смерти!

Шарейн задрожала и заплакала, прошли долгие минуты, прежде чем она снова смогла заговорить.

— И тут же двое обнявшихся были оторваны друг от друга. Мы были подхвачены ураганом, ослеплены молниями, обожжены и избиты о стены. А когда пришли в себя, вокруг были все жрецы и жрицы всех семи храмов. И грех перестал быть тайной!

Да, и даже если бы Иштар и Нергал… не встретились… грех все равно стал бы известен. Потому, что Кланет, который должен был стоять на страже, предал их и привел всю свору.

Да будет проклят Кланет! — Шарейн высоко подняла руки, и ее ненависть ударила Кентона, как языком пламени, — Пусть Кланет вечно ползает слепой в холодной черноте жилища Нергала! Но богиня Иштар! Гневная Иштар! Отдай сначала его мне, чтобы я сама послала его туда!

Глава V

Как рассудили боги

— Некоторое время, — продолжала Шарейн, — мы лежали во тьме, Зарпанит и я, а об Алусаре мы ничего не знали. Велик был грех этих двоих, и я разделяла его. Долго пришлось нам ждать решения своей судьбы. Я, как могла утешала ее — я ее любила и о себе не думала, а сердце ее готово было разбиться: она ведь ничего не знала о, нем, том, которого любила.