Леди Феникс - Полякова Татьяна

— Мне этот телефон… — покраснев, взвился он.

— Тем более, — перебила я. — Тебе хотелось подурачиться, а для пацана это не просто мобильный, это память об отце, которого он лишился. Уверена, тебя такими вещами не разжалобить, оттого на чувства я давить не собираюсь, просто ставлю задачу: верни телефон сегодня. Если ты его выбросил, это ничего не меняет.

— Я могу купить ему мобильник покруче, — съязвил он.

— На мамашины деньги? Конечно, можешь, и я могу, причем на свои. Но парню нужен тот, что подарил ему отец. — Я направилась со двора.

Влад поднялся со скамьи и крикнул вдогонку:

— А если нет?

Я выдала улыбку, припасенную специально для журналистов и вот таких случаев, и ускорила шаг.

На душе было скверно, и причину скверного настроения я не знала. Вряд ли встреча с этим маменькиным сынком так на меня подействовала. В жизни встречаются типы и похуже. Телефон он наверняка выбросил… и в самом деле, зачем он ему? Но в здравом смысле парня я не сомневалась, такие, как он, со здравым смыслом начинают дружить, лишь только речь заходит об их благополучии, так что придется ему порыскать по мусорным контейнерам или другим малоприятным местам. Конечно, он может купить телефон, но в этом случае ему придется убедить Ваньку, что он тот самый. А если Влад все же наплюет на мои слова? Неужто я в самом деде начну активно ему пакостить? Вот тут и выяснилась причина скверного настроения: пакостить не хотелось. У него мама талантливая, маму жалко, да и он, наверное, неплохой парень… Вот так всегда, то маму жалко, то зажравшегося мамиными деньгами оболтуса. А всякого дерьма в мире становится все больше и больше. В те времена, когда я любила читать книжки, на меня произвели впечатление слова одного умника. Кажется, Аристотель предлагал тех, кто во времена гражданской смуты соблюдает нейтралитет, считать худшими из преступников и казнить. Тогда это показалось мне неоправданно жестоким и даже лишенным смысла. А вот теперь я склонна согласиться с древним греком. Больше всего зла исходит от тех, кто не принимает ничью сторону. Мир катится к чертям собачьим, а мы тешим себя иллюзией, что мы тут ни при чем. Очень даже при чем. Если Влад не вернет телефон сегодня, я схвачу его за руку на очередном развлечении, пусть даже мне придется с утра до ночи болтаться за ним по городу, а схватив за руку, наплюю на добрые отношения с матерью и приложу максимум усилий, чтобы отправить его в тюрьму, что, безусловно, позволит моим злопыхателям к словам "редкая стерва" добавить еще что-нибудь нелицеприятное, и это будет моим малым вкладом в мировую гармонию.

Странное дело, на душе полегчало, и, подходя к машине, я уже не терзалась сомнениями, а смотрела на мир с симпатией, хотя и без особого оптимизма. Теперь можно встретиться и с бывшей пассией Деда. Я набрала номер телефона Максимовой и услышала ее голос.

— Слушаю.

— Ирина Константиновна, это Рязанцева.

— Здравствуйте, Оленька.

Я расплылась в улыбке, мало кому приходило в голову называть меня так, тем приятнее это оказалось.

— Игорь Николаевич просил встретиться с вами.

— Да-да, спасибо, что позвонили. Я очень беспокоюсь, речь идет о моей сестре, и я понятия не имею… Извините, моя извечная болтливость. Когда мы можем встретиться?

— Хоть сейчас.

— Отлично. Я нахожусь в магазине на углу Столетова и Герцена, здесь прекрасное кафе…

— Буду через пятнадцать минут.

Все столики в кафе были свободны, Максимова сидела неподалеку от стойки и курила, поглядывая на входную дверь. Увидев меня, улыбнулась и помахала рукой. Ей было около пятидесяти, и она не скрывала своего возраста, что не мешало ей отлично выглядеть. Высокая, с прекрасной фигурой и милым улыбчивым лицом, она неизменно вызывала симпатию, в том числе и у меня.

— Господи, Оленька, как роскошно вы выглядите, — всплеснула она руками, поднялась и меня поцеловала. — Просто расцвели. Счастье украшает женщину.

Только я собралась задаться вопросом, что за счастье такое меня постигло, как пришло озарение: Ирина Константиновна наверняка в курсе, что мы с Дедом живем теперь вместе, слились в экстазе, так сказать, а что это, если не счастье? Надо хмурить лоб, иначе вся женская часть города начнет мне завидовать, чего доброго.

— Как ваши дела? — продолжала она, пожимая мне руку.

— Отлично. Я могла бы рассказывать о них часами, но боюсь вас утомить. Так что лучше поговорим о вашей сестре.

— Да, конечно. Конечно, — повторила она и, посерьезнев, замолчала. Должно быть, собиралась с мыслями или решала, с чего начать. Это позволило мне сделать заказ, после чего я со всем вниманием приготовилась слушать. — Даже не знаю, как объяснить, — пожала она плечами. — Моя сестра Зотова Нина Константиновна… Вы знакомы?

— Нет, — покачала я головой.

— Ее покойный муж был президентом банка.

— Григорий Петрович?

— Да-да. Вы знаете, он умер год назад. Он оставил Нине с дочкой очень неплохие деньги, поэтому я и решила… что, возможно, сестру шантажируют, — выпалила она, посмотрела на меня виновато и замолчала.

— Ирина Константиновна, давайте-ка поподробнее. Почему вы так решили, и кто, по-вашему, может ее шантажировать.

— Если честно, я и сама не знаю. Если бы у меня были какие-то конкретные подозрения… Но я чувствую, происходит что-то странное. Нина очень изменилась. К тому же девица, что появилась у них в доме, ведет себя нахально.

— Какая девица? — терпеливо спросила я.

— В этом-то все и дело. Она племянница Григория Петровича, но я о ней совершенно ничего не слышала до недавнего времени, и Нина, уверена, тоже. Григорий Петрович сирота, его родители погибли, когда ему было восемь лет, и воспитывала его бабушка. Она умерла много лет назад. Никаких других родственников у него не было. По крайней мере, мы ничего о них не знали. Ни на свадьбе Гриши и Нины, ни позднее, все двадцать три года их совместной жизни, никто из родственников никогда не появлялся. И вдруг через полгода после смерти Гриши приезжает эта девица. Якобы она дочь двоюродной Гришиной сестры.

— Она что, претендует на наследство?

— Вроде бы нет. Да это и невозможно. Все перешло жене и дочери, а двоюродная племянница — это не близкая родня, так что претендовать…

— Тогда что вас беспокоит?

— Я уверена, она — самозванка.

— Допустим. Но это нетрудно проверить.

— В том-то и дело, Нина ничего об этом слышать не хочет. Утверждает, что эта Юля Бокова — племянница Гриши, поселила ее в своем доме, помогла поступить в университет, теперь, судя по всему, Юля будет жить у нее как минимум пять лет.

— Если вашу сестру это устраивает…

— Оля, я же вижу, с сестрой что-то происходит. Она очень ласкова с этой девчонкой, иногда в ущерб родной дочери, но… Нина страдает. Меня не обманешь, я очень хорошо знаю свою сестру. Юля никакая не племянница, вообще неизвестно, откуда она взялась.

— Но ваша сестра утверждает, что она родственница ее мужа?

— Вот именно. Поэтому я и решила, что сестру кто-то шантажирует и девицу ей эту подсунули неспроста. Понимаете?

— Более или менее, — пожала я плечами.

— Разговаривать со мной на эту тему сестра отказывается, я беседовала с Леночкой, это ее дочь, она тоже ничего не понимает, но ее мать точно околдовали, она держит эту девицу в доме, хотя той ничего не мешает жить в общежитии. Накупила ей всяких тряпок, дает деньги… Вчера заговорила о покупке машины. Видите ли, Юле далеко ездить в университет. Просто невероятно.

— Да, любовь к племяннице покойного мужа действительно невероятная, — кивнула я.

— Вот-вот. А еще этот тип, — не дожидаясь моего вопроса, начала она объяснять. — Я встретила его в доме сестры примерно за неделю до того, как там появилась Юля. Приехала к сестре и в дверях столкнулась с мужчиной лет шестидесяти, физиономия… знаете, такая… скверная, одним словом. Он как-то заискивающе мне поклонился, а взгляд у него был… точно у этого типа камень за пазухой. Я тогда удивилась: кто это? Всех знакомых сестры я хорошо знаю, мы с ней очень дружны, так что… Я подумала, может, это какой-нибудь мастер, телевизор, к примеру, сломался… Я собиралась спросить у Нины, кто он такой, но она была в таком состоянии… С похорон мужа я не видела ничего подобного. Она была просто раздавлена, понимаете? И ничего не хотела объяснять. Твердила одно: все нормально. А потом появилась эта Юля. И поведение сестры стало очень странным, а ничего объяснять она по-прежнему не желает. Но ведь должна быть этому причина? Я не знала, к кому обратиться, и в конце концов позвонила Игорю… Николаевичу, — поспешно добавила она, быстро взглянув на меня. — А он сказал, что вы непременно поможете. Оленька, я очень на вас надеюсь, — вздохнула она и вновь пожала мою руку. — Вы же понимаете, в милицию с такой историей не пойдешь, они попросту отмахнутся, а потом… я боюсь. Поведению сестры я нашла лишь одно внятное объяснение: шантаж. И если я обращусь в милицию… не сделать бы еще хуже. Понимаете?