Хранить вечно. Дело № 1 - Борис Борисович Батыршин

колен, нередко плиссированные, и пёстрые блузки, иногда с кружавчиками или вышивкой по вороту. У многих «коммунаров» в руках книжки и тетради, а кое-кто даже читает на ходу - в точности, как в «Приключениях Шурика», заглядывая в книжку через плечо спутника.

Некоторые, впрочем, предпочитают спортивный стиль: например вон та, хорошенькая, лет пятнадцати, со вздернутым носиком и веселыми живыми глазами, щеголяет в шароварах и тенниске – у этой в руках не книжка, волейбольный мяч. Она задорно улыбнулась мне и, ничуть не стесняясь, крикнула подруге:

- Новенький! Смотрите, какой красивый, в парадке…

Я криво улыбнулся в ответ.

Возраст попадавшихся мне навстречу «коммунаров» был самый разный – попадались и мелкие, лет одиннадцати-двенадцати, и совсем взрослые девчонки и парни с пробивающейся над верхней губой тёмной полоской. Мелькали и взрослые, правда, совсем немного - на некоторых я заметил спецовки из плотной, похожей на брезент, ткани с масляными пятнами. Ну да, коммуна-то рабочая…

Я обернулся – так и есть, за кронами деревьев пачкала небо угольной копотью тонкая железная труба. Завод? Фабрика? В памяти тут же всплыло название то ли фильма, то ли книги - «Флаги на башнях». Только вот автора, хоть убей, не вспомню. Но – тридцатые годы прошлого века, это точно.

В широко распахнутых дверях «главного корпуса» стоял пацан лет тринадцати, стриженный под машинку, лобастый, чрезвычайно серьёзный. Среди прочих коммунаров он выделялся строго официальным костюмом, в точности повторявшим тот, что был на мне, да трёхлинейной винтовкой с примкнутым штыком. Оружие было несообразно длинное для его росточка, и пацан держал его обеими руками за дуло – на рукаве я заметил вышитый золотыми нитками вензель «Д.Т.К. им. Тов. Ягоды».

Между прочим, судя по названию, заведение находится под покровительством чекистов – если обрывки памяти мне не лгут, именно это учреждение и возглавлял Генрих Гершенович… прошу прощения, Генрих Григорьевич. Ну, хорошо, не возглавлял, но фактически, руководил, занимая пост первого зама при вечно больном Менжинском.

…Вот откуда я всё это знаю? А знаю ведь...

Ответ возник почти сразу, в ставшем уже привычным режиме флэшбэка. Жёлтая обложка, на ней строгое лицо человека в фуражке на фоне каких-то архивных бумаг и даже, кажется, отпечатков пальцев на дактилоскопической карточке. Название: «Генрих Ягода – смерть главного чекиста». Имени автора я не разобрал, зато ясно разглядел идущую понизу надпись: «Мемуары под грифом «секретно». И, ниже - год издания, 1994.

То есть, я эту книгу читал? Выходит – да, читал, причём в том самом 1994-м году. Ну, или немного позже.

Значит, всё-таки попаданец? Вот ведь, прилипло неизвестно откуда дурацкое словечко…. А по-другому не объяснить всплывающие то и дело картинки из восьмидесятых, девяностых годов, даже начала следующего, двадцать первого века? Правда, они совсем уж фрагментарны, обрывочны, ну так лиха беда начало…

Нет, главное сейчас – это разобраться с самим собой, с воспоминаниями, касающимися собственного прошлого. А прочее рано или поздно приложится.

- Тебе чего? – неласково спросил часовой и, не дожидаясь ответа, повернулся и крикнул в дверь:

- Тоха?! Тошка, ты что там, заснул? Тут новенький пришёл, сбегай за Стеценко! Он ведь сегодня дежурный командир?

Из дверей ответили жизнерадостным «Ага, щас!», потом застучали по полу пятки – судя по звуку, не отягощённые обувью.

- Посиди тут пока, подожди. – распорядился часовой и кивнул на стоящую возле крыльца скамейку.– Когда ещё Стеценко придёт – что тебе, торчать на проходе, под ногами путаться?

Я спорить не стал и уселся, куда было сказано. Не прошло и пяти минут, как на крыльце возник пацан в белой, майке-голошейке и синих трусиках – судя по босым ногам, это и был давешний Тоха. Под мышкой он зажимал длинную сигнальную трубу, золотящуюся на солнце начищенной латунью. Он кивнул часовому - «Стеценко занят, пусть немного подождёт…», - встал на краю верхней ступеньки, быстро облизал губы и, вскинув, свой инструмент, издал несколько отрывистых музыкальных трелей. И почти сразу из дверей хлынул поток обитателей коммуны – весело переговариваясь, они торопились в сторону дымящей за деревьями трубы.

Трубач, поймав мой взгляд, озорно подмигнул и скрылся в здании.

- Что это было, а? – спросил я у часового. – В смысле – кому сигналили?

- Кто, Тоха? Так это на работу, после обеда.

Поток коммунаров быстро редел, и через полминуты из дверей выбегали только одиночки.

Шагах в трёх от скамейки, возле ступеней возник из ничего большой полосатый кот. Он уселся столбиком и начал умываться, совершенно не обращая внимания на пробегающих мимо пацанов и девчонок.

- Кис-кис-кис! – позвал я.

В ответ кот смерил меня презрительным взглядом жёлтых глаз, зевнул, широко разинув розовую пасть, и продолжил прерванное занятие. Я вздохнул и повозился, устраиваясь на скамейке поудобнее.

Ждать, так ждать. Раз велено, да ещё и таким солидным официальным товарищем – значит, будем ждать…

Ожидание растянулось на четверть часа. Кот к тому времени закончил умываться и ушёл куда-то по своим кошачьим делам. Я же, не дождавшись очередного просветления в памяти, убивал время, наблюдая за снующими туда-сюда коммунарами. Видимо, сигнал, поданный голоногим Тохой, относился не ко всем – на скамейках появилось довольно много читающих ребят и девчонок, другие шли куда-то с мячами и полотенцами – то ли купаться, то ли на спортплощадку. Пронеслась мимо галдящая стайка пацанов лет десяти- двенадцати – они в шесть рук тащили большой коробчатый воздушный змей и на бегу обсуждали, полетит он, или не полетит. По мне, так не должен - поскольку при таком способе переноски хрупкое изделие наверняка разнесут в клочки задолго до запуска.

Жизнь, тем временем, кипела. По дорожкам зашкрябали мётлы, двое коммунаров приволокли носилки с песком и принялись посыпать дорожки, другие, с лейками и тяпками, занялись цветочными клумбами. А я сидел и прикидывал, покормят меня сегодня или нет – ползучий голод всё сильнее давал о себе знать. Сколько я не ел, с утра? Со вчерашнего вечера?

…Вспомнить бы…

Стеценко оказался парнем лет семнадцати, высокий, широкоплечий, он щеголял не стрижкой под машинку а аккуратной причёской, сделанной явно профессиональным парикмахером. Одет он был так же, как и часовой, в «парадку» - похоже, это была привилегия официальных лиц, да новичков, вроде меня.

Расспрашивать он не стал. Вместо этого критически оглядел мою особу, поправил поясок юнгштурмовки – «коммунар должен быть опрятным!» - и сделал знак идти за собой. Как оказалось, в столовую, которая была тут же, на первом