Олаф Торкланд в Стране Туманов - Андрей Льгов

Откуда-то сверху вынесли окровавленный труп. Это один из постояльцев, знатных саксов, решил, что с ним обошлись не по достоинству, и обнажил оружие. Свейн, посланный Олафом вперед остальных, с удовольствием помог хозяйским слугам исполнить поручение конунга. Он спускался следом за своей жертвой, сияя довольной улыбкой и демонстративно вытирая окровавленный меч.

Обед пошел своим чередом, кости хрустели и ломались под напором мощных нордических зубов, а чудесное вино само лилось в горло. Олаф не стал выставлять караул. По расчетам опытного мореплавателя, разбойники должны были быть еще далеко от города, да и местные жители при первом появлении боевых кораблей с драконьими головами поднимут такой вой и панику, что даже мертвый встанет из могилы, решив, что настал Рагнарек.

Время шло. Никто из сопровождавших короля воинов не пожелал променять хорошее вино на мягкую постель, любезно предоставляемую хозяином в любой пустующей наверху комнате, при виде ломящихся столов бессонная ночь была забыта.

Ближе к вечеру Олаф поймал себя на том, что он уже слегка захмелел. Конунга взволновала боеспособность его солдат.

— Эй, керл! — кликнул он хозяина.

Маленький толстенький человечек, семеня ножками, подкатился к могучему монарху и услужливо поклонился.

— Что пожелает ваше величество, ой, простите, светлость? — смутившись, поправился он.

— Вино еще есть?

— Сколько пожелаете.

— Воины потребуют, скажешь, что нету, должны, мол, подвезти. А чтобы башку не отрезали, говори, что сам король у тебя уже спрашивал.

Хозяин еще раз поклонился и попятился удаляясь. Он был безумно рад распоряжению монарха, потому что, как он понимал, за выпитое и съеденное никто платить не собирался, а эта воля короля помогала сохранить в целости пару бочек.

Олаф взглянул в окно. На улице смеркалось. В этой вечно пасмурной стране трудно было определить, когда восходит и заходит солнце. Но, пожив здесь какое-то время, человек приучался угадывать момент наступления ночи. Торкланд кинул взгляд на свое воинство и, надеясь на то, что толстяк выполнит его приказ, вышел на улицу.

Даже став королем, Торкланд не приобрел привычки окружать себя телохранителями, справедливо полагая, что сам может справиться с целым отрядом врагов. Все равно Один не призовет его к себе раньше, чем он понадобится Великому.

Пройдя по пыльной, несмотря на влагу, городской улице, Олаф вышел на берег. Он взобрался на возвышающийся над портом утес и замер, обозревая морские просторы. Свинцовая гладь быстро увела его мысли в другое русло.

«Как хочется вывести дорогой „Йормунганд“ в море и отправиться за край горизонта! Сколько есть в Мидгарде цветущих поселений, которые я еще не грабил, — думал Олаф. — Вот, говорят, где-то на юге есть отец всех городов, великий Римгард. Как рассказывают саги, его четыре раза полностью растаскивали по камушку, так как все дома там из золота и серебра. Но боги снова отстраивали чудесный город, богаче прежнего. Я не знаю, кто его грабил, но мне тоже хочется принять в этом участие. А еще, по рассказу Хэймлета, существует чудный город Сиракузгард, где делают лучшее в мире вино. Есть и златоглавый Миклагард. Да сколько вообще чудес на свете, к которым стоит прикоснуться руками. Благо боги подсунули в свое время пройдохе Хэймлету молодильное яблоко, и моей жизни теперь хватит, чтобы навестить все эти процветающие местечки, — Олаф ухмыльнулся плотоядно, представляя дымящиеся руины и отчаливающие от берега драккары, просевшие под тяжестью добычи, — если только Один не призовет меня к себе раньше срока».

Последнюю мысль Торкланд додумывал чисто механически. Его взгляд, устремленный далеко в море, поймал то, чего ждал конунг. Но увиденное ничуть не обрадовало короля.

Вдали, у самой грани между водой и ночью, плыло три корабля. Без сомнения, это были боевые драккары викингов, и наверняка именно те, которых с полудня дожидался Олаф. Но то ли боги указывали разбойникам путь, то ли сам Локи предупредил их о засаде, устроенной бритлендским конунгом, но враги не пошли к Ситауну, а проплыли мимо.

— Чтоб все йотуны Нифльхейма собрались вместе, дабы сожрать вас живьем, вместе с кораблями и такелажем, чуму на вас, черную оспу и мужское бессилие, — бесновался Торкланд.

Олаф уже понял, что проиграл. Его мозг, подогретый добрым вином, работал четко. Морские разбойники ушли подальше от берега вовсе не из опасения встречи с ним, а из простого расчета срезать путь. Дело в том, что сразу за Ситауном прибрежная полоса резко поворачивала на запад, врезаясь глубоким заливом в сушу, а корабли викингов просто плыли к противоположному краю залива, где стоял богатейший из саксонских городов Ричфорд. Только теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот. Если накануне драккарам предстояло обогнуть выступающий в море большой мыс, а всадники могли значительно сократить путь, двинувшись напрямик, то теперь воинам короля предстоял утомительный переход вокруг залива, а врагам нужно было покрыть гораздо меньшее расстояние по морю. Конечно, в порту Ситауна стояли кое-какие торговые посудины, но ни одна из них не была готова к немедленному выходу в море. Об этом он на всякий случай осведомился сразу по прибытии в город.

Но не придал значения, уверенный в надежности своего плана.

Гнать ночью два дня не спавших людей в Ричфорд было полной бессмыслицей. К тому времени, когда отряд прибудет в город, грабители сделают свое дело и уберутся восвояси. Однако ярость, охватившая короля, затмила его рассудок, и он побежал к постоялому двору.

— Хозяин! — заорал Торкланд, вбегая во двор. — Бегом выводи коней!

Но толстяка не было видно, навстречу выскочили перепуганные слуги и залопотали что-то на своем глупом саксонском языке. Он не стал пытаться понять их и распахнул двери гостиницы. Все сразу стало ясно.

Его бравые вояки, осушив последний бочонок вина, как все здравомыслящие люди, не поверили, что в подвалах этого процветающего заведения нет ни грамма выпивки, и, озверев от недопитая, привязали бедного толстяка к столбу, и устроили ему настоящие пытки.

Несчастный сакс, мужественно перенося боль, мучился дилеммой: то ли умереть сейчас, не сказав викингам ни слова, то ли закончить жизнь, когда вернется король, если он даст им ключи от погреба. Олаф появился вовремя. Хозяин гостиницы взглядом воскресшего глянул на Торкланда и, тут же получив кулаком в челюсть, потерял сознание.

— Воду на него вылейте, — советовал неугомонный Свейн, — он уже тепленький, скоро расколется.

— А ну, пьянь, бегом на улицу, по коням! — неожиданно для увлеченных интересным занятием воинов прогремел голос конунга.

Те оторопели и на мгновение замерли на месте. Что, плохо слышали, уроды?!

Он схватил за кольчугу двух крайних викингов и с силой пихнул к двери. Остальных больше приглашать не пришлось. Они давно не видели Олафа в таком настроении и поэтому не на шутку перепугались. Стрелой вылетев во двор, воины начали спешно разбирать лошадей, подаваемых гостиничными слугами, которые были просто счастливы. Во-первых, оттого, что все остались живы и невредимы после посещения столь высокородных гостей. И во-вторых, что их деспот хозяин хоть раз в жизни сам получил по морде. Чтобы знал, зараза, каково им, слугам, получать от него ежедневную трепку.

В серых сумерках кавалькада пронеслась по пустеющим улицам провинциального городка, по пути распугивая зазевавшихся гусей и женщин. Всадники вырвались на дорогу и помчались, минуя поля и огороды. Уже в полной темноте они въехали в лес.

Никто из викингов и не пытался спросить Торкланда, куда это они спешат на ночь глядя. Один только вид вождя отбивал всякую охоту проявлять любопытство. Все знали, что сам Один иногда вселяется в Торкланда, повелевая его рукой и направляя взор.

А когда на небе вдруг разошлись тучи и дорогу озарил свет мириадов звезд, воины окончательно убедились, что сам Великий осветил эту сумасшедшую скачку среди ночного леса. Ведь ясная погода была большой редкостью для этой страны.

Олаф мчался впереди, далеко оторвавшись от сопровождающих, и глотал встречный ветер. Невыносимая жажда разделаться с докучливым врагом безудержно гнала его вперед, заставив забыть голос разума. Черной тенью летел он на своем бешеном коне, а развевающийся плащ казался крыльями в призрачном отсвете звезд.

Люди Торкланда едва поспевали за своим конунгом. После того как прошло первое возбуждение, многих стал одолевать сон. Две бессонные ночи и бурно проведенные дни давали о себе знать. Конечно, опытный вояка мог запросто выспаться в седле во время перехода, лошадь сама бы вяло плелась за своими сородичами, но это возможно было при походном шаге, а не при ненормальном галопе, которым они неслись. Воины прилагали немалые усилия, чтобы удержаться в седле и не вылететь в придорожную канаву, задремав на ходу.