Фантом - Николай Лузан

В те декабрьские дни незалежна Украина напоминала готовый вот-вот взорваться от накала политических страстей котел. Киев с утра и до поздней ночи сотрясали яростные митинговые страсти, а центр — майдан превратился в главную сценическую площадку. За последнее время здесь успело засветиться немало западных политических звезд. Самый крутой «польский шахтер» Лех Валенса сладко «напевал» хлопцам и дивчинам о будущем «счастливом браке» Украины с сытой Европой. Главный ее «миротворец» Хавьер Солана, похоронивший под ковровыми бомбардировками половину Югославии, сулил ей «натовский зонтик».

Вслед за ними не преминули отметиться совсем уже «оправевший» борец за «демократию» Борис Немцов и вездесущая Ирина Хакамада. А затем рванула на эту «всеукраинскую сцену» неугомонная «Верка Сердючка», но «ее» некстати прорезавшийся московский акцент пробудил подозрения у ревнителей украинской мовы, и «она» безнадежно застряла на границе.

Прошедший день мало чем отличался от предыдущих. С раннего утра горластые дивчины и хлопцы, разогретые щедрыми «западными чаевыми», принялись заводить сонно зевавшую массовку. Лениво покрикивая: «Москаль, на Украину зубы не скаль!», «Наше сало — не пропало!», «Пидэм в НАТО — жить богато!» — толпа в ритуальном танце двинулась по кругу.

Так продолжалось до обеда. С появлением на майдане дымящихся котлов с аппетитно пахнущим борщом и рождественских наборов, завозившихся фурами из Польши, революционный пыл «оранжевых» бойцов и сотников быстро угас. Загрузившись под завязку, они расползлись по палаткам, и на площади воцарилась благостная тишина.

Спустя час ее нарушил гул десятков мощных моторов — это вереница автобусов, битком набитых новыми, изголодавшимися по западной халяве, «оранжистами» подтянулась к площади, и она снова ожила. На трибуне тоже произошло движение, вспыхнули мощные прожекторы, на подмостках появились «гусляры» и волнами тяжелого рока обрушились на эту всеукраинскую тусовку.

В какой-то момент на последнем аккорде с надрывом всхлипнула и затихла бас-гитара, и наступившую тишину нарушил веселый скрип. Это по расшатанным ступенькам, дружески похлопывая по плечам забившуюся в восторженном экстазе массовку, поднялись на трибуну исполненные собственной значимости «оранжевые вожди» — Ющенко с Тимошенко, и началось действо.

Больше двух часов длился этот расписанный заокеанскими режиссерами спектакль, и, когда он подошел к концу, его главные актеры — Король майдана под ручку с Газовой принцессой, сияя улыбками победителей, под восторженный рев толпы покинули трибуну. Через минуту в морозном мареве о них напоминали лишь сизый дымок и едкий запах выхлопных газов. Вслед за ними, уставшая и охрипшая от криков, массовка потянулась к станциям метро. Наступило время нищих и бомжей. Выбравшись из зловонных нор, они расползлись по мусорным отвалам, спеша урвать кусочек «западной халявы», которая подобно манне небесной сыпалась на головы давно потерявшей разум толпы.

Киев ненадолго погрузился в полуобморочную дрему, и только из-за плотно зашторенных окон американского и польского посольств кое-где пробивались слабые полоски света. Там, в тиши кабинетов за толстыми бронированными дверьми, под мощным электронным экраном, защищавшим от невидимых щупальцев русской разведки, сотрудники посольских резидентур корпели над сценарием очередного дня «оранжевой революции». Далеко за полночь они разъехались по конспиративным квартирам, где их ждали услужливые конфиденты, жаждавшие не столько «революции», сколько очередной порции маняще хрустящей «капусты».

Прошедшая ночь, несмотря на вчерашний накал страстей на майдане, не потрясла жизнь столицы Украины. Перси, под затихающий грохот колонны автобусов, направлявшейся к «полю боя», закончил зарядку и потом несколько минут простоял под холодным душем. Он следил за собой и в свои сорок шесть мог дать фору многим молодым. Покончив с туалетом, съев бутерброд с ветчиной и выпив горячего, приготовленного по-турецки, кофе, к которому пристрастился, когда работал в Тбилиси, спустился в гараж, сел за руль форда и отправился в посольство.

Помпезный особняк на фоне обветшавших бетонных коробок позднего советского ренессанса был виден издалека. Перси приехал одним из первых. Во дворе царила тишина. Она сопровождала его по безлюдным коридорам до самого кабинета, там на столе надрывался телефон. Звонил Ковальчук.

— Хэлло, Марк! Так ты нас ведешь в ресторан? — без предисловий начал он разговор.

— Хоть сейчас, скажи только Саливану, — в тон ему ответил Перси.

В трубке послышалось рычание, и потом зазвучала отборная брань. Дождавшись, когда у Ковальчука иссяк запал, он подтвердил:

— Все остается в силе. Вечером в «Гетмане». Кроме тебя явку прикрывают Николос и Джоан.

— Ну, хоть с ними повезло, — буркнул Ковальчук и поинтересовался: — Во сколько выдвигаемся?

— Раньше шести не имеет смысла.

— Как скажешь. Я готов работать с тобой круглые сутки.

— Спасибо, Генри! Я этим дорожу. Давай до вечера, — закончил разговор Перси и положил трубку.

Больше никто не беспокоил, и он, наконец, смог заняться отработкой справок и сообщений агентов, накопившихся за неделю.

В конце дня Саливан собрал совещание. На этот раз оно шло вяло и рутинно. Разработанный в Вашингтоне сценарий президентских выборов на Украине, рассчитанный на то, чтобы окончательно разрушить славянское единство, пока выполнялся без больших сбоев. Бешеные деньги и подкупленные на них политики вместе с агентами влияния делали свое дело.

Безнадежно «похилившаяся» власть пока еще президента Леонида Кучмы уже ничего не значила. Дело несчастного журналиста Гонгадзе, умело раскрученное «оранжевыми», смертельной удавкой сжималось на его горле. В этой ситуации ему было не до поддержки своего фаворита — премьера Януковича. Тот, оставшись один на один с оппозицией, предпринимал отчаянные попытки удержаться на плаву, но с каждым новым днем шансы на победу таяли, как мартовский снег под ярким весенним солнцем. «Оранжевым» осталось сделать всего одно усилие, чтобы спихнуть Януковича с политической сцены.

Саливан битых полчаса только и твердил об этом. Его монотонная нотация ничего другого, кроме недовольных гримас на лицах ветеранов — Перси, Ковальчука и Берда, не вызывала. Им осточертело слушать то, что и так было очевидно. Но Саливан, желая лишний раз покрасоваться перед желторотыми юнцами — Левицки, Динаром и первой красавицей резидентуры, рыжеволосой бестией Грей, продолжал долдонить о конспирации и стращал вездесущими агентами Москвы.

Менторский тон шефа все больше раздражал Перси. У него, прослужившего в разведке свыше двадцати лет и прошедшего через чистилище адовой агентурной работы в Москве, Варшаве, Белграде и Тбилиси, эта словесная жвачка давно уже навязла в зубах. Злость и зависть к Саливану мутной волной поднималась в нем, и было от чего.

После удачно проведенной операции в Тбилиси, когда резидентуре удалось спихнуть потерявшего политический нюх Шеварднадзе, не допустить к власти оказавшегося «бумажным» львом «аджарского князька» Абашидзе и ввести в президентский дворец Майкла-Бульдозера — Саакашвили, он в душе рассчитывал на повышение. Друзья уже поздравляли с успехом и намекали на должность резидента или, на худой конец, на «теплое местечко» в Лэнгли, но в последний момент все сорвалось. Завистники, тершиеся рядом с директором, посчитали, что с «худым концом» в Вашингтоне делать нечего, и сплавили его на Украину.

В Киеве ему пришлось тянуть лямку под началом очередного «паркетного резидента», чугунной задницей высидевшего себе должность в кабинетах Лэнгли и видевшего живого агента разве что в голливудских триллерах. Нахватавшись верхушек в разведке и поднаторев в написании докладных, Саливан возомнил себя новым Даллесом и не упускал случая потрепать шкуру таким «старикам», как он, Генри и Николос. Им, «съевшим не одну собаку» на оперативной работе и имевшим на своем счету не один десяток вербовок ценных агентов, и не в каком-то карманном Гондурасе, а в бывшем советском блоке, скрипя зубами, приходилось терпеть его мелочные придирки.

Саливан изредка бросал косые взгляды в их сторону и продолжал разглагольствовать. К концу совещания Перси так и подмывало выпалить в эту самодовольную рожу: «Выскочка! Что ты понимаешь в агентурной работе?! Самовлюбленный болван! Ты годишься только на то, чтобы рассказывать чужие шпионские сказки! Посмотрел бы я на тебя в настоящем деле, когда задница в мыле, а на хвосте сидит русская контрразведка. Это тебе не папуасы с пляжей Новой Гвинеи, где ты каждый год грел свое брюхо!»

Подавив вспышку неприязни к Саливану, Перси бросил нетерпеливый взгляд на часы. Стрелки показывали четверть седьмого. До явки с агентом Бульбой оставалось меньше трех часов. Прожженный журналюга — он, без разбора «мочивший» в своих статьях «прогнившую и коррумпированную власть», с полуслова понимал, что от него требовалось. Встречи с ним занимали не больше получаса. Слив очередной компромат и получив новое задание, Бульба, дотошно пересчитав полагающийся шпионский гонорар, спешил снова окунуться в кипящий интригами «котел украинской политической кухни», чтобы снять «жирный навар».