Пражское солнце - Огюст Ле Бретон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. Я же писал тебе, что, как и раньше, работаю в авиации и встречаюсь с зарубежными поставщиками. В любом случае, мы будем сохранять некоторую дистанцию. Ты идешь?
Вместо того чтобы последовать за ним, Рихард сказал:
— Ты еще пилотируешь?
— Всего-навсего вертолеты, — улыбнулся его друг. — Хотя я и принимал участие в разработке чешского реактивного самолета И-20. Но теперь я занимаюсь разработкой вертолетов. Руковожу отделом. Пошли.
Они подошли к Ирэн, которая обернулась при их приближении.
— Что это за хреновина? — спросила она, показывая пальцем на огромную подушку из красного бархата, лежавшую под стеклянным колпаком. — Для чего она?
Иво объяснил с улыбкой:
— На этой подушке народу показывают королевские сокровища.
В глазах молодой женщины блеснул огонек интереса:
— Королевские сокровища? Это корона? Настоящая?!
Под этой лавиной вопросов Иво не смог удержаться от дальнейших объяснений:
— Более настоящей и быть не может. Это корона королей Богемии. Она создана в 1346 году. Бесценна как с точки зрения ювелирной, так и с исторической. Ее сделали по приказу Карла IV. Она представляет собой диадему, увенчанную крестом, и имеет девяносто один драгоценный камень: изумруды, рубины, огромные сапфиры. Есть еще двадцать жемчужин, которые считаются лучшими в мире.
Разгоревшиеся от жадности глаза Ирэн, не отрываясь, смотрели на защищенную пуленепробиваемым стеклом подушку, словно она надеялась увидеть там сокровища.
— Она, наверно, чертовски дорогая? — прошептала она, прилипнув лицом к стеклу и осторожно поглаживая его рукой.
— Не считая скипетра и державы, которые, хоть и сделаны в XVI веке, тоже представляют собой лакомый кусочек, — добавил Иво.
Ирэн с уважением спросила:
— А далеко эти драгоценности? Можно на них посмотреть? Сейчас?
От смеха адамово яблоко Иво Буриана заходило ходуном.
— Нет. Они рядом, под боком, но вот чтобы посмотреть их…
Ирэн живо обернулась;
— Они здесь? Здесь?! О! А где?
Иво подмигнул своему другу.
— Ох уж эти красотки! Стоит только заговорить с ними о драгоценностях…
Потом, взяв Ирэн за руку своими сильными пальцами, плохо сочетавшимися с его худощавой фигурой, сказал:
— Они в часовне Святого Венцеслава, но, к сожалению, увидеть их нельзя.
— Почему? — разочарованно спросила Ирэн.
— Потому что, — объяснил ей Рихард, — их не показывают с тех пор, как нет больше коронаций. Ну, раз-два за сто лет.
Иво провел их через массивную дверь XVI века в часовню, остававшуюся открытой целыми днями.
— Последний раз корону извлекали по просьбе Гейдриха, назначенного Гитлером гауляйтером Богемии и Моравии.
Но Ирэн больше не слушала. Она пробежала взглядом восхитительные фрески, изображающие страсти Христовы, но не задержалась на них. Она искала другое.
— Так где же спрятана корона?
Иво подвел ее к красной ленте, протянутой на уровне бедер, за которой оставалось свободное место, а справа в стене была большая бронзовая дверь.
— Там, — сказал он. — За этой дверью. Вернее, эта дверь ведет к потайной лестнице, которой никто не пользуется, а лестница ведет в Коронационный зал. Там-то и лежат сокровища, и никто не знает, как они защищены. Но, поверьте мне, они защищены. Чтобы открыть эту бронзовую дверь, нужны семь ключей. Семеро служащих имеют каждый по ключу, так что открыть ее не просто. Но и это еще не все.
Он указал рукой на красную ленточку.
— Если вы перешагнете через нее и подойдете на метр к двери, сработает электронная система сигнализации, и через три минуты сюда примчится вся пражская полиция.
— Жалко, — вздохнула Ирэн, — и глупо. Иметь такие ценности и прятать их. Мне кажется, я не смогу полюбить вашу страну. Ты слышишь, Рихард, — обратилась она к любовнику, — твоя родина — идиотская страна.
— Тихо, — сказал он, так как в часовню вошла пара туристов. Они с интересом слушали объяснения человека, который, судя по костюму и акценту, был чехом. Иво узнал в них французских коммунистов. Мужчина был болезненным с виду, типичным левым интеллектуалом, убеждения которого сформировались под влиянием книг, а не жизни. Она же смотрела на все бесцветными, безжалостными глазами. Французские коммунисты, приезжавшие в Прагу, останавливались в специальной гостинице, где их натаскивали идеологически, готовя к будущим боям за светлое будущее пролетариата.
Чех, похожий на профессора, говорил то же, что только что объяснил Ирэн Иво. Он рассказывал интеллектуалу и его спутнице, что королевские сокровища были извлечены на свет лишь при оккупации. Видел их только эсэсовец Гейдрих. Да, на этот счет есть легенда, продолжал профессор: «Гауляйтера предупреждали, чтобы он не делал этого, так как никто не мог надеть на себя корону Богемии без того, чтобы с ним не случилось несчастье. После колебания он пренебрег этим и, смеясь, надел на себя корону».
— И что дальше? — с интересом спросил интеллектуал. Ирэн тоже навострила слух.
— Ну, его и убили в Праге. Ведь так? — вступила в разговор женщина.
— Совершенно верно, — согласился профессор. — Немного позже. Простое совпадение…
— Или рука Господа, — шепнул Иво Буриан.
Рихард с удивлением посмотрел на друга.
— Ты веришь в эту легенду? Ты, марксист? И в Бога тоже?
— Многие у нас вернулись к вере в Бога, — прошептал Иво. — Больше, чем ты думаешь. А это ведь такая прекрасная легенда! А что думаете об этом вы, мадам?
Ирэн, на которую женщина бросала полные презрения взгляды, пожала плечами и ответила:
— Я верю только в то, что вижу. А так как я не видела этих сокровищ…
Затем, ответив коммунистке злобным взглядом и резко повернувшись, чтобы лучше показать свои бедра, громко сказала:
— Пошли. Здесь нет ничего интересного. Скорее наоборот.
Выйдя наружу, Рихард отчитал ее.
— Ты должна привыкнуть молчать и не привлекать к себе внимания. Не забывай о нашем положении… и что мы здесь с фальшивыми документами.
— Ну вот еще! — взорвалась молодая женщина. — Говорить нельзя! Посмотреть ничего нельзя! Твоя родина начинает мне действовать на нервы!
Они вышли из замка, и Иво подвел их к своей «шкоде» — маленькой голубой машинке, втиснутой между двумя туристскими автобусами. Он открыл двери, склонился перед Ирэн, которая, все еще не успокоившись, бросила своему любовнику:
— Долго я тут торчать не буду, предупреждаю.
— Ну, ну, — обратился к ней Иво. — Зачем сердиться? В нашей стране есть и хорошее. А когда вы увидите природу…
Затем, помогая ей сесть, предложил:
— Подождите, оставьте ваше раздражение. У нас есть время, чтобы посмотреть другие драгоценности. Хотите? Это уникальная вещь. Тысяча алмазов. Тут недалеко.
Ирэн фыркнула:
— Благодарю покорно! Опять глазеть на стекло или на дверь с семью замками!
— Да нет! — улыбнулся Иво. — В Лорете вы увидите подлинные драгоценности и одну очень редкую вещь. Договорились? Уверяю, что вы не пожалеете!
— Ладно, — кисло согласилась Ирэн, скрестив ноги так, что обнажила их до кружевных трусиков, отчего у чеха пересохло во рту. — Но я бы очень удивилась, если бы в вашей стране нашлось хотя бы что-нибудь, достойное внимания!
— Во всяком случае, вам этого упрека не сделаешь, — галантно констатировал Иво.
Включая мотор, он провел рукой по ее обнаженной ноге. Сидевший сзади Рихард, недовольный этим комплиментом, выругался. Иво повернул на резко спускавшуюся улочку и чуть позже остановил машину перед старинным францисканским монастырем — Лоретой, названным в честь итальянского города Лоретта. Построен он был в 1626 году, а сейчас в нем был музей. Над позеленевшим медным куполом и крышами, полускрытыми зеленью, вздымалась колокольня в стиле барокко.
Все трое вышли из «шкоды», и в этот момент заиграла ностальгическая волнующая музыка старых курантов. Ирэн слушала с восхищением.
— Ну как, нравится? — гордо спросил Иво.
Молодая женщина кивнула. Куранты замолчали. Иво указал на импозантное здание Министерства иностранных дел, находившееся за их спиной.
— Там оборвалась жизнь политического деятеля Яна Массарика. Он выбросился с четвертого этажа. Вон из того окна. Видите?
Чех вытянул руку в сторону внушительного здания со множеством окон без занавесок.
— Странное самоубийство, судя по тому, что говорили в Лондоне, — заметил Рихард, вытирая пот платком.
— Я знаю, что говорили, — перебил его друг. — Что окно было закрыто или почти закрыто. Разумеется, это может показаться странным.
— А все-таки, окно было открыто или закрыто? — продолжал настаивать Рихард.
Иво скорчил гримасу.
— Меня ведь там не было.
История, должно быть, совершенно не интересовала Ирэн, так как она начала терять терпение.