Рождественская вечеринка - Рекс Стаут

– Не имеете ли вы в виду, – резко спросила миссис Джером, – что нас всех подозревают? Что или мой сын находимся под подозрением?

Пэрли открыл было рот, но почти сразу захлопнул его. Ничего не попишешь – сталкиваясь с подобными дамочками, приходится давить свои порывы. Ясное дело – он собирался в ответ брякнуть: «Разумеется, черт побери!» Вместо этого ему пришлось со всей возможной кротостью заявить:

– Я хочу сказать только одно – мы должны непременно разыскать этого Санта Клауса, а уж потом посмотрим. Если окажется, что он ни при чем, нам придется продолжить розыск убийцы, и мы очень рассчитываем на вашу помощь. Уверен, что все вы готовы оказать нам посильную помощь. Не так ли, миссис Джером?

– Я бы с удовольствием помогла вам, но я ровным счетом ничего не знаю. Кроме одного: моего любимого и обожаемого друга больше нет в живых, а я вовсе не намерена терпеть ни угроз, ни оскорблений. А что вы такое сказали насчет яда?

– Это вам известно. Вас уже расспрашивали.

– Да, конечно, но что вы хотели сказать?

– Вы должны были уже и сами понять это из вопросов, что вам задавали. Врач, осматривавший тело, считает, что убийца использовал цианистый калий, и рассчитывает подтвердить свой вывод во время вскрытия. Эмиль Хетч пользуется цианистым калием, занимаясь чеканкой и гальванопокрытием, – в мастерской на нижнем этаже в шкафу стоит целая банка цианида, а в мастерскую из кабинета Боттвайля ведет винтовая лестница. Любой из тех, кто знал это, а также то, что Боттвайль держит целый ящик перно в своем шифоньере и что в ящике стола всегда стоит откупоренная бутылка, не мог даже мечтать о более удачном стечении обстоятельств. Четверо из вас признались в том, что знают и то и другое. Еще трое – миссис Джером, Лео Джером и Арчи Гудвин – признали, что знали про перно, но отрицают, что знали про цианистый калий. Поэтому…

– Это неправда! Она знала про цианистый калий!

Рука миссис Перри Портер Джером взлетела с колена сына, которое сжимала, и хлестко ударила Черри Квон по щеке. Лео Джером судорожно вцепился в руку матери и повис на ней. Альфред Кирнан вскочил, и мне даже показалось было, что он собирается разделаться с миссис Джером, но Марго Дики, разгадавшая его намерения, ухватила его за фалды пиджака и удержала. Черри прикрыла ладонью пострадавшую щеку и сидела, не раскрывая рта и не шевелясь.

– Сядьте на место, – приказал Стеббинс Кирнану. – И возьмите себя в руки. Мисс Квон, вы говорите, что миссис Джером знала про цианистый калий?

– Конечно, знала, – прочирикала мисс Квон, – Однажды в мастерской мистер Хетч в моем присутствии объяснил ей, как он им пользуется и какую осторожность соблюдает.

– Мистер Хетч? Вы подтверждаете…

– Ерунда! – отрезала миссис Джером. – Что из того, что он мне объяснил? Я давно и думать об этом забыла. Повторяю: я не потерплю никаких оскорблений!

Пэрли пристально посмотрел на нее.

– Послушайте, миссис Джером, если мы разыщем Санта Клауса и окажется, что он был знаком с Боттвайлем и имел основания его недолюбливать, то все может на этом закончиться. В противном же случае никому, включая вас, никакие разговоры про оскорбления не помогут. До сих пор, насколько мне известно, только один из вас солгал нам. Это вы. Это будет занесено в протокол. Учтите, что для любого из вас ложь обернется неприятностями, тогда как нам, как ни странно, это лишь на руку. На этом мы с вами расстанемся. Мистер Кирнан и мистер Хетч, эти люди, – Стеббинс указал на двух сыщиков, стоящих у него за спиной, – отвезут вас к прокурору. Остальные могут быть свободны – только не забывайте о моих словах. Гудвин, я хочу с тобой побеседовать.

Он уже со мной беседовал, но я не стал заострять на этом внимание. Кирнан же оказался менее уступчивым и сказал, что должен уйти последним, чтобы запереть все двери. Стеббинс не стал чинить ему препятствий. Все три женщины, Лео Джером, Стеббинс и я спустились на лифте, оставив сыщиков с Кирнаном и Хетчем наверху. Стоя на тротуаре, я проводил взглядом разбредавшихся по сторонам женщин и Лео Джерома, но признаков слежки не заметил. Снегопад по-прежнему не унимался – радостная перспектива для Рождества и уборщиков улиц. Возле тротуара поджидали две полицейские машины, и Пэрли, подойдя к одной из них и распахнув дверцу, кивком пригласил меня залезть внутрь.

– Если мне тоже предлагают прокатиться к прокурору, – возразил я, – то я хотел бы сперва поесть. Помню – как-то раз меня там чуть голодом не уморили.

– Окружной прокурор тебя не ждет, – ухмыльнулся Стеббинс. – Пока, во всяком случае. Я просто предлагаю тебе укрыться от снега.

– Это меняет дело, – согласился я и проскользнул внутрь, двигаясь подальше, чтобы освободить место для Пэрли. А места ему требовалось предостаточно. Взгромоздившись на сиденье, он захлопнул дверцу.

– Раз мы все равно сидим в машине, – предложил я, – почему бы нам заодно не прокатиться? По городу можешь не колесить – просто высади меня на Тридцать пятой улице.

Но Пэрли неожиданно заупрямился.

– Я не люблю разговаривать во время езды. Как, впрочем, и слушать. Что ты здесь делал сегодня?

– Я уже говорил. Развлекался. Пробовал три марки шампанского. Меня пригласила мисс Дики.

– Попробуй еще разок. Из всей компании ты – единственный посторонний. Почему? Для мисс Дики ты чем-то особенным не являешься. Она собиралась выйти замуж за Боттвайля. Итак, почему?

– Спроси у нее.

– Мы уже спрашивали. Она сказала, что особых причин приглашать тебя у нее не было. Еще добавила, что ты нравился Боттвайлю, да и остальные считали тебя за своего – с той поры, как ты разыскал для них какие-то гобелены. Говорила она сбивчиво, подбирая слова. К тому же, сам знаешь – всякий раз, как случается убийство, а ты оказываешься поблизости, мне любопытно знать – почему. Спрашиваю в последний раз.

Значит, она не стала упоминать про разрешение на бракосочетание. Молодец. Я бы с большим удовольствием слопал весь снег, выпавший в Нью-Йорке начиная с полудня, чем попытался объяснить происхождение этой бумажки сержанту Стеббинсу или инспектору Кремеру. Именно по этой причине я и перерыл корзинку для бумаг.

– Спасибо за доверие, – ответил я, – но злоупотреблять я им не стану. Я уже поведал тебе, как на духу, обо всем виденном и услышанном сегодня. (Тут я поневоле очутился в одной компании с миссис Джером, поскольку я умолчал о разговоре с Марго). И рассказал все, что знаю обо всех этих людях. Оставь меня в покое и отправляйся ловить своего убийцу.

– Я тебя знаю как облупленного, Гудвин.

– Да, и ты даже называл меня Арчи. Я свято лелею память об этом.

– Я тебя слишком хорошо знаю, – задумчиво произнес он. Его крупная голова на бычьей шее повернулась ко мне, и наши глаза встретились. – Не думаешь же ты, что я способен поверить в то, что этот парень удрал из комнаты, а ты его не заметил?

– Ерунда! Я сидел на полу, у меня на руках умирал человек, а все остальные сгрудились вокруг нас. Да ты и сам прекрасно знаешь, что несешь вздор. Не считаешь же ты меня сообщником убийцы.

– А я вовсе не говорил, что считаю тебя сообщником. Даже если Санта Клаус и был в перчатках – а зачем они ему понадобились, как не для того, чтобы не оставить отпечатков, – я не утверждаю, что он убийца. Но если тебе вдруг известно, кто он такой, то ты пытаешься по какой-то причине его выгородить и сейчас водишь нас за нос, что тогда?

– Тогда было бы скверно, согласен. Посоветуйся я с самим собой, я бы первый выступил против.

– Черт побери! – рявкнул Пэрли. – Ты знаешь его или нет?

– Нет.

– Ни ты, ни Вулф не приложили руки к тому, чтобы он появился там?

– Нет.

– Ладно, проваливай. А в управление тебя пригласят как пить дать.

– Надеюсь, что не сегодня. Устал как собака. – Я распахнул дверцу. – Мой адрес ты знаешь.

Я перепрыгнул через сугроб, а Пэрли запустил мотор и машина с ревом рванулась вперед.

Время для того, чтобы поймать свободное такси, было самое подходящее, но из-за чертова снегопада мне пришлось промерзнуть целых десять минут, прежде чем рядом ни притормозила желтая «канарейка». Когда мы подкатили к крыльцу нашего старого особнячка на Западной Тридцать пятой улице, было уже без восьми восемь.

Как и всегда, когда меня нет дома, дверь была на засове, так что мне пришлось звонить, чтобы Фриц открыл и впустил меня в дом. Я поинтересовался, вернулся ли Вулф, и Фриц ответил, что да, мол, – вернулся и изволит ужинать. Убрав шляпу на полку и повесив пальто, я полюбопытствовал, осталось ли хоть что-нибудь для меня, а Фриц серьезно ответил, что да, осталось, и даже очень много, и отступил в сторону, пропуская меня в столовую. Да, по манерам Фриц даст его очков вперед любому мажордому или дворецкому.

Вулф, рассевшийся в своем необъятном кресле за столом, поздоровался со мной – причем вполне нормально, даже не пролаял. Я ответил любезностью на любезность, сел на свое место, развернул на коленях салфетку и извинился за опоздание. Фриц принес мне теплую тарелку, судок с тушеными утятами и блюдо с картофелем, запеченным с грибами и сыром. Я, не скупясь, наложил себе изрядную порцию. Вулф спросил, идет ли еще снег, и я ответил, что да. Потом, проглотив несколько кусочков, я нарушил молчание сам: