Рыжик и Пыжик - Г. Тамарина

А она, всё ещё взъерошенная дерзко мне отвечает:

— Фршшш-маув, маув…

И настояла ведь на своём, перестал Джек ходить к нам в дом. Теперь он изредка появляется под окном, да и то, когда Серенькой поблизости нет.

Но ссоримся мы всё-таки редко, в основном живём дружно.

Бывает так. Полночь, тишина. В доме все давно спят. Только я сижу за письменным столом. Кошка неслышно вспрыгивает на стол и усаживается. Я спешу закрыть чернильницу, чтобы она не обмакнула хвост в чернилах. Такое уже однажды случилось.

Серенькая тычется влажным розовым носом мне в ухо и нежно нашёптывает:

— М-му-у-ур… М-му-у-ур…

Как это в точности переводится на человеческий язык, я не знаю. Но шепчу в ответ:

— Кисанька… Серенькая… Умница…

И кошка довольно щурит глаза.

Но Серенькая не забыла свою прежнюю хозяйку. Уж как она догадывается, когда мне приходит от неё письмо, трудно сказать. Но Серенькая почти никогда не ошибается.

Вот я читаю письмо от бабушки Коки. Серенькая вспрыгивает на мой стол и суёт нос в листки, обнюхивает конверт. Как будто ждёт привета от своей бывшей хозяйки.

Неожиданно для нас обоих приехала сама бабушка Кока. Это произошло год спустя, как Серенькая переселилась ко мне.

Мы с Серенькой занимались своими делами: я сидела за письменным столом и работала, она, свернувшись в клубок, спала на сундуке. И вдруг за окном послышался знакомый голос:

— Где тут мои касатушки-ребятушки? Как это они тут живут да поживают?

Мы с Серенькой одновременно бросились к дверям. Только она опередила меня и первой бросилась к нежданной гостье. Подбежала, уцепилась передними лапами за подол юбки и тоненько, как маленький котёнок, протянула:

— М-ми-и-и-у…

Бабушка подхватила Серенькую на руки. А Серенькая мурлычет, лижет гостье руки, жмурится.

Сутки только погостила у нас бабушка Кока.

Серенькая так и ходила за ней по пятам. А когда пришло время снова собираться в дорогу, забеспокоилась.

Бабушка Кока сказала:

— Понимает Серенькая, понимает моя умница, что уезжаю… Ишь ты! И меня-то ей жаль, и тебя не хочет обидеть!

Проводила я бабушку до ворот, попрощалась. Серенькая шла рядом с нами. И с ней бабушка Кока попрощалась. Но когда Серенькая увидела, что старушка уходит, а я стою на месте, заметалась: не знает — то ли со мной остаться, то ли бабушку Коку нагнать. Потом села посреди улицы и опять, как маленький котёнок, жалобно пропищала:

— М-ми-и-и-у…

Взяла я Серенькую на руки и понесла домой. Не знаю, может мне показалось, только глаза у Серенькой были влажными. А я ещё никогда не видела, чтобы кошки плакали.

Ну? Верите ли вы теперь, что кошка уж не такое глупое животное, как про неё говорят? А если кто и не поверил моему рассказу, пусть придёт к нам с Серенькой в гости, посмотрит, как мы с ней дружно живём, как читаем письма от бабушки Коки.

Бурёнушка-музыкантша

Вы знаете, кого так зовут? Конечно, вот эту забавную тёлушку. Ножки у неё, видите, какие тоненькие, копытца маленькие, шёрстка нежная. На лбу у тёлушки белая звёздочка, а сама — тёмно-бурого цвета.

Маленькая Алёнка, как увидела тёлушку, обхватила её руками за шею и давай целовать да приговаривать:

— Моя Бурёнушка… Моя красавица… Никому тебя не отдам. Сама стану за тобой ухаживать…

А Бурёнушка обрадовалась, сказала тоненьким голоском, «М-м-у-у» и стала лизать Алёнке руки. А Алёнкин папа засмеялся:

— Вот, — говорит, — телячьи нежности какие!

Алёнка очень удивилась и спросила:

— Разве телячьи нежности такие бывают?

— Такие, — ответил Алёнкин папа и ещё громче рассмеялся. — Именно такие…

Алёнка подумала немного и решила:

— Нет… Бурёнушка просто молочка хочет.

Алёнушка взяла крынку с молоком. Хотела прямо из неё поить тёлушку. А папа Алёнкин сказал:

— Что ты, доченька! Разве Бурёнушка напьётся из крынки. У крынки горлышко узкое. Налей-ка молока в миску!

Алёнка послушно вылила молоко в алюминиевую миску и подставила тёлушке. Только Алёнкин папа перехватил миску и поставил её на плиту.

— Пусть молоко нагреется, доченька, — сказал он. — Твоя Бурёнушка совсем маленькая. Если её напоить холодным молоком, она заболеет.

— У Бурёнушки горло заболит? — поинтересовалась Алёнка.

А папа сказал:

— И горло и животик заболит. — Он потрогал молоко пальцем, снял миску с плиты и отдал Алёнке. — Вот теперь можешь напоить тёлушку. Молоко тёплое…

Алёнка поднесла молоко Бурёнушке, а та всю мордочку окунула в миску. Сразу закашлялась, зафыркала — брызги по всей кухне. Девочка чуть не расплакалась: не умеет Бурёнушка пить молоко. Так она и с голоду умрёт!

А Алёнкин папа только смеётся. Даже обиделась на него девочка. Но тут же позабыла про обиду, потому что папа окунул руку в молоко, наклонил миску. Бурёнушка прильнула к его ладони и, почмокивая, стала пить.

Попробовала Алёнка сделать, как папа. Получилось. Бурёнушка и из Алёнкиной ладошки стала пить молоко. До самого дна выпила и руки девочке облизала.

Потом Алёнкин папа принёс охапку свежего сена. Такого душистого, что и Алёнка, и Бурёнушка сразу чихнули. Девочка сказала тогда тёлушке: «Будь здорова!» А тёлушка ничего не сказала девочке, потому что она была совсем маленькой.

Алёнка отвела Бурёнушку на сено и строго сказала, как ей говорила мама:

— Ну, вот ты и поела. А теперь поспи. Если будешь умницей, я тебе сказку расскажу. Или песенку спою. Ложись…

Бурёнушка оказалась умницей. Она легла на бочок, поджала ножки, а голову протянула на колени Алёнке. Алёнка спросила:

— Чего хочешь? Сказку или песенку?

Бурёнушка ничего не ответила. Она ведь была тогда совсем-совсем маленькой. Алёнка подумала и запела ей песенку. Ту