Молоко кобылиц - Велимир Хлебников

1908

«По неуклонности железной…»

По неуклонности железнойБлестящих рельс стальныхПутем уходишь звезднымДля рубежей иных

Смеется и стремитсяИной иной уделИ сумрак тихий длитсяКак серебристый мел

Пади раскрыв колениИ утоли любовьВ высоко жгучем пеньиПоверь всевластная кровь

1907

Собиратель камней

Седой ведунКак много разных камнейТы затаил в суровой башне лет

Зеленых лунТам плесень стала давнейНо солнца в гранях стоек свет

Своих одеждУкрасил ты узорыИх огранив в узилище оправ

Огонь надеждЛишь к ним клонятся взорыСедой ведун ты в гранях вечных прав

Зима («Как скудны дни твои…»)

Как скудны дни твоиКакой полны тоскоюОтчаянья бесстрастною рукоюСгибают рамена мои!

В окне замерзлом бледная денницаЗа беспросветностью черневшей ночиКазалось замерзающая птицаКо мне пробиться в душу хочет.

1907 г.

«На улицах ночные свечи…»

На улицах ночные свечиКолеблют торопливый светА ты идешь сутуля плечиВо власти тягостных примет

В уме твоем снуют догадкиО прошлом изнурившем днеА фонари тебе так гадкиКак змей глаза во сне.

1907 г.

Сумерки («Веселый час! я посетил кладбище…»)

Веселый час! я посетил кладбищеПервоначальных дней (упавших навсегда),Как мот скитался там как безотрадный нищийЧто даже смерть ему не нанесет вреда

Следил внимательно гробниц следы кривыеНадежды робкие сокрыли склепы ихПорывы дерзкие восторги боевыеИ многих не узнал среди льстецов своих

«Твои твои» шептали вяло камни«Ты здесь ты здесь» шуршит внизу земляМгновенья беглые сознанья былей давниСтуились ввысь туманя и пыля.

1908

«Четвероногое созданье…»

Четвероногое созданьеЛизало белые чертыТы как покинутое зданьеУкрыто в черные листы

Пылают светозарно макиНад блеском распростертых глазЧьи упоительные знакиКак поколебленный алмаз.

Наездница

На фоне пьяных коней закатныхСереброзбруйные гонцыА вечер линий ароматныхРазвивший длинные концы

На гривах черных улыбки розыРаскрыли нежно свои листыИ зацелованные слезыСредь изумленной высоты.

1908 г.

«О желанный сугроб чистота…»

О желанный сугроб чистотаО бесстрастная зим чернотаТы владетель покорнейших слугПородил ароматов испуг

Под кобальтовой синью небесТонким цинком одеты поляТы лепечешь персты оголяЭти струи несозданных месс.

Разметавшись в угаре морозномСреди бьющихся колющих иглТы лишь здесь откровенно постигСветлый воздух сосуде курьезном.

Весна («Дрожат бледнеющие светы…»)

Дрожат бледнеющие светыИ умирают без концаЛегки их крохкие скелетыУ ног сокрытого тельца

Тускнеют матовые стеклаЗакрыто белое крыльцоДуша озябшая намоклаИ исказилося лицо

И вдруг разбужен ярым крикомИзвне ворвавшийся простор…В сияньи вешнем бледным ликомВстречаю радостный топор

Слежу его лаская взоромИ жду вещательных гонцовЯ научен своим позоромСвершивший множество концов.

«Волн змеистый трепет…»

Волн змеистый трепетСкалы островаВетра нежный лепетВлажная трава

Брошены простыни кто то вдаль уплылНебо точно дыни полость спелой вскрылДень сраженный воин обагрил закатКто то успокоен блеском светлых лат.

«Кто ранен здесь кто там убит…»

Кто ранен здесь кто там убитКто вскрикнул жалобный во тьмеХамелеон тупой тропеСвой разноцветный отдал щит

Руби канат ушла ладьяНапрасны слезы и платокЧто в ручке трепетной измокПурпурных обещаний дня

Оставь оставь пускай однаВлачится ариадны нитьЯ знаю рок сулил мне житьПасть-лабиринтова смешна.

«Богиня Сехт жар пламени и битвы…»

Богиня Сехт жар пламени и битвыПыл гнева с головою льваВ тебе гранитные молитвыВ тебе гранитные слова

Как здесь прекрасно женское началоНо этот лев, — но этот хищный левВселенной всей тебе объятий малоЖивущая гроба преодолев

Из сна веков дошла неотразимоТы вечное и прежде и теперьТелесна страсть тебе прямое имяК реальной вечности приятственная дверь.

1908 г.

Сумерки («Возможность новая усталым взорам мрак…»)

Истлевшие заката очаги о синяя возможность ночи

Возможность новая усталым взорам мракО тьма свинцовая пастух дневных гулякБросая полог свой по всем путям бредешьО сумрак час немой туманность, нега ложь.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ты обещал сдержать неистовое словоТемнела улица вечерний топот росОбыденная муть вливалась в сердце новоА где то веяли кристаллы рос

Отравы мучили и сумерки томилиИскал доверчивых и пригвожденных глазНеслись далекие устало ныли милиПод грохот рухнувших испепеленных ваз

И что же как всегда над четким парапетомВдруг встала смерть свой остов обнаживА медленный закат ложился тонким светомВ глухие болота испепеленных нив.

1907 г.

Николай Бурлюк

«Ущербленность»

Цикл I-й

«Что значит?! Шум и шум к весне…»

Что значит?! Шум и шум к весне,Лед ломится, и птица скачет,Мой друг, что значит?!Печален я: иной странеМой плен назначен;А я в земле стараюсьНайти свой тонкий волосок желанья,Что люди верные зовут душой питанья…И безнадежен и бесспорен,Под смак резиновой езды,Я вырву приворотный кореньСквозь щелку дальния звезды.

Бабушка

Постаревши, расскажуВ понедельник про венчаньеИ старушечье шептаньеВтихомолку разбужу.Вторник завтра, завтра гости,Хором, хором повторим: —Каменеют с годом костиИ кадильный слаще дым.А средою утомленБуду слушать снова, сноваОт венца до похорон,Шорох каменного слова.

«Ползу на край сварливой крыши…»

Ползу на край сварливой крышиИ темных улиц вижу бег,Последней ночи белый снегНад городом султан колышет.Целую грань последней выси,Журчит во двор туманный дождь,Мой жребий от тебя зависит,Изнеможденной рати вождь

В трамвае

Злой мальчишка, я слепой —Над ними не смеются,Злой мальчишка, пред толпойВсе дороги рвутся

Мне на седьмой, а он кричит:«Седьмой вот здесь», — а это восемь;Злой мальчишка, меня влачитИ бьет дорога лосем.

Мне на седьмой, мне на седьмой,А это восемь, восемь, —И мы за зрения спинойЕдва ли жалость сносим.

Пятый этаж