Что-то между нами (СИ) - Резник Юлия

– Давай выпьем за нас, – предлагает Тома.

Это – всегда пожалуйста. Хотя тост заезжен до дыр. Чокаемся. Гляжу на часы.

– Опять о работе думаешь?

– Нет, о том, что «недолго» у нашей дочери затянулось. Одиннадцатый час. Завтра на учебу.

– Ну, Роб. Нам тоже на работу. А мы – ничего, вон, сидим, и еще нескоро спать ляжем, – облизывает губы.

– Была б у Милки голова на плечах – я бы не дергался.

– Да нормальная она.

– Кого ты пытаешься в этом убедить? Том, дураку понятно, что мы с тобой полностью облажались как родители.

– Не рано ли ты на нас точку поставил?

– Нет. Милку уже поздно воспитывать. Все мимо.

– А может, я не про нее. – Загадочно улыбается жена.

– А? – туплю.

– Тебе сына надо, Роб. – Ведет пальчиками вверх по моей руке.

– Спятила? Тебе сорок!

– И что? Я, по-твоему, старуха?!

– Ну что за бред? – иду на попятный. – Я про то, что всему свое время. Не понимаю я моды рожать на старости лет. Да и не стремлюсь наследить в истории. Мне дочки более чем достаточно. Да мы вообще, может, скоро дедом и бабкой станем, – содрогаюсь я.

– Милане восемнадцать, Роб! Ты с ума сошел? Ей учиться еще четыре года.

– Восемнадцать, а таскается – дай бог, – свожу челюсти. – Не удивлюсь, если залетит.

– Она пьет противозачаточные!

– Избавь меня от подробностей, ладно? – махом опрокидываю бокал. Замечаю, как Тома морщится.

– Никак тебе не угодишь. Держишь руку на пульсе – плохо. Отпускаешь – тоже.

– Не там ты держишь, Том.

Иду в дом. Достаю сигареты. Возвращаюсь. Только хочу подкурить, как Тамара обвивает меня руками за пояс.

– Не кури, Роб. Неприятно целовать будет.

Тяну на себя из-за спины. Пусть уж нацелуется вдоволь, чтобы я, наконец, затянулся. Касаюсь губ, проталкиваю язык.

– Ну не здесь же!

– Почему?

– Здесь негде.

– Вон, о беседку обопрись, задницу отставь.

– Я что тебе – девка панельная? Пойдем в постель, Роб. Не выдумывай.

А у меня уже то, что привстало, упало. Вот умеет она обломать.

– Том, а ты таблетки…

– М-м-м?

– Не перестала пить?

– Нет. Что ты, – удивляется.

– Ну, мало ли, ты о сыне заговорила. Вдруг?

– Я же так. Узнать на этот счет твои мысли.

– Мои мысли однозначны. Нет. Не хочу. Некоторым просто не дано.

– Я не считаю себя плохой матерью!

– А я считаю себя плохим отцом.

– Так напрягись. Измени что-то.

– Не хочу, Тома. Не. Хочу. Милана выросла, и слава богу.

– Ладно-ладно. Не кипятись, – ведет ноготками по руке. – Я же сказала, что просто спросила. Нет – так нет. Но, кажется, такой мужик, как ты, непременно должен хотеть наследника.

– Такой, как я?

– Угу. Крутой. Богатый… Стереотипы, да?

– Еще какие.

В тишине идем вверх по лестнице. Разговоры о детях свели желание трахаться к нулю. Но спрыгивать с темы сейчас как-то совсем неправильно. Значит, надо настраиваться. Просовываю руку в карман, сжимаю головку. Давай, брат, оживай. Заходим в спальню. Тома оборачивается. Тянет поясок на кимоно. Сделанные сиськи, проработанное тело. Нормально. Тело реагирует, как ему и положено.

Когда все заканчивается, дожидаюсь, когда Тома скроется в душе, и натягиваю штаны. Сам не знаю, зачем я в последний момент вышел, чтобы кончить ей на живот. Может, разговоры о детях напрягли меня сильнее обычного. Тамара психанула. Да и пофиг. Переживет.

Спускаюсь вниз. Достаю-таки сигарету и с удовольствием затягиваюсь. В теле – приятная усталость. В башке – каша из обрывков сегодняшнего дня. Рыжая эта, бестолковая дочка, которой до сих пор, кстати, нет, Томка… Интересно, могла бы она попытаться залететь в обход моего желания? И на кой черт ей это сейчас понадобилось.

Достаю телефон. Набираю Милану. Один вызов она игнорирует. Но второй, видимо, не решается. Знает, что допекла меня с этой аварией.

– Час ночи, Мил, где ходишь?

На заднем фоне гремит музыка, и слышится пьяный смех.

– Пап, да вы ложитесь. Что меня ждать? Меня Юра привезет.

– М-м-м. И кто такой этой Юра?

– Ну, привет! Мы уже две недели встречаемся.

– Это что-то меняет? Нет, – отвечаю на собственный же вопрос. – Чтобы через полчаса была дома. Учебный год начинается, если ты не забыла. В универ я тебя, конечно, пристроил, но учиться за тебя не стану. Вылетишь – урежу содержание, и живи как хочешь.

– Ладно, пап, сейчас. Ты чего злишься?

И правда. Все ж, блядь, хорошо. Не жизнь, а малина.

ГЛАВА 4

ГЛАВА 4

Не знаю, какого черта со мной творится. Может, догоняет пресловутый кризис среднего возраста, но что ни делаю – никакого удовлетворения. История с Милкой просто ярче это все подсветила. Неясная тревога зудит внутри. Хотя с чего вдруг? В жизни не происходит абсолютно ничего нового или от меня независящего. Так откуда этой самой тревоге взяться? А тут еще, как назло, несколько раз за день проезжаем прямо под окнами травмы. Девчонка эта… Эмилия. В любой другой раз перепоручил бы ее кому-то другому, и даже не вспомнил бы. А тут места себе не нахожу. И мысли, мысли, мысли… О том, как изменился. И что из себя теперь представляю. И как бы я себе, двадцатилетнему, понравился таким.

– Степ, давай заедем. – Киваю на сереющее впереди здание больницы

– Никак не вычухается девочка?

Вон, даже водила мой удивляется, что я сюда зачастил. Выходит, и он меня какой-то мразью бездушной считает? С одной стороны – похер. Не тот масштаб у Степана, чтобы я на него делал поправку. С другой… Когда это я людей стал их масштабом мерить? Наверное, давно. Вот блядь.

– Да нет. Ей как раз таки лучше. Сегодня, может, поговорим. Обсудим дальнейшие действия.

Степан кивает и переводит тему:

– Милана про свою бэху интересовалась, Роберт Константинович.

– Я в курсе. Хер ей, а не машина.

Водитель мой ответ, конечно, не комментирует. И даже бровью не ведет – вышколен. Но я готов отдать руку на отсечение, что он одобряет мое решение.

Серьезно, Роб, ищешь одобрения в глазах водителя? А, к черту!

Ослабляю узел на галстуке и выбираюсь из салона. Иду уже привычным маршрутом. Перед тем как войти, несколько раз громко стучу и только после толкаю дверь:

– Здравствуй.

– Здравствуйте.

Встречаюсь взглядом с рыжей, прохожусь по лицу, поднятым к голове рукам с зажатой в одной из них расческой и стремному застиранному халату размеров на пять больше, чем надо, открывающему отличный вид на место, где у нормальной женщины должна быть ложбинка, а у нее и намека нет. Будто считав мои мысли, Эмилия насмешливо кривит губы. И опускает руки на колени. А вот прикрываться не спешит. Ну и к черту. Смотреть там все равно не на что. Драматическая пауза затягивается, и я тороплюсь ее заглушить:

– Меня зовут Роберт Константинович.

– Так вот ты какой, мой несостоявшийся убийца, – ухмыляется деваха.

Я ожидал чего угодно, но точно не этого. Нашей потерпевшей, судя по всему, палец в рот не клади. Куда только ее испуг делся? Сидит вон, оскалилась.

– Почему ты решила, что это я?

– А зачем бы еще кому-то вроде вас понадобилось обивать пороги моей палаты? Боитесь, что я на вас заявлю?

– Разве ты не в курсе, что сама виновна в аварии? – осаживаю девицу.

– В курсе. У меня был следователь, – парирует зло. – Так что если вы пришли, чтобы поведать мне эту увлекательную историю – только зря потратили время. Дядя с нарядной ксивой очень доходчиво мне все объяснил, – добавляет с язвительной улыбкой.

Ловлю себя на том, что тоже ужасно злюсь. И беспощадно хлестким ответам Эмилии, и тому, что менты ее прессанули, похоже, хотя их никто не просил жестить. Теперь ведь вообще непонятно, как с ней выстраивать коммуникацию. Медлю. Взгляд то и дело цепляется за детали. Бритый висок на контрасте с оставшейся рыжей копной, синяки, зажившие ссадины. И руки, которыми она вцепилась в плечи, отгораживаясь от меня и происходящего. Это все словно кричит – виновен.