Лунные дни - Наталья Колесова

  Или это уже не он, а его зверь веселился?

  Людмила заглянула в счет и выложила несколько купюр.

  - Сколько с меня? - спросил Глеб, вытаскивая кошелек.

  Женщина беспечно отмахнулась.

  - Да ладно, одно кофе! Ты же наверняка студент, я тебя сама пригласила, сама и угощаю!

  Она его что, совсем за пацана держит?

  - Какой студент, мне уже двадцать шесть! И деньги у меня есть.

  То есть, на добрый десяток лет ее моложе. А деньги у него действительно есть - в раскрытом кошельке кроме крупных бумажных еще и пара карт. Значит, проблема не в деньгах...

  - Ну раз не студент, может, перейдем на "ты"?

  - Легко.

  - А теперь - вопрос за вопрос! - напомнила Мила уже на улице.

  - Ну?

  - С чего ты решил сигануть с балкона? Из-за девушки?

  Конечно, женщины уверены, что если и стоит кончать жизнь самоубийством, то только из-за несчастной любви. Нет, она его точно за придурочного подростка принимает!

  - А из-за чего обычно сигают? Вы же нас... таких много повидали?

  - Дурь. Алкоголь. Ссора с родителями. Несчастная любовь. Травля одноклассниками или учителями. Плохая оценка, да-да, и такое бывает, не смотри так на меня...

  Мила рассказала ему про шестнадцатилетнюю девчонку, отравившуюся из-за несчастной любви. Едва откачали, девушка тут же прыгнула с моста. Пока собирали по костям, травматологи рекомендовали неудачливой самоубийце выбрать в следующий раз здание повыше - в столице таких много. Чтоб уже врачам не создавать лишнюю работу...

  - И что она? Прыгнула?

  Мила пожала плечами:

  - В реанимации мы с ней больше не встречались. Или девчонка все-таки передумала или в следующий раз попала прямиком в морг. А ты так и не ответил!

  Глеб молчал. Мила поглядела на него сбоку. Между прочим, симпатичный парень, лобастый, глазастый, не очень высокий, крепкий. Жалко, если пропадет сдуру.

  - Я... - начал симпатичный. - У меня... Ничего, если я ничего не скажу? - наконец выпалил Глеб.

  Мила кивнула.

  - Ничего. А я пришла.

  И Глеб обнаружил, что они уже у знакомого подъезда. Он вдруг понял, что второй день кружит в этом районе, словно бездомная собака, которую раз подкормили и которая надеется на новую подачку. Сравнение с собакой зверю не понравилось. Тем более что дом у них есть.

  - Заходи в гости как-нибудь.

  - А сейчас можно? - выпалил он - сам для себя неожиданно. И даже на шаг отступил. И вправду дурак! Теперь она начнет отнекиваться и придумывать вежливые отговорки...

  - Да пожалуйста, - просто сказала Людмила. - Но учти, у меня всего второй этаж, тебе не подойдет.

  - Для чего не подойдет?

  - Для сигания!

  - Оба-на! - удивилась Мила.

  Третий час ночи. Руки гудят и припухли подушечки пальцев. Перед глазами мерцают буквы. А на диване с подушкой в обнимку сидит Глеб и смотрит в наушниках телевизор.

  Увидев, что Мила уставилась на него, стянул одно "ухо".

  - Что ты сказала?

  - "Оба-на" я сказала! Ты уверен, что я приглашала тебя ночевать?

  Теперь стянул оба. Криво улыбнулся. Ух ты, ямочка на щеке!

  - Не приглашала. Но когда я спросил, можно я еще посижу, сказала: "сиди, пока не надоешь!"

  Надоесть он ей действительно не успел, потому что она о нем практически забыла. Мила виновато развела руками:

  - Ну, это меня Муз навестил!

  Встав, потянулась (задралась майка, обнажив белый живот, солярий она, видать, не посещает), подрыгала занемевшими ногами.

  - Пошли что-нибудь перекусим?

  - Кто-кто тебя навестил? Муж? - спросил Глеб - уже у ее спины.

  - У нормальных поэтов-писателей имеется Муза, а у меня - Муз! - крикнула Мила из коридора. - Гуляка, пьяница и лентяй. Но когда он меня наконец посещает - это все равно что пришел настоящий мужик, забываешь обо всем на свете! Знаешь, в моем холодильнике в точности, как в моей жизни - то пусто, то...

  Мила распахнула дверцу и закончила через паузу:

  - ...густо.

  - Я жрать... в смысле есть захотел, - объяснил он изобилие, от которого хозяйка дар речи потеряла. - Вот, сгонял в магазин.

  - Это ты удачно сгонял! - восхитилась Людмила и принялась метать на стол баночки, сверточки и брикеты.

  Похоже, никакой диеты она не соблюдает. Да и трудно соблюсти-то, при таком странном режиме. Вгрызлась, не отрезая, в кусок ветчины, сверкнула глазами.

  - Ух, вкуснотища!

  Зверь заворчал. Зверю женщина нравилась. Она вкусно ела. Азартно работала. Весело оттаскивала Глеба от края балкона.

  И пахла - тоже очень вкусно.

  У-у-у, нет! Вот этого не надо. Она нам с тобой не по зубам. Во всех смыслах.

  - Я... пойду, наверное, - пробормотал Глеб, уставившись на стол, заваленный продуктами, чтобы не смотреть на женщину голодными глазами. Опять же во всех смыслах голодными... Как много, оказывается, подтекста в обычных фразах!

  Хозяйка перестала жевать. Удивилась.

  - Куда это?

  - Ну... домой.

  - Ночь на дворе, куда ты пойдешь?

  - Ничего страшного.

  - Да за такой холодильник можешь и у меня на диване поспать! Ох, боже ты мой, красна девица, не бойся, не собираюсь я покушаться на твою невинность!

  Кому тут еще кого надо бояться - это большо-ой вопрос.

  Тяжелый час - с трех до четырех. Час Быка... Нет, Быка вроде раньше. Он сказал бы, скорее Волка. Глеб весь извертелся, то переворачивая подушку прохладной стороной, то подбивая ее выше, то уминая площе... Кончилось тем, что вообще зашвырнул куда-то и мрачно уселся на диване. За облаками - он чувствовал - плывет насмешливая Луна. Таится до поры до времени. Знает, сука, что никуда он от нее не денется.

  В полнолуние ее власть была абсолютной. Но и сейчас временами - то ли в дремоте, то ли в кошмарах - ему казалось... или все же не казалось? что он становится... А если это происходит на самом деле? Какого черта он здесь остался?!

  Он знал - какого. Он зацепился. Он почти год цеплялся за Институт Магических Феноменов, за туманное обещание - может быть, получится, может быть, он вернется нормальным к нормальной жизни с Кристей. А теперь вот зацепился за эту женщину, одной фразой стянувшей его с перил балкона. Как будто она может что-то изменить!

  Он просто боится умирать - вот и все.

  Глеб все-таки заснул. И пожалел об этом.

  ...Руки и ноги выламывало, выкручивало. Само тело изгибалось под немыслимыми углами, словно стремилось вывернуться наизнанку, показать свое нутро, состоящее из клыков, когтей, черной шерсти... Зверь полувстал, полусполз с дивана, бесшумно скользнул к двери в спальню. Сомкнулись на круглой металлической ручке твердые когти, сжались, царапая филенку...