Журнал «Вокруг Света» №07 за 1991 год - Вокруг Света

Пропало море

Каждое путешествие на Дальний Восток для меня событие. Памятное плавание на веслах из устья Амура во Владивосток, пеший переход через Джугджур по следам писателя Гончарова, наконец, поиски якоря Беринга в разломах охотских предгорий. Кажется, достаточно, чтобы понять «лики Охотоморья», как любят говорить на Востоке. Но мне не хватало на этой прародине русского океанского мышления — так я именую Охотское море — его осколков, его Архипелага, его Шантарских островов. Дважды я видел, не боюсь высокопарности, эти изумрудные осколки, «утопающие» в синеве моря-окияна. Один раз с борта рейсового самолета, в другой раз с перевала на Джугджуре за двести верст. В том последнем случае мелькнула мысль, что стоял я в потоке самого чистого на земле воздуха. Оказаться там стало навязчивой мечтой, а вернее — насущной необходимостью.

В самом расположении Шантар — в западном углу сурового моря — есть какая-то притягивающая странность. Пышный зеленый оазис посреди кипящего сулоями приливов моря в обрамлении льдов, что не тают тут порой до нового ледостава — это вам не Канары, тоже по-своему «утопающие» и в зелени и в океане. Но и странное сходство тоже может найтись. Штудируя климат этого загадочного угла, чтобы выбрать наиболее благоприятный сезон для путешествия с попутным ветром, я наткнулся на поразительную связь Охотского моря с самым центром Тихого океана. Оказывается, все лето море накрыто потоком воздушных масс, несущихся от Гонолульского максимума в область пониженного давления над Восточной Сибирью. Не отсюда ли удивительная прозрачность атмосферы и «чудеса» в фауне и флоре?

Еще меня интересовали самые первые упоминания о Шантарах. Сенсация поджидала меня в обширном отчете А.Ф. Миддендорфа о путешествии на Север и Восток Сибири. Шантарами, оказывается, занимался в начале XVIII века сам российский император. Далекие, едва обозначенные на карте острова были на устах столичных вельмож. Разве не удивительно?

Не были равнодушны к островам учредители Российско-Американской компании. В самом деле, чем вести промысел на далеких Алеутских островах и в других местах Русской Америки, не проще ли отправить промышленников на Шантары? Как увидим в дальнейшем, компания предприняла изучение островов, картографирование их и основала на них первые постоянные поселения.

Почему Шантарские острова не жаловал Невельской, а еще раньше мимо них равнодушно проскочил Поярков? Кажется, объяснить несложно: попробуйте без мотора плавать по морю, где течения до 15 километров в час! Вообще удивительно, как русские мореходы справлялись с плаванием в Охотском море. Потому я старался найти следы моих предшественников в плавании к Шантарам. Среди немногих нужных мне книг в главной библиотеке страны попался пышный отчет о полувековом юбилее Русского Географического общества. Знаменитый вице-председатель общества Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский так разрешил мои сомнения насчет целей путешествия: «...изучать естественно-историческую, географическую и прочие физиономии России, особенно Азиатской ее части». Что ж, подумал я, это как раз то, что нужно. «Прочие физиономии» Шантар наверняка не изучены. Двусмысленность этих слов, их образность подстегивали поискать на «ликах Охотоморья» и гримасы и улыбки. Я уже был не прочь проверить себя на маршруте к Шантарам. После этого сами собой разрешились идея и цель похода: на утлом суденышке, «парусом и на гребах», как говорили в старину, добраться к Шантарскому морю. С некоторых пор название этого моря вдруг исчезло с морских карт и совсем не упоминается в лоциях. Согласитесь, заголовок «Пропало море» — неплохо смотрелся бы в Книге рекордов Гиннесса. Но мы решили совсем в духе времени попытаться его (море) отыскать и поставить на место...

Лодку, на которой я добывал такие же ощущения на Белом море, едва ли стоило тащить на Восток. Тут-то и пригодился сработанный моими друзьями по Обществу свободных путешественников надувной тримаран. Анатолий Акиньшин — капитан судна и его коллега с Воронежского завода электровакуумных приборов Владимир Неприков принялись с восторгом латать дыры на видавшем виды корабле. Поезд понес на себе баулы с резиной и дюралевым такелажем, а мы вскоре настигли свой багаж в Хабаровске и дальше на быстром «Метеоре» прошлись по Амуру, мысленно обгоняя скрипучие лодьи Василия Пояркова, и благополучно прибыли в славный город Николаевск-на-Амуре.

Есть в России города, отмеченные печатью равнодушия и крайней запущенности. Скверно отзывался Лермонтов о Тамани, кишащей контрабандистами. Откровенно бранил нижнеамурцев Чехов. «Самый вид заброшенного города совершенно отнимает охоту любоваться пейзажем». Забавно мне было читать тоненькую брошюру здешнего секретаря горкома. Автор всерьез обиделся на Чехова и еще на своего коллегу-градоначальника царского времени и вовсю расхваливал набережную города, «не уступающую по красоте (!) и протяженности лучшим приморским городам». Теперь нечто похожее неслось из динамиков стоявшего здесь туристского судна «Василий Поярков». Диктор-экскурсовод вовсю рекламировал «столицу» Нижнего Амура, явно используя пышное вранье из этой книжицы.

Лагерь свой мы раскинули на неуютных камнях в восточном углу отгороженной молом гавани. Здесь как раз заканчивалась «знаменитая» набережная. Ее увенчивали памятник Невельскому, горком партии, рынок, контора капитана порта и известное заведение с пятью деревянными вытяжными трубами. Четырехтрубная его часть предназначалась для мужчин, однотрубная — для женщин. Между собой его мы наименовали «крейсером». Не хотел бы заострять эту проблему и прослыть «специалистом», но заявляю, что подобные сооружения в России — это прежде всего признак жилого места и показатель того самого уровня социального развития общества, его культуры. Сколько разговоров было на эту тему. Поразительно, как это никто не догадался до сих пор прекратить экономить и начать сооружать эти общественные заведения раздельно. (Даже на знаменитых Кижах в пик наплыва туристов тянутся две очереди к пресловутому «пятистенку», где мужчины и женщины над общей бездной разделены лишь дощатой переборкой с дырами и щелями.) Этот реликт имеет множество других нюансов, о которых, должно быть, знает каждый. Думаю, что «крейсер» — дело рук матросов Невельского, основавшего Николаевский пост в 1853 году. Разумеется, были ремонты и перестройки, но исторически это «памятник» первому жилью россиян на Амуре. Зловонный угол дополнял сток от колонки. Кран этот у самого крыльца какой-то транспортной прокуратуры был для нас ближайшим источником чистой воды. Здесь умывались жильцы из общежития. Сюда заглядывали пассажиры с гремевшего музыкой теплохода, чтобы утолить жажду или помыть огурцы с местного рынка. Рядом за дебаркадером с туристским судном густо сеял тополиным пухом знаменитый мыс Куегда, с которого начинался город. Кажется, отсюда к матросским казармам Невельского стали добавляться деревянные дома горожан, размножились «крейсера» и в доказательство процветания добавились десятки блочных домов, гостиница, гудящая вентиляторами городская ТЭЦ...

И в прошлые посещения мне нравилось ходить по затененным длинным улицам города, протянувшимся по террасе вдоль Амура. Величие реки и исторических событий всегда согревало меня. Слепое обожание этого заброшенного и никому не нужного края вызывало боль и обиду за трудолюбивых и терпеливых людей. Но я никогда не мог смириться с мыслью, что места эти — рыбный и золотоносный Клондайк — напрочь обворованы нечистыми на руку ведомствами. Трудно себе представить размеры доходов местной горной и рыбной промышленности. И это никак не отразилось на лице города. Колониальное убожество и этот оскорбительный лагерный быт с выгребными ямами, полуразрушенные дома как будто бы свидетельствовали о пронесшейся здесь в давние времена золотой лихорадке. Увы, золото в амгуньских песках не иссякло, но печать разбойного пренебрежения к нуждам напрочь ограбленного населения видна здесь на каждом шагу...

Возможно, это традиция. В 1906 году при населении 7000 человек город имел 260 тысяч рублей дохода и... свыше 70 трактиров. «Это буквально город пьяниц», — свидетельствует современник. Впрочем, далее он перечисляет количество проходящих судов и грузов, из которых только 20 процентов (1 миллион пудов) российских и вчетверо больше иностранных. Да, было отчего запить.

Через пару дней, когда на мелководье среди десятков мертвых горбатых рыбин возник стройный силуэт нашего надувного «Охотска», нас посетил представитель капитана порта.

— Как у вас с разрешением на выход? — осведомился гость, мельком оглядывая нашу восьмиметровую надувнушку.

— Ждем наряд с пограничного КПП, добро из Владивостока получено.