Соблазнить холостяка, или Нежный фрукт - Галина Куликова

«Мне нужно было жениться на Жанне», – подумал Грушин, чувствуя отвращение к самому себе. Жанну он не любил. Это была страсть, не подкрепленная ничем: ни человеческой симпатией, ни жалостью, ни уважением. Жанна была просто объектом его физического влечения. Когда страсть утихала, он всеми силами стремился сохранить чувство близости, но ничего не выходило. Жанна оставалась неинтересной ему, с ней не хотелось общаться – делиться впечатлениями, обсуждать планы. Тем не менее его мужская природа отчего-то откликалась на жар ее тела.

Что касается Элины, то здесь он терпел фиаско. Он не испытывал по отношению к ней ничего, кроме неудобства. Тем временем гостья всерьез принялась за пуговицы его рубашки. Пока Грушин, прикрыв глаза, сопел, пытаясь вызвать в себе все те реакции, которые просто обязаны были происходить, она расстегнула рубашку до самого низа и положила обе ладони на его обнаженную грудь.

– Я не суслик, – неожиданно сказал Грушин и посмотрел на нее трагическим взором.

– Слава богу, – пробормотала Элина. – Не в моем стиле соблазнять мелких грызунов, помешанных на кукурузе.

Она взяла Грушина за шею правой рукой и притянула его голову к себе, чтобы сподручней было целоваться. Ее губы нашли его губы, а ее язык вражеским дозором проскользнул в его рот. Грушин дернулся и попытался отклониться. Элина усилила нажим. А когда он все же вырвался, она помимо воли применила прием, которому ее научили на курсах самозащиты. Заломила ему руку, повалила лицом вниз и наступила коленкой на хребет.

– Отпусти меня, – прогудел Грушин ватным голосом куда-то в обивку дивана.

– Только если ты будешь лежать смирно, – пообещала та, ослабила хватку и одним сильным движением перевернула его лицом вверх.

Он выглядел встрепанным и беззащитным. Посмеиваясь, Элина нависла сверху, собираясь снова целовать его. Он видел, как приближается к нему ее плотоядный рот и глаза, полные азартного нетерпения. Элина тем временем вошла в раж. Она уже чувствовала сладкий вкус победы, уже мысленно развешивала свои платья в гардеробе Грушина, как вдруг… Кто-то подкрался и укусил ее за ногу. Конечно, не кто-то, а Ганя, выбравшийся из своего укрытия и явившийся разведать обстановку. Маленькая босая нога, которая ерзала по краю дивана, показалась ему очень завлекательной мишенью, поэтому он встал на задние лапы, поймал ее когтями и для верности укусил.

Это было так неожиданно и так больно, что Элина закричала:

– А-а-а!

Одновременно она изо всех сил дрыгнула ногой, подскочив вверх и приземлившись всем своим весом Грушину на живот. Тот пропустил удар, и из него мгновенно вышел весь воздух. Элина успела увидеть кремовую тень, метнувшуюся в спальню. Ганимед Ванильный Дым удрал с места преступления, от восторга распушив хвост.

Нога была расцарапана капитально. Кошачьи когти оставили глубокие следы, из которых сочилась кровь. Кое-как отдышавшись, растрепанный и измятый Грушин бросился за аптечкой. Элина заплакала. Схватив ее за ногу сильными руками, он принялся промывать царапины антисептиком и заклеивать лейкопластырем.

– Я вытряхну этого паршивца из его шкурки, – пообещал он мрачным тоном, стоя на коленях перед диваном. – Я отучу его кусать гостей исподтишка.

У Элины потекла тушь, и, на взгляд Грушина, она наконец-то стала выглядеть по-человечески. Он почувствовал, что может даже утешить ее. Перестав изображать из себя доктора Айболита, он потянул ее за руку и стащил на ковер. Она уткнулась носом ему в грудь. Они стали целоваться короткими заходами, потому что Элина все еще всхлипывала и ей необходимо было время от времени хватать ртом воздух. Ей уже казалось, что все начинает образовываться, что в Грушине, старательно обнимавшем ее, что-то такое разгорается, какая-то маленькая искорка. Желание немедленно разжечь из этой искорки пламя заставило Элину занять главенствующее положение. Она обняла его за талию, сделала очередной рывок и перекатила так, чтобы оказаться сверху. Волосы почти занавесили ей лицо, однако сквозь них ей вдруг почудилось некое движение. Она мотнула головой, сдула прядь с лица… и увидела Ганю, который с журнального столика готовился прыгнуть прямо ей на голову. Мерзавец уже весь подобрался, и глаза его горели самурайским огнем.

Элина пискнула, и Грушин принял этот писк за страстный призыв. Поэтому попытался изобразить поцелуй, который не далее как вчера видел в кино – длинный, ввинчивающийся, сопровождаемый мычанием и сжиманием находящегося рядом тела. По его мнению, дама должна была умереть от восторга.

К его невероятному изумлению, дама с неожиданной силой вырвалась из его объятий, перекатилась по полу, встала на четвереньки и прямо на четвереньках побежала по ковру прочь.

– Я, конечно, понимаю, что далеко не Аполлон, – пробормотал Грушин, – но я старался изо всех сил.

– Он сейчас прыгнет! – крикнула Элина через плечо.

Грушин быстро обернулся и увидел Ганю. Кот был в охотничьем настроении – его синие глаза горели, как два топаза, а хвост быстро стучал по журнальному столику.

– Вот гадина! – воскликнул Грушин, ловко поднялся на ноги и метнулся к наглому животному.

Животное немедленно спрыгнуло со стола и, сверкая лапами, бросилось наутек. Момент был упущен.

– У тебя просто бойцовский кот, – сказала Элина. – Не понимаю, почему ты его сразу не нашел и не запер в другой комнате. Наверняка он не в первый раз выкидывает такие фортели.

Она уже поднялась на ноги и даже закурила сигарету. Довольно нервно, надо сказать.

– Я не знал, где он прячется, – мрачно ответил Грушин. – Кроме того, уверяю тебя, я до сих пор никогда не валялся по полу, тем более с гостями. Да и гости у меня бывают нечасто.

С каждым годом Грушин все острее ощущал свое одиночество, свою отдельность от всего остального мира. Ему жизненно необходима была живая душа, чье присутствие рядом прогнало бы тот неприятный холод, который стал все чаще охватывать его, особенно по ночам в пустой постели. Удивительное дело. В детстве, когда ты спишь один, ты испытываешь боязнь, в юности – свободу, в молодости – умиротворение после дневных дел и кутежей. Но вот наступает зрелость, и с каждым днем одинокая постель становится все холоднее, и порой ночь нагоняет такую тоску, что хоть волком вой. Чтобы унять эту гложущую тоску, Грушин решил во что бы то ни стало жениться. Элина была одним из немногих реальных шансов. И вот сейчас этот шанс ускользал от него.

– Глупо, если мы поссоримся из-за кота, – сказал он беспомощно.

Элина хмыкнула и бросила на него косой взгляд. Грушин неожиданно представил, что эта женщина останется с ним навсегда. Здесь, в этой квартире. Он вообразил, как сидит за рабочим столом и отвечает на письма, щелкая компьютерной «мышью», а Элина возится на кухне с кастрюльками. Именно в этот миг Грушин отчетливо понял, что ее присутствие не спасет его от одиночества. Они будут рядом, и это все. Рядом и по отдельности.