Этика пыли - Джон Рёскин

Девочки (каждая радуясь своему). Как я рада! Как хорошо! Но что же сказал Птах?

Профессор. Нейт не дождалась его ответа. Когда я обернулся назад, его уже не было, и я увидел лишь белое облачко у самого края заходящего солнца. Когда же солнце совсем закатилось, образ Птаха слился с мощной тенью и исчез.

Египет. Но пирамида Нейт осталась, не правда ли?

Профессор. Осталась. Но вы, Египет, и представить себе не можете, какое странное состояние душевного одиночества овладело мной, когда исчезли оба бога. У меня было такое чувство, будто я до тех пор никогда не знал, что значит быть одиноким, и необъятная даль пустыни была ужасна.

Египет. Я испытывала это чувство, когда была королевой. Мне хотелось наполнить весь дворец хотя бы изображениями богов, но я была бы очень рада увидеть и настоящих богов, если бы только это было возможно.

Профессор. Наберитесь терпения, ведь я еще не досказал свой сон. Вскоре сумерки сменились темнотой, и я уже с трудом различал пирамиду. Вдруг в воздухе раздалось глухое жужжание, и рогатый жук со страшными когтями упал у моих ног на песок – удар от его падения был похож на удар молота. Затем жук приподнялся на задние лапы, вытянул когти передних, и они тут же превратились в сильные руки, из которых одна сжимала настоящие железные щипцы, а другая – большой молот. На голове у него был шлем, и не было на нем видно отверстий для глаз. Задние же лапы жука превратились в сильные искривленные ноги со ступнями, изогнутыми во внутрь. Итак, передо мной, опираясь на молот, стоял карлик в блестящих черных доспехах, более всего напоминавших спинку жука. Я от удивления не мог вымолвить ни слова, он же заговорил, и голос его звучал как заунывный, замирающий вдали звон колокольчика. «Я хочу великую пирамиду Нейт сделать малой, – начал жук, – я низший Птах, я имею власть над огнем. Я могу обессилить все сильное и придать мощь всему слабому. Из большого могу сделать малое, а из малого – большое». И он прихрамывая направился к пирамиде, и по мере его приближения пирамида делалась сначала темно-пурпурной, потом алой как кровь и, наконец, бледно-розовой. Я увидел, что пирамида внутри раскалилась докрасна. Низший, или маленький, Птах дотронулся до нее своими щипцами, и частицы пирамиды посыпались вниз, как песок в песочных часах, потом собрались, снова посыпались и, казалось, превратились в прах. Но вооруженный карлик нагнулся, взял все частицы в руку и сказал: «Со всем великим я могу сделать то же, что и с этой пирамидой, и отдать в руки людей для уничтожения». И я увидал в руках его пирамиду, построенную так же, как и большая, и во столько же рядов, но только очень маленькую. Внутри она была еще раскалена, так что я боялся до нее дотронуться, но Птах сказал: «Дотронься, я обуздал огонь, и он уже не может жечь». Я коснулся пирамиды, взял в руку, и она оказалась холодной и красной, как рубин. Птах расхохотался и, превратившись снова в жука, принялся яростно зарываться в песок. Мне показалось, что он и меня хочет закопать – я отпрыгнул и проснулся. В руке я крепко, до боли сжимал маленькую пирамидку.

Египет. Что вы сжимали в руке?

Профессор. Пирамидку.

Египет. Пирамиду Нейт?

Профессор. Да, скорее всего, но построенную не для Азихиса. Я знаю только, что это была маленькая розовая прозрачная пирамида, построенная из стольких рядов крошечных кирпичиков, что им и счету нет. А вы, я вижу, сомневаетесь в моих словах, недоверчивая египтянка. Но вот она. (Подает кристалл розового флюорита.)

Девочки толпятся, стараясь получше разглядеть кристалл, но на их лицах проступает лишь разочарование.

Сивилла (не совсем отдавая себе отчет в том, почему она и другие девочки разочарованы). Вы показывали нам это и раньше.

Профессор. Да, но тогда вы не обратили на кристалл внимания.

Сивилла. Неужели ваш чудесный сон ограничился лишь этим?

Профессор. Но что же может пригрезиться прекраснее? Пирамида мала, спору нет, но когда вы начнете правильно судить о вещах, то понятия малого и великого перестанут для вас существовать. Созидание этой пирамиды было в действительности так же чудесно и так же непонятно, как и тот сон, который я вам рассказывал. Оно совершилось не так быстро, полагаю, но с той же скоростью, с которой создаются и большие предметы. Когда Нейт слагает снежные кристаллы, ей приходится куда больше возиться с атомами, приводя их в порядок с помощью огнедышащих стрел, чем когда она создает кристаллы флюорита, но богиня и со снежными справляется за минуту.

Египет. Зачем вы сбиваете нас с толку? Почему вы говорите, что это дело Нейт? Ведь вы не думаете, будто она действительно существует, не правда ли?

Профессор. Неважно, кем считаю ее я. Вам стоит подумать над тем, кем считали ее египтяне, окрестив Нейт, – или Гомер, называвший ее Афиной, или Соломон, определявший ее словом «Мудрость». Свидетельство о ней всех одинаково, и все народы принимали его: «Я была при Нем художницею, – читаем мы в притчах Соломона, – и была радостью всякий день, веселясь перед лицом Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими».

Мэри. Не есть ли это только олицетворение?

Профессор. А если и так, что вы выигрываете, не признавая этого олицетворения, и какое вы имеете право не признавать его? Не лучше ли принять предложенный образ? Прислушайтесь как дети к словам, которые главным образом и касается вас как детей: «Любящих Меня Я люблю, и ищущие Меня, найдут Меня».

Пару минут девочки сидят смирно, а потом принимаются недоуменно переглядываться.

Профессор. Сегодня я больше не могу говорить с вами. Возьмите этот розовый кристалл и подумайте.

Беседа 3. Жизнь кристалла

Очень скучная беседа, на которую добровольно обрекли себя старшие ученицы. Некоторые из младших, впрочем, тоже приняли в ней участие, но по недоразумению. Беседа проходит в классной комнате.

Профессор. Итак, я нахожусь сегодня здесь единственно для того, чтобы отвечать на ваши вопросы. Не так ли, мисс Мэри?

Мэри. Да, и вы должны отвечать на них просто и ясно, не отвлекаясь на разные истории. Вы совсем портите детей. В их маленьких головках пестрые картины меняются, как в калейдоскопе, и они перестают понимать, что вы хотели сказать. Да и мы, старшие, тоже этого не понимаем. Сегодня вы должны сообщать нам одни только факты.

Профессор. Согласен! Но вам это быстро надоест.

Мэри. Для начала скажите нам, что вы подразумевали под «кирпичами». Все крошечные частицы минералов так же схожи по форме, как кирпичи?

Профессор. Представления не имею, мисс Мэри. И даже не знаю, известно ли это в принципе. Мельчайшие атомы, видимые и фактически соединяющиеся вместе для образования большого кристалла, можно было бы лучше охарактеризовать как нечто, «ограниченное определенным направлением», а не «определенной формой». Я не могу дать вам ясного понятия об исходных атомах. Однако представление о маленьких кирпичиках или, может быть, о маленьких шариках, для нас с вами во всяком случае, будет приемлемым.

Мэри. Какая досада! Только захочешь узнать самую суть чего-нибудь интересного, а ответов-то на твои вопросы и нет.

Профессор. Да, Мэри, потому что мы не должны желать знать все – лишь то, что доподлинно известно, иначе желаниям нашим конца не будет. Если бы я мог показать вам или самому себе группу первоначальных атомов под микроскопом, то мы были бы ничуть не меньше разочарованы тем, что не можем разделить их на две части и рассмотреть, что внутри.

Мэри. Но хорошо, скажите же нам, что вы имели в виду, говоря, что кирпичи летают? Разве движение атомов похоже на полет?

Профессор. Находясь в растворе или в некристаллизованном виде, они действительно отделены друг от друга, как комары, летящие роем, или как рыбы, плывущие косяком, и находятся приблизительно на одинаковом расстоянии друг от друга. Определенное количество раствора различной степени густоты или на различной глубине содержит в себе большее или меньшее число растворенных атомов, в общем же можно считать их равноотстоящими, как горошинки на вашем платье. Когда они разъединяются только силой теплоты, вещество называется расплавленным; когда же они разъединяются каким-нибудь другим веществом, как частицы сахара водой, то говорят, что они растворились. Обратите, пожалуйста, внимание на это различие.

Дора. Теперь буду выражаться точнее. Когда в следующий раз вы скажете, что чай для вас недостаточно сладок, я отвечу: сахар еще не растворился, сэр.

Профессор. Я говорю вам о растворимости, мисс Дора, а вы прерываете. Знаете, если присутствующие станут слишком бесцеремонными, у нас получится форменный парламент.