Психолог - Джойс Кэри

- Боб, что ты мелешь? Бред какой-то. Билли в Малайе. И я ненавижу его всегда ненавидела. Ах, Боб, я и не думала, что ты бываешь так жесток, просто жесток!

И она зарыдала. Затем она возмутилась и упада в обморок. Д. испугался и срочно вызвал врача. Его врач был сельский врач старой закалки. Он ездил на допотопном форде, зато носил бриджи и охотился вместе с местными жителями в черном пальто. Но он не был настоящим охотником, и, хоть стрелять и удить он умел, он, в общем, пренебрегал охотой. Он на нее смотрел почти так же мрачно, как и на весь род человеческий. Когда он щупал пульс, он вздергивал брови, будто хотел сказать: "Боже, ну что за бессмыслица". Когда выстукивал грудь и говорил: "Скажите - "а-а", в этом "а-а" звучало у него явное осуждение. Его побаивались. Он пользовался огромной популярностью, особенно среди фермеров. Он кого угодно мог перепить. Старым доктором его называли не в отличие от молодого - других докторов не было в округе, - а просто в знак уважения.

Старый доктор спросил, что значит "срочно". Шею она что ли сломала? Или кровью исходит? Узнавши, что речь идет всего-навсего о тяжелом состоянии, он сказал "буду" и явился на другой день к завтраку. Он был в охотничьем снаряжении и заметил, что, славу богу, ему оказалось по пути к сборам. Он уделил Этте десять минут. Потом пошел к Д. и сказал:

- Ранняя стадия беременности. Ваша жена говорит - не может быть. Время покажет. А пока она молодцом. Беспокоиться нечего. - И он покосился на графинчик в буфете. Д. налил ему неразбавленного виски и сказал, что не может того быть, чтоб Этта была беременна, разве что на четвертом месяце.

Старый доктор пил виски. Он вздернул брови, поставил стакан и сказал:

- Нет, это никак. Вообще вопрос - беременна ли она. Может, я ошибаюсь. Время покажет.

- Вы наверняка ошибаетесь.

- Как думаете - будет дождь?

- Нет, я точно знаю, вы ошибаетесь.

- Если дождь, мне надо идти. Артрит. Ходил к специалисту, аж на Харли-стрит, а он мне: "Сам врач, должны понимать, против артрита ничего не пропишешь". Я говорю: "Да, но я надеялся". А он: "Против этого тоже ничего не пропишешь". Но я не засмеялся. Господи, да я эту находку еще в госпитале сорок лет назад слышал. Только столичная штучка теперь может ее себе позволять.

Д. об этой дискуссии Этте даже говорить не стал. Но месяц спустя обнаружилось, что доктор, кажется, не ошибся. Д. наконец набрался храбрости и напрямик спросил Этту. Она отвечала, что и в самом деле она, возможно, беременна.

- Но как же это возможно? - спросил Д. - Ведь тогда получается - ты на четвертом или на пятом месяце?

- Да. Странно. Но у Норы тоже было почти незаметно.

- Но это не от меня.

- Роберт! На что ты намекаешь?

Роберт намекал на Билли. Этта обиделась, возмутилась: Билли она всегда терпеть не могла. Потом она расплакалась и объявила, что хочет домой. Потом сказала, что нет, домой нельзя, мама может неверно понять, мама может не простить Роберту. Потом она снова возмутилась и спросила Роберта, как он смеет сомневаться в ее порядочности. Короче, Роберт понял, что она делает из него идиота. А он вовсе не хотел, чтоб из него делали идиота. Он, может, и не гений, но он знал точно, что ребенок не от него, совершенно не от него. К тому же он уперся в тупик, он понял наконец, куда идти дальше, и он вовсе не хотел снова оказаться в мучительной неизвестности. А потому он сказал кратко, что предпримет шаги. Этта отвечала, что если он имеет в виду развод, так ее родители ему не простят позора, а она опротестует иск и всем покажет, какой он изверг. Роберт на другой день уехал, якобы на прогулку. И отсутствовал семь месяцев.

Он выжидал, пока родится ребенок. А тогда горничные будут свидетельницами, что даты не сходятся, и Этта ничего не сможет опротестовать, и ей останется развестись спокойно и мирно. Ведь больше всего, как, наверно, догадалась Этта, он боялся суда. Выходить, давать показания - лысый старый муж молодой жены, и вдобавок муж обманутый, ревнивый, злобный муж. Смешной муж. И не просто смешной, но, в общем, достойный презрения. Люди, чего доброго, скажут - так ему и надо, не женись на молоденькой! Нет, суд - это просто немыслимо.

Тут вмешались В. Миссис В. написала, что Этта в отчаянии. Что она ему сделала? Почему он так обращается с ней - в ее положении? Она бог знает до чего себя доводит. Неужели он не боится ответственности?

Д. решил выложить им улики. Он написал своему адвокату, тот в ответ позвонил. Есть у него улики? Ах, только свидетельские показания горничных о датах совместного проживания. Ну, это ерунда. Неужели он не знает, что по английскому закону почти невозможно доказать внебрачность ребенка, рожденного в браке? Например, дело Кэнти против Кэнти касательно Кэнти, не говоря уж о Ро против Ро, До и Хупера.

Д. ничего этого не знал. Он изумился и, главное, растерялся. Что за дурацкий закон? Он исхудал, щеки ввалились, глаза вылупились. Он даже принял заказ на ковры для гостиниц себе в убыток. Он пошел к врачу, врач сказал, что дело дрянь, и порекомендовал лечь в больницу.

И в конце концов, его возмутила эта несправедливость, этот беспорядок в нашей кошмарной жизни. Он поехал домой. Он решил вышвырнуть Этту. По крайней мере отродье Билли не появится на свет под его крышей. А там уж он настоит на разъезде.

Но он чуть-чуть не рассчитал. Этта как раз уже рожала. Съехались все В., в том числе Нора и младшая, теперь восемнадцатилетняя. Она встретила его у него же на пороге и заявила, что в жизни ему не простит. Он разбил сердце Этты. Если она умрет, а она может умереть, пусть он считает себя убийцей.

Эта Сьюзи все детство прохохотала, а теперь взялась за греческий и политику. Зубрила и готовилась в Оксфорд. Она заделалась строгой моралисткой и считала, что женщина всегда права.

Но тут вышла Нора и поскорей перебила сестру, пока Роберт все еще подыскивал слова, чтобы выразить свое возмущение. Она нежно расцеловала его в обе щеки. В свои двадцать пять Нора выглядела не моложе, чем ее судовладелец. Она совсем расплылась, а волосы, по моде первометодистов, она стягивала в крошечный кукиш на затылке. Она совершенно не красилась и одевалась, как ее сестрицы это называли, в ризы. Короче, она стала умнейшей и прекраснейшей женой трудного, но зато возвышенного эгоиста, и тот ее не просто боготворил, но даже до известной степени ценил.

И вот, встретив зятя с теплотой, которая его несколько удивила, но и, так сказать, сдобрила, удобрила, что ли, она взяла его под руку, увлекла в сторонку и сказала, что об Этте он может не беспокоиться, она молодцом, особенно учитывая ее слабые нервы.

- И еще, Роберт, я хочу воспользоваться случаем и сказать, как мы вам благодарны, как безмерно благодарны за ваше благородство во всем этом ужасном происшествии. Да, я знаю насчет Билли - мы всегда его опасались. И когда он приехал в отпуск и Этта требовала свиданья с ним, мы боялись самого худшего. Она всегда с ума по нему сходила - хоть она терпеть его не могла. Нет, правда... - Нора почувствовала некоторую натяжку, поскорей подтвердила этот удивительный факт и, как опытная жена, тотчас поспешила дальше: - Нет, правда... да, так я о том, как изумительно вы поступили. Никто бы не мог лучше понять бедняжку Этту и вести себя умней. И поверьте, она это знает. Она все поняла. Вы никогда не раскаетесь в своей доброте к бедной девочке. Вы абсолютно спасли положение. Кажется, - тут она нежно улыбнулась, - я посмеивалась над вашей "психологией", но, поверьте, теперь я хвалю за нее Творца.

Роберт хотел было сказать, что Нора не совсем правильно его поняла, что он и не подумает прощать Этту, тем более признавать ребенка. Но тут у него произошел как бы сдвиг понятий, вроде того сдвига, который происходит, когда сплавщик разбивает затор. Вот оторвалось и поплыло одно из сваленных, спутанных бревен, вот поворачиваются к течению другие, с ним рядом, и тоже плывут, и за ними еще штук двадцать. Балки, торчавшие в разные стороны, как крокодилы на мели, вдруг вытягиваются вдоль реки. И вот уже бегут всей массой, стройно и споро, параллельными линиями, как в боевой готовности флот.

Так, буквально в полминуты, пока Нора краешком глаза следила за тем, какой эффект произвела ее речь, все понятия Д. - и это впервые за два года - вдруг обрели верный курс. Просто удивительно. Как сплавщик, достигнув берега после кое-каких щекотливых моментов, оглядывает всю работу и сознает, что сделал ее хорошо, так и он ощутил твердую почву под ногами, почувствовал себя в безопасности и порадовался своей выдержке и проворству.

Скромно, как водится у воспитанных людей, он отвечал Норе:

- Ну что вы, я ничего особенного не сделал. И разве я мог поступить иначе в подобных обстоятельствах?

- Вы могли бы испортить ей жизнь, - сказала Нора сухо. - И чуть не любой мужчина так бы и сделал. И поверьте, она прекрасно это сознает и никогда не забудет. И я тоже. Правда, вы вели себя... да, благородно, иначе не скажешь.