Его невинная крошка (СИ) - Богатенко Наталия

Вот потому-то он вчера и взбесился, когда Лиска пыталась его соблазнить. Взыграла ёбаная привычка во всём искать подвох…

Он был не прав, и осознавал это. Она не могла предать его, не из того теста сделана. С виду нежная, тихая, Крошка была его тайным орудием против всей криминальной системы этого занюханного городишки. Она была его глазами и ушами, его тенью.

Пожалуй, зря он так обидел её.

— Котик, хватит пялиться на задницу этой страшилы! У медведя и то, целлюлита меньше, чем на жопе у этой матрешки! — капризно протянула крашеная рыжеволосая курва, мягко опустившись к нему на колени.

В клубе сегодня было шумно и многолюдно. Золотая молодежь охотно стекалась сюда ночами, просаживая бешеные бабки в казино, на элитное пойло и проституток, и Рус снисходительно поглядывал на мажоров и их размалеванных кукол — подружек, устроившись в любимом кресле под стеклянным куполом навеса.

Рыжая назойливо пихала ему в рот обкусанный ею кусочек ананаса, и его накрыло раздражением. Столкнув девицу с колен, мужчина подозвал скучающего чуть поодаль охранника Ника, и, когда тот наклонился к нему, прокричал в ухо:

— Выстави всех шалав отсюда, и закрой клуб. Больше никого не впускай!

— Понял, шеф, — кивнул парень, бесцеремонно подхватил упирающуюся деваху под локоть и поволок прочь, попутно делая другому секьюрити знак выпроводить двух проституток, окучивающих Жеку и его приятеля.

Взглянув на золотой «ролекс», Руслан нахмурился. Рощин опаздывал, мудила, и это приводило в ярость, ждать он не любил. Если этот жирный боров Мишаня не придет на «стрелку», тем хуже для него. Банк «Денежная роща» просто перестанет существовать, «внезапно» обанкротившись, и банкиру придется спасать свою рыхлую шкуру от озлобленных клиентов, потерявших капиталы.

Тут-то, за такими вот размышлениями, Соколов и увидел Алиску. Девчонка нахально обжималась с незнакомым ему парнем, никого не стеснялась, извивалась под ритмичную музыку, призывно липла выпяченной попкой к паху молокососа, и Рус впал в еще большую ярость. Мало ему заморочек с вшивым Мишаней, ебать вашу мать?! Лиска нарочно явилась в клуб, прекрасно зная, что он здесь, и это представление, несомненно, было устроено ради единственного зрителя — его самого, и Руслан это понимал.

Но всё равно взорвался, глядя, как мелкий поганец нагло тискает её за аппетитные ягодицы, при этом присосавшись губами к нежной шее. Кипя от бурлившего внутри бешенства, Руслан двинулся вверх по небольшой лестнице, расталкивая ни в чем не повинных завсегдатаев. Не пристало хозяину клуба махать кулаками на виду у публики, но он должен проучить предприимчивого прыщавого уродца, посмевшего распустить слюни на то, что никому трогать руками нельзя!

План сработал, но, когда Руслан срывается с места, как бык, продираясь на алый цвет в нашу сторону, мне становится страшно. О том, что у моего покровителя зверский нрав, прекрасно знаю, он способен задушить голыми руками. Однажды всё тот же Пашка из службы безопасности рассказал, как в далекой молодости Рус в драке, насмерть положил троих «торпед», посланных с ним расправиться.

Торпедами на зоне называли смертников, наемных убийц из тамошнего контингента, проштрафившихся перед Хозяином и готовых выполнить любой приказ. Бедному Жорику, которого случайно подцепила на входе в клуб, такой участи я, само собой не желала, мы и знакомы-то всего несколько минут!

— Присмотри за ней! — бросает своему неизменному охраннику Руслан, толкнув меня к нему, и хватает обалдевшего Гошку за шкварник, подтаскивает к себе, вздернув над полом, как котенка. — ты куда, шкура, лапы распустил?!

Кивок на меня, пытавшуюся вывернуться из хватки холуя.

— В ту сторону даже не смотрят, понял, утырок?! Спрашиваю, усек, нет, чё вылупился, как блядь на зелень с рылами американского президента?!

— П-понял я, — запнувшись, лопочет Жорик, хрипя в удавке душившего его галстука.

— Не слышу, ушлепок, громче! — рычит Соколов, побагровев от бешенства, и подтаскивает парня ко мне, заставляет упасть на колени, и я укоризненно поджимаю губы. — целуй пол, сученыш, ну! Еще хоть раз увижу тебя рядом с ней, или рядом с местом, где она находиться будет, урою, гнида! Ты меня хорошо щас услышал?!

— Руслан! — пихаю его локтем, оттолкнув, наконец, назойливого охранника. — что за идиотская разборка? Ну, потанцевала я с парнем, я не твоя собственность! Прекрати сейчас же!

Оглядываю собравшихся вокруг зевак, и воплю:

— Разошлись живо, цирк уезжает, а клоуны сдохли!!! Задолбало всё! — меня понесло, в голову ударяет адреналин злости, смешанный с выпитым коктейлем — убойная смесь.

Жорик чуть не на карачках лавирует между тесным потоком людей, и я хватаю Руслана за лацканы пиджака:

— Доволен теперь, папочка долбаный?! Что-то я тебя не пойму никак, типа, ни себе и ни кому другому?! — перехватывает дыхание, сипло ору, встряхивая невозмутимого покровителя, — ты заебал меня, то нельзя, это нельзя, я тебе кто — личная шавка, чтобы, высунув язык, бегать на задних лапках?! Даже трахнуть… И то не можешь! Импотент старый, только блядей таскаешь, ублюдок ебаный!

Садкая пощечина заставляет замолчать, слова застревают где-то на полпути. Щека горит, машинально прикладываю руку, и смотрю на Соколова. Лицо его спокойно, лишь в глазах, сузившихся, опасно потемневших, лавина ярости.

— В следующий раз, если захочешь выразиться матом, сто раз подумай, Крошка. Лишишься своего бойкого язычка, считай это первым и последним китайским предупреждением. — больно сжимает мое запястье, волочет куда-то, и я теряю туфлю.

Вот и расплата. Допрыгалась, коза дурная. Сейчас дух вытряхнет, как пить дать. И за Жорика гребаного, и за то, что посмела наорать в присутствии посторонних, да еще и нелестно обзывала. Хмель выветрился, накатывает страх — Руслана злить боятся все, кто сталкивался с его характером.

Вталкивает меня в подсобку, шум голосов, смеха и грохот музыки остаются извне. Я наедине с взбешенным хищником, бежать некуда.

Но скулить и просить пощады фиг буду. В детдоме не раз была девочкой для битья у старших, устраивали жесткую «тёмную», колошматили так, что на задницу сесть не могла неделями, и ела только кашу — сломанная челюсть не открывалась. Побои для меня не новость, пусть сдачу давать бесполезно, Руслан в два раза здоровее и сильнее, но и безропотно хныкать, ползая у его ног, не хочу!

Срывает с меня узкие джинсы до колен, разворачивает, перекидывает через свою ногу, и чем-то шуршит. Выворачиваю шею, пытаясь рассмотреть, что он делает, но волосы падают на лицо, а дышать трудно, и я колочу руками по полу, истошно требуя отпустить.

На попку обрушивается кожаный ремень, хлестко, раз за разом, врезается в кожу, и от неожиданности скорее, чем от боли, испуганно вскрикиваю. Всякое бывало, но вот так по — детски, меня еще никто не наказывал!

— Ты охренел?! — задыхаюсь от возмущения, елозя и силясь скатиться с его колена, — Руслан, хватит, мне же бо-ольно-о!!!

— Очень больно?! — рычит, уже мягче хлестнув сложенным вдвое средством воздействия.

— Да больно же, бли-ин! — на глаза наворачиваются злые слезы, смаргиваю их, и, наконец, падаю на четвереньки, лишившись опоры.

Ладони обжигает, задница пылает, и я неловко поднимаюсь, хватаюсь за снятые штаны. Меня пошатывает, джинсы никак не хотят надеваться. Да к чёрту, по фигу мороз! Сажусь в кресло, снимаю их, и швыряю в Руслана.

— Запомни, ты не должна вести себя как быдло, особенно при народе. — хмуро говорит он, бросив мою вещицу на подлокотник, наливает из графина коньяк, и залпом отправляет в рот. — неважно, где и как ты воспитывалась, ты — девушка, а значит, должна быть соблазнительной, загадочной, нежной. Улавливаешь мою мысль?

— Что, даже не прочтешь нотацию на тему, что настоящий мужик импотентом не бывает? — усмехаюсь, осторожно провоцируя его на опасную тему, и независимо закидываю ногу на ногу, слегка покачиваю. — тебя задели мои слова? Скажи, я красивая? Правду скажи!