Сорок пять - Александр Дюма

И действительно, он мгновенно очутился в свободном проходе, образовавшемся благодаря швейцарцам между двумя шеренгами зрителей.

Можно себе представить, с какой поспешностью и любопытством обратились все взоры на человека, которому посчастливилось выйти вперед, когда ему велено было оставаться на месте.

Но гасконца мало тревожили все эти завистливые взгляды. Он с гордым видом остановился, напрягая все мускулы своего тела под тонкой зеленой курткой, крепко натянутые каким-то внутренним рычагом. Из-под слишком коротких потертых рукавов на добрых три дюйма выступали сухие костлявые запястья. Глаза были светлые, волосы курчавые и желтые либо от природы, либо по причине случайной, ибо такой цвет они приобрели отчасти от дорожной пыли. Длинные гибкие ноги хорошо прилаживались к лодыжкам, сухим и жилистым, как у оленя. Одна рука, притом только одна, затянута была в вышитую кожаную перчатку, в немалой степени изумленную тем, что ей приходится защищать кожу, гораздо более грубую, чем та, из которой сделана она сама; в другой он вертел ореховую палку. Сперва он быстро огляделся по сторонам; затем, решив, что уже упоминавшийся нами офицер самое важное в отряде лицо, пошел прямо к нему.

Тот некоторое время созерцал его, прежде чем заговорить.

Гасконец, отнюдь не смутившись, делал то же самое.

– Вы, видно, потеряли шляпу, – сказал офицер.

– Да, сударь.

– В толпе?

– Нет. Я получил письмо от своей любовницы, стал его читать, черт побери, у речки за четверть мили отсюда, как вдруг порыв ветра унес и письмо и шляпу. Я побежал за письмом, хотя пряжка у меня на шляпе – крупный бриллиант. Схватил письмо, но когда вернулся за шляпой, оказалось, что ветром ее занесло в речку, а по течению речки она уплыла в Париж!.. Какой-нибудь бедняк на этом деле разбогатеет. Пускай!

– Так что вы остались без головного убора?

– А что, в Париже я шляпы не достану, черт побери? Куплю себе шляпу еще красивее и украшу бриллиантом в два раза крупнее.

Офицер едва заметно пожал плечами. Но при всей своей незаметности, движение это от гасконца не ускользнуло.

– В чем дело? – сказал он.

– У вас есть пропуск? – спросил офицер.

– Конечно, есть, даже не один, а два.

– Одного хватит, только бы он был в порядке.

– Но если я не ошибаюсь, – да нет, черт побери, не ошибаюсь, – я имею удовольствие беседовать с господином де Луаньяком?

– Вполне возможно, сударь, – сухо ответил офицер, отнюдь не пришедший в восторг от того, что оказался узнанным.

– С господином де Луаньяком, моим земляком?

– Отрицать не стану.

– С моим кузеном!

– Ладно, давайте пропуск.

– Вот он.

Гасконец вытащил из перчатки искусно вырезанную половину карточки.

– Идите за мной, – сказал Луаньяк, не взглянув на карточку, – вы и ваши спутники, если с вами кто-нибудь есть. Сейчас мы проверим пропуска.

И он занял место у самых ворот.

Гасконец с непокрытой головой последовал за ним.

Пятеро других личностей потянулись за гасконцем.

На первой из них была великолепная кираса такой изумительной работы, что казалось, она вышла из рук самого Бенвенуто Челлини.[4] Однако фасон, по которому кираса была вычеканена, уж несколько вышел из моды, и потому эта роскошь вызвала не столько восторг, сколько насмешку.

Правда, все другие части костюма, в который облачен был владелец кирасы, отнюдь не соответствовали почти царскому великолепию этой вывески.

Второй спутник гасконца шел в сопровождении толстого седоватого слуги: тощий и загорелый, он представлялся каким-то прообразом Дон-Кихота, как и слуга его мог сойти за прообраз Санчо Пансы.

У третьего в руках был десятимесячный младенец, за ним шла, уцепившись за его кожаный пояс, женщина, а за ее юбку держались еще два ребенка – один четырех, другой пяти лет.

Четвертый хромал и казался словно привязанным к своей длинной шпаге.

Наконец, шествие замыкал красивый молодой человек верхом на вороном коне, покрытом пылью, но явно породистом.

По сравнению с прочими он казался настоящим королем.

Вынужденный продвигаться вперед достаточно медленно, чтобы не опережать своих сотоварищей, и, может быть, даже внутренне радуясь тому, что ему не приходится держаться слишком близко к ним, этот молодой человек на мгновение задержался у шеренги, образованной столпившимся народом.

В тот же миг он почувствовал, как кто-то потянул его за ножны шпаги, и тотчас же обернулся.

Оказалось, что задел его и привлек таким образом к себе его внимание черноволосый юноша с горящим взглядом, невысокий, гибкий, изящный, с затянутыми в перчатки руками.

– Что вам угодно, сударь? – спросил наш всадник.

– Сударь, попрошу у вас об одном одолжении.

– Говорите, только поскорее, пожалуйста; видите, меня ждут.

– Мне надо попасть в город, сударь, мне это до крайности необходимо, понимаете?.. А вы одни, и вам нужен паж, который оказался бы под стать вашей внешности.

– Так что же?

– Так вот, услуга за услугу: проведите меня в город, и я буду вашим пажом.

– Благодарю вас, – сказал всадник, – но я совсем не нуждаюсь в слугах.

– Даже в таком, как я? – спросил юноша, так странно улыбнувшись, что всадник почувствовал, как ледяная оболочка, в которую он пытался заключить свое сердце, начала таять.

– Я хотел сказать, что не могу держать слуг.

– Да, я знаю, что вы не богаты, господин Эрнотон де Карменж, – произнес юный паж.

Всадник вздрогнул. Но, не обращая на это внимание, мальчик продолжал:

– Поэтому о жалованье мы говорить не станем, и даже наоборот, если вы согласитесь исполнить мою просьбу вам заплатят в сто раз дороже, чем стоит услуга, которую вы мне окажете! Прошу вас, позвольте же мне послужить вам, помня, что тому, кто сейчас просит вас, случалось отдавать приказания.

И юноша пожал всаднику руку, что со стороны пажа было довольно бесцеремонно. Затем, обернувшись к уже известной нам группе всадников, он сказал:

– Я прохожу, это главное. Вы, Мейнвиль, постарайтесь сделать то же самое каким угодно способом.

– Пройти – это еще не все, – ответил дворянин, – нужно, чтобы он вас увидел.

– О, не беспокойтесь. Если уж я пройду через эти ворота, он меня увидит.

– Не забудьте условного знака.

– Два пальца у губ – не так ли?

– Да, а теперь – да поможет вам бог.

– Ну что ж, – сказал владелец вороного коня, – что вы там замешкались, господин паж?

– К вашим услугам, хозяин, – ответил юноша.

И он легко вскочил на круп лошади позади своего спутника, который поспешил присоединиться к пяти другим избранникам, уже вынимавшим карточки, чтобы доказать свое право на впуск в город.