Хочу все знать! - Эдуард Иванович Полянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лошадь покосилась на Негина и исчезла в его комнате.
— Пусть каждый ущипнет близстоящего соседа, — сказал Бордюров. — Не снится ли нам кошмарный сон?
И он ущипнул домашнюю хозяйку Милу, находящуюся с ним в натянутых отношениях.
Мила, несмотря на поздний час, нашла в себе силы охарактеризовать Бордюрова с некоторых сторон.
— Нет, это не кошмарный сон, — внимательно выслушав ее, сказал Бордюров. — Это самая натуральная явь. Лошадь живая. И принадлежит, вероятнее всего, Негнным. Недаром она паслась у негинской электропроводки и удалилась в их комнату.
— Зачем нам в условиях коммунальной квартиры лошадь? — занервничал Негин.
— А мало ли зачем? — сказал Бордюров. — Чтобы ездить по местам общего пользования, транспортировать блюда из кухни в комнату, совершать лесные прогулки. Небось, и седло припасли?
Бордюров заглянул в негинскую комнату в надежде обнаружить там седло. Соседи последовали его примеру. Седла нигде не было. Лошадь доедала фикус и постукивала правым копытом по серванту.
— Кыш, проклятая! — заголосил Негин. — Кыш, говорю тебе!
Лошадь вздрогнула и хвостом смахнула со стола хрустальную вазу.
— Все видели? — со слезами в голосе спросил Негин. — Если лошадь моя, отчего же она допускает нелогичные действия: жрет мой фикус, разбивает мой хрусталь, корежит мой сервант?
— Не стой же как истукан! — возмутилась поведением мужа Алевтина Юрьевна Негина. — Посторонняя лошадь лягает твою обстановку, а ты спокойно рассуждаешь. Гони ее в шею!
— Не спеши, Алевтина, — сказал Негин, — дай лошади сожрать второй фикус. Тогда соседи убедятся, какая она моя. Мне общественное мнение дороже фикуса.
— В самом деле, чье животное? — спросила домашняя хозяйка Мила. — Не могло же оно само проникнуть в квартиру.
— Не могло, — подтвердил Бордюров. — Кто-то ему оказал содействие. И сделано это, по-моему, с коварным умыслом.
— А именно? — срывающимся от волнения голосом полюбопытствовала домашняя хозяйка Мила.
— Охотно поясню, — сказал Бордюров. — Нас захотели обокрасть. Лошадь служит отвлекающим обстоятельством. Возможно, пока мы глазеем на нее, наши комнаты очищают от нажитых честным трудом ценностей.
Все жильцы, кроме Негиных, бросились в комнаты. Минут через десять они снова собрались в коридоре. Ценности лежали и стояли на своих местах. Только домашняя хозяйка Мила пожаловалась на пропажу бигуди. Но их сразу обнаружили у нее на голове.
— Не исключена и противоположная гипотеза, — подумав, сказал Бордюров. — Нас хотят не обокрасть, а уличить в воровстве. Ночью в квартире обнаружена неизвестная лошадь. Ясное дело, мы обязаны сообщить в милицию. О чем спросят нас милиционеры? Они в первую очередь поинтересуются, где мы взяли лошадь.
— Скажем: на ярмарке в Лужниках, — в замешательстве понес околесицу Негин.
— Нас вы не впутывайте, — отозвалась домашняя хозяйка /Аила, — Сзади отвечайте За свою кобылу.
— Она такая же моя, как ваша, — обиделся Негин.
Лошадь высунула голову из ногинской двери, словно прислушиваясь к разговору.
— Цып-цып-цып, — с притворной нежностью позвал ее Бордюров.
Лошадь откликнулась на зов Бордюрова и направилась в его комнату. Бордюров схватил ее за хвост и потянул назад.
— Тпру, тпру| —закричал он.
Это не помогло. Лошадь прошла в глубь комнаты и остановилась у раскладушки, на которой спал Ленька, племянник Бордюрова. Она осторожно лизнула его в щеку. Ленька открыл глаза и при виде лошади ничуть не удивился.
— Цыпочка, не мешай мне спать, — сказал он и потрепал ее гриву.
— Вы знакомы? — выйдя из оцепенения, спросил Бордюров.
— Конечно, — сказал Ленька. — Цыпочка из конноспортивной школы. Я занимаюсь там верховой ездой.
— Злоупотребление служебным транспортом, — констатировала домашняя хозяйка Мила.
— Не злоупотребление, — возразил Ленька. — Мы с Цыпочкой задержались на прогулке. Вернулись, а на конюшне замок. Жалко было оставлять ее одну на улице.
— Если уж ты приводишь домой лошадь, — вскипел издерганный ночным происшествием Негин, — изволь не ставить ее у чужого счетчика!
— Хорошо, — сквозь сон пробормотал Ленька. — В следующий раз учту.
ФРАГМЕНТЫ ЖИЗНИ
Застревать в лифте мне и раньше приходилось. Но до сих пор это случалось в старом доме, где шахта лифта огорожена решеткой. Коротать время в таком лифте — одно удовольствие. Застрянешь, бывало, а через решетку тебе кланяются соседи, спускающиеся по лестнице. Получается что-то вроде парада соседей, который ты, по стечению обстоятельств, принимаешь.
Теперь я живу в новой двенадцатиэтажной башне. И уже на пятый день проживания отбыл первое заключение в темной кабине лифта. Сначала я подавал признаки жизни, нажимал на кнопки, взывал к подъездной общественности с помощью выкриков: «Человек в лифте! На помощь!» Но старался я напрасно. Двери шахты были наглухо заделаны неизвестным мне облицовочным материалом, и мои панические выкрики остались без ответа.
Прислонился я к стенке, пригорюнился. Попал, думаю, из белого дня в мрак, в ночь. Даже руки своей невозможно разглядеть. Не говоря уже о стрелках на часах. На стрелки в этой темнотище и намека нету. А главное, скука жуткая. Поскольку некуда приложить силы, нечем разнообразить свое пребывание. И сходить некуда. Можно, конечно, подремать. Но не стоя же. Говорят, только лошади спят стоя. Наверное, правда. Во всяком случае, мне еще не попадалось на глаза изображение лошади, спящей на спине. Да и неудобно ей на спине лежать: куда она в таком случае ноги денет? Не сложит же их на животе? Пожалуй, мне здесь тоже во всю длину не улечься. Ну и лифты стали выпускать — не приляжешь толком.
А чем все-таки заняться? А то и свихнуться недолго. Стал я от нечего делать вспоминать кое-какие фрагменты своей жизни. Жену Дусю вспомнил. Повезло мне с женой. Не сказать, чтоб красавица, но в общем и целом все на месте. И грибки умеет солить и пирожки с капустой печь. А как радуется моему возвращению со службы! Шляпу снимает, тапочки под кроватью ищет… И ласковые слова пои этом высказывает. А я не всегда приветлив с ней: вчера ее кочерыжкой назвал. Подлец я! Чувствую, от стыда щеки так и горят. Как только выберусь отсюда, думаю, сразу изменю свое отношение к Дусе. Куплю ей модную «водолазку» и любимые пирожные. Детишкам — конфеты.
Да, детишки-ребятишки… Давно я им ничего не покупал. Себе так в каждую получку «белую головку» покупаю. А им — фигу. Один раз только двести граммов мятных карамелек принес. И все. Редкий подлец! Даже противно с собой в одном лифте находиться. Вышел бы, если можно. Как только меня земля носит! Что подумает моя мама?
Да, мама. Родила она меня,
