Похититель секретов (сборник) - Корецкий Данил Аркадьевич

Глава 2

Оживший рыцарь

Летом в парке Праттер много людей, особенно в районе аттракционов. Центральные аллеи плотно забиты гуляющей публикой, медленно вращается гигантское колесо обозрения, в кабинки которого можно заказать обед, с визгом пролетают сквозь водопады брызг лодки с туристами, орущие от ужаса вагончики с лязгом проносятся по перекрученному монорельсу американских горок, в многочисленных открытых кафешках пьют пиво с обернутыми копченым шпиком колбасками…

Но сейчас здесь царят тишина и запустение. Тихо поскрипывают голые, с обледеневшими ветками деревья, почти на каждом – птичья кормушка; аттракционы покрыты шапками снега; медленно порхают в хрустальном воздухе пушистые снежинки – долетев до земли, они укладываются в сугробы, которые и здесь никто не торопится убирать. Только слева, за колесом обозрения, совсем по-русски шоркает лопата в руках крепкого чернокожего парня – в наших краях мне таких дворников видывать не доводилось. Неспешной походкой подхожу ближе, добродушно улыбаюсь и обращаюсь к нему по-английски:

– Привет! Небось, не часто приходится возиться со снегом?

– Не знаю. Я здесь первый год, – отвечает дворник, не прекращая своего занятия. Желтая куртка муниципального рабочего надета прямо на куцее пальто, на ногах – высокие ботинки. Копна густых волос утепляет голову лучше кроличьей шапки.

– А у нас в Канаде снега полно, – я достаю пачку «Винстона». – Передохни, покурим!

Вообще-то я не курю. А сигареты ношу для установления контакта: угощение – уже дружеский жест, а совместное курение сближает, как и любое совместное занятие, кроме, пожалуй, драки. Это как раз тот редкий случай, когда небольшие материальные затраты приносят хорошие моральные дивиденды.

Дворник выпрямляется, отставляет лопату, зачем-то оглядывается по сторонам и только потом берет сигарету.

– Значит, вы из Канады? – Он выпускает дым через широкие ноздри плоского носа. Черная кожа на фоне снега кажется еще чернее.

– Да. Журналист. А ты откуда?

Я более-менее правдоподобно имитирую процесс курения.

– Из Франции. То есть вообще-то из Сенегала. Приехал в Париж, но работы не нашел, вот перебрался сюда…

Одной затяжкой дворник скуривает сигарету на четверть.

– Я как раз пишу о трудовой миграции. Могу и о тебе написать.

Он качает головой.

– Зачем? Лучше не будет, только хуже. Я когда вас увидел – подумал, что еще один полицейский…

– Еще один? Они что, часто сюда ходят?

– Последний месяц часто. Там человека нашли – без сознания…

Сенегалец показывает рукой куда-то в сторону.

– Да ну?! И что с ним произошло?

На черном лице отражается недоумение.

– Не знаю. Но никакого криминала не было. Не убили, не ограбили. А полицейские все ходят, все расспрашивают…

На место происшествия выходили и Ивлев, и ребята из службы охраны посольства, и Малахов. Всех их, очевидно, сенегалец относит к полиции.

Крохотный окурок летит в только что насыпанный сугроб, дворник опять берется за лопату. И замирает, видя перед лицом… нет, не ствол пистолета, что за глупости! Обычную купюру достоинством в десять евро.

– Покажи мне место, где нашли этого несчастного. Может быть, получится интересная статья. Читатель ведь любит загадки!

Лопата летит вслед за окурком и втыкается в сугроб, как широкое сенегальское копье.

– Пойдемте. У каждого своя работа…

Выглянуло тусклое, как старый пятак, зимнее австрийское солнце. Сразу же послышалось чириканье повеселевших птичек. Мы неспешно движемся по заснеженной аллее, я проваливаюсь по щиколотки в холодную белую вату. В меховых полуботинках становится мокро.

– Почему здесь никто не убирает?..

– Зачем? Само растает…

Вполне знакомый мотив. Судя по всему, очищать эту аллею должен именно мой новый друг.

– Тоже правильно! – одобряю я, чтобы усилить расположение сенегальца. Тот запрокинул голову к солнцу и широко улыбается.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, укрепляя дружбу. Ибо ничто так не располагает человека, как интерес к его делам. Впрочем, из этого правила есть много исключений, но касаются они, в основном, нашей специфичной работы.

– Ифрит.

– Ифрит? Это джинн, который сидел в кувшине?! – вспоминаю я сказку про старика Хоттабыча.

Мой спутник качает головой.

– Не обязательно именно тот. Это имя могучего духа. Оно должно принести счастье…

– Это хорошо… А что для тебя счастье?

Ифрит задумывается, но не надолго.

– Найти хорошую работу, получить вид на жительство, вызвать сюда Маргет и родить с ней десять сыновей.

– Десять?!

– Десять, – убежденно повторяет сенегалец.

«Бедная Вена!» – думаю я. А вслух говорю:

– Надеюсь, у тебя все получится…

Звучит не очень искренне, но Ифрит благодарно кивает.

Мы прошли с километр, а может и больше. Аллея заканчивалась, упираясь в невысокую гору с небольшим, явно заброшенным замком наверху.

– Вот здесь его нашли, – черный снаружи и розовый внутри палец показывает под толстый дуб с обнажившимися корнями.

Да, именно здесь – я видел фотографии. Снега тогда не было, и Виталий Торшин лежал ничком на черной земле, вытянув вперед правую руку.

– А что там? – я киваю на замок.

– Там нехорошее место, – мрачнеет дворник. – Нечистая сила там…

– Какая такая нечистая сила?!

Он пожимает плечами.

– Никто не живет, а ночью, бывает, свет горит… Страшные истории рассказывают…

– Кто рассказывает?

Жест повторяется.

– Люди говорят: там призраки… Волк и карлик. Я здесь недавно, и то слышал… У-у-у-у… У-у-у-у!

Приставив ладонь ребром ко рту, он изображает вой собаки Баскервилей.

– Ну, расскажи мне про призраков, может, испугаюсь…

Я вновь достаю сигареты, и мы закуриваем для дальнейшего сближения. Хотя куда больше – мне кажется, что мы и так уже почти родственники…

Но мой чернокожий родственник, хотя и курит богатырскими затяжками, про замок рассказывать не хочет и ни на какие увещевания не поддается. Он снова тычет своим двухцветным пальцем в корни дуба.

– Я лучше другое расскажу… Никому не говорил, а вам скажу… Это из-за женщины все получилось…

– Из-за какой женщины?!

– Не знаю… Только он не один был, с женщиной… Они мимо прошли, еще светло было… Я хорошо рассмотрел… Можете написать, только про меня не надо…

– Ты что, брат, обижаешь! – я обнимаю своего родственника за плечи. – А что за женщина? Как она выглядела?

Сенегалец расплывается в белозубой улыбке, словно черный рояль распахнул широкий ряд белых клавиш. Так он несколько минут назад улыбался солнцу.

– Красивая!

Улыбка вдруг исчезает, словно в рояле неожиданно захлопнули крышку. Ифрит освобождается от родственных объятий и напряженно смотрит за мою спину. Я оборачиваюсь. Ничего страшного там нет. Только человек, замерший в конце аллеи. Он смотрит в нашу сторону. Широкая куртка и капюшон скрывают очертания фигуры.

– Я должен идти, – говорит сенегалец. – Мне не следовало прекращать работу. Могут быть неприятности…

– Какие неприятности, дружище? Из-за такой ерунды?

Но у Ифрита явно испортилось настроение.

– Никогда не следует много болтать, – мрачно говорит он. – Особенно в чужой стране…

Не прощаясь, сенегалец уходит. Я хочу рассмотреть незнакомца, который так его напугал. Но в конце аллеи уже никого нет.

У входа в рыцарский зал замка Хоффбург рыцарь на коне встретил меня копьем. Хорошо, что турнирным – с разлапистым трилистником вместо смертоносного острия. Конь накрыт толстой клетчатой желто-красной попоной, смягчающей удар, грудь всадника тоже прикрыта мягким желто-красным квадратом.

– Папа, а они живые?

Навстречу шла типичная австрийская семья: родители, явно разменявшие сороковник, и мальчик лет восьми, в круглых очках. Здесь поздно женятся и поздно заводят детей, точнее, одного ребенка, который от своей «переспелости» страдает либо плоскостопием, либо близорукостью, либо чем-то еще. Ничего, если мечты моего друга Ифрита исполнятся, он вам поправит демографическую ситуацию! Впрочем, его соотечественники уже успешно это делают…