Кофе с молоком - Лана Балашина

Лена помолчала, а потом спросила:

— Зачем ты мне это рассказала? — и заплакала.

Я вздохнула:

— Просто Ромка мне нравится, а Ворошилов — нет.

— Откуда знаешь про Глеба? — вяло удивилась Ленка.

Я пожала плечами.

Мы улеглись. Она полежала молча, потом подняла голову и тихо спросила:

— А про кота-то ты правду рассказала, или сочинила?

Я засмеялась.

Утром я проснулась от непонятного хлопка. Мы с Юлькой выглянули вниз — под балконом стоял улыбающийся Роман со снежком в руках.

— Ну вот, звали в зверинец, а сами дрыхнете!

Кто это его звал, — мимолетно удивилась я. Но Юлька, опередив меня, крикнула ему:

— Рома, я уже иду!

Она заметалась по комнате, растолкала сонную Елену. Не открывая глаз, та простонала:

— О, Господи! И чего вам неймется?!

— Мама, вставай, за нами Рома пришел, — отчаянно завопила Юлька.

Завтракали в столовой в гордом одиночестве. Мы с Юлькой съели по удивительно вкусному сырнику и запили все горячим какао. Оставив Лену с Романом, заглянули на кухню, поблагодарили повара. Узнав, что мы собираемся к зверюшкам, нам выдали две булки, несколько яблок и горстку кусочков сахара.

Воспользовавшись указателем, мы пошли по расчищенной дорожке между тугих заснеженных елей к дальним домикам.

Мы с Леной чуть отстали, и она кивнула на один из уединенных коттеджей:

— Обычно они останавливаются здесь.

Я поняла, что она имеет в виду Каратаева и Ворошилова. Наверное, она приезжала сюда с Глебом, неожиданно обожгла меня догадка.

Я потянула ее вперед, за Ромой и Юлькой.

Обычно я не люблю зверинцы, и вовсе не потому, что мне не интересны звери. Мне просто кажется, что в клетках им тесно, и, что еще хуже, кажется, что зверюшек недокармливают. И, конечно, я считаю, что на свободе им лучше.

Впрочем, этот звериный уголок такого впечатления не производил. У зверей были большие вольеры с уютными расписными домиками, да и сами звери не выглядели недоедающими. Мы пришли как раз во время кормления, и сторож, присматривающий за животными, разрешил нам отдать им угощение в виде исключения.

— Понимаете, у них у каждого свой рацион, а отдыхающие так и норовят им сунуть то конфету, то печенье. Разве ж так можно? А отдельные умники и спиртное предлагают!

У него было доброе лицо, и я заметила, что звери норовят подставить ему лоб и спину, чтобы он почесал их. Значит, любят.

Светлоглазая девчонка, видимо, его внучка, рассказала нам о каждом жильце зооуголка. У каждого из них была своя, очень непростая, история.

— Зверей сюда никто не покупал. Медведя, например, привез прежний хозяин, сам-то он уехал за границу. Олень в детстве серьезно повредил ногу. А волчат дедушке принес местный егерь, их мать убили браконьеры. — Она с гордостью сказала: — Я помогала деду их выкармливать. Они привыкли к людям, так что теперь их уже выпускать нельзя. А в прошлом году у нас два лебедя зимовали, у нее крыло было повреждено. А вот этой осенью улетели.

Дед прищурился:

— Маша уверяет, что весной они обязательно вернутся. Я тоже, признаться, надеюсь на это. Ну, поживем, увидим.

Юлька от Романа уже не отходила, и я заметила, что Лена поглядывает в их сторону.

Мы задержались у низкого веселого заборчика. За ним стоял настоящий теремок. Внизу, у входа, распушилась и разнежилась на солнце большая пушистая кошка, и веселые котята затеяли вокруг нее забавную возню.

Неожиданно в окошко выглянула симпатичная мордочка белой крысы.

Мы с Леной ахнули, а Маша снисходительно пояснила:

— Не пугайтесь, они дружат. Все лето с ними еще еж живет, только он сейчас спит, и дедушка унес его на веранду.

Сзади нас раздалось вежливое покашливание.

Я оглянулась: в короткой лыжной куртке, как всегда, нараспашку, к нам подходил Каратаев. Мы дружно поздоровались, а Роману он пожал руку. Пришлось вернуться назад, чтобы показать ему наших новых знакомцев.

Он засмеялся:

— Я думал, все еще спят. Все-таки вчера допоздна веселились.

Лена сказала:

— Да мы вчера почти сразу после вас и ушли.

Он кивнул, спросил:

— А Костя где? Он вчера зажигал!..

Ромка ухмыльнулся:

— Костя как раз и пришел утром, разбудил меня. Его самого теперь только из пушки поднять можно!

Каратаев посмотрел вокруг и сказал:

— Может, на лыжах пройдемся? Здесь есть прокат, и снаряжение довольно приличное.

Неожиданно Ромка отказался:

— Да мы уже уезжать собираемся. Повезу девочек с родителями знакомиться.

Лена промолчала, а Юлька схватила ее за руку:

— Мама, я забыла тебе сказать! Рома нас в гости зовет. Поедем, а? Я уже обещала.

Лена подняла потемневшие глаза на замершего в ожидании ее решения Ромку, и сказала:

— Ну, раз обещала, то поедем.

Ромка заметно расслабился и извиняющимся тоном сказал ей:

— Это недалеко… И родители будут рады ужасно.

Каратаев повернулся ко мне:

— Может, ты мне составишь компанию?

Я кивнула, и мы направились к маленькой деревянной избушке, куда вел указатель с надписью «Прокат».

С той лыжной прогулки прошло пять лет, а только никогда я не испытывала такого острого ощущения молодости, здоровья, почему-то собственной красоты и красоты сказочного леса.

Самое странное: во время прогулки, и потом, когда Каратаев вез меня домой в своем джипе, мы все время молчали, но молчание совершенно не тяготило нас. Каратаев уверенно прокладывал лыжню, и я едва поспевала за ним. Иногда он далеко опережал меня, и поджидал, опершись на лыжные палки. Кровь стучала в моих ушах, щеки горели от мороза и бега.

Каратаев высадил меня у дома, и я успела пробормотать какие-то слова благодарности.

Ночью я лежала на полке вагона, и щеки по-прежнему горели, а перед закрытыми глазами мелькали деревья, уходила вдаль лыжня, проложенная кем-то по нетронутому белому снегу…

Признаюсь сразу: следующие две недели помню плохо. Я ухитрилась сдать все зачеты и экзамены за две сессии, и взяла задание на дипломное проектирование. Дни и ночи слились в один сплошной клубок из учебников, экзаменов и консультаций. Даже с подружками виделись урывками.

Примерно через неделю после приезда в Питер я возвращалась в общежитие с ребятами, мы задержались в читальном зале библиотеки до самого закрытия. Шли компанией. Полная луна освещала институтский парк фантастическим голубым светом. Снегопад, не прекращавшийся уже несколько дней, к ночи стих. Ребята затеяли веселую возню в снегу. Девчонки визжали.

Неожиданно на боковой дорожке, ведущей к институтскому тиру, я заметила фигуру, показавшуюся мне знакомой. В этот момент снежком сбили капюшон моей шубки, и я отвлеклась. Когда повернулась, на дорожке никого не было…

Утром я брела на экзамен, и неожиданно для себя отстала от девчонок и свернула к тиру. Потопав каблуками, сбила снег с обуви и вошла внутрь.

В прошлом году мы сдавали зачет по стрелковой подготовке, и я узнала немолодого татарина, проводившего стрельбы.

Он сидел и внимательно рассматривал мишень, на которой полностью был выбит центр.

Не зная, о чем хочу его спросить, похвалила:

— Хороший выстрел. Кто это так?

Сосредоточив взгляд на моей особе, он медленно сказал:

— Земляк приезжал, из Панджшера.

Мы помолчали.

Он спросил:

— Хочешь пострелять?

Я отрицательно покачала головой, и он потерял ко мне интерес, снова погрузившись в созерцание мишени с дырой.

Я потопталась, и, не зная, о чем еще говорить, ушла. Татарин хмуро посмотрел мне вслед, но спрашивать ни о чем не стал.

Выйдя из тира, я вдохнула свежий морозный воздух и подумала: наверное, померещилось…

Домой я вернулась уже после того, как страна отметила все праздники. Народ в офисе значительно присмирел и сидел на диетах. Зина, увидев меня, ахнула:

— Слушай, тебя там голодом морили, что ли? Одни глаза остались!

В этот момент вошел Глеб Юрьевич. Стягивая перчатки, насмешливо оглядел меня и сказал:

— Да нет, все основное — на месте.

Я насупилась, а Зина искоса посмотрела на него.

По здравом размышлении я решила, что не буду отвечать на его подначки и вообще разговаривать с ним не буду. Заодно решила, что мои личные отношения с Каратаевым тоже надо прекратить, мне и так показалось, что на нас с ним как-то странно поглядывали, когда мы вернулись с лыжной прогулки.

Подкрепляя это решение, на оставшиеся от премии деньги я купила компьютер, и задерживаться по вечерам перестала. Не знаю, какие выводы сделал из этого Каратаев, мне-то он ничего не сказал, но и не спросил, отчего я не остаюсь после работы. Впрочем, может быть, он и не заметил этого…

В середине февраля Зина ушла в декрет, и работы у меня стало ощутимо больше. Бывало так, что некогда было и словом перекинуться с забежавшей Леной Колесниковой. В последнее время она резко похорошела, и я как-то поймала удивленный взгляд Ворошилова.