Эхо плоти моей - Томас Диш

Но для передачи, увы, требовались приемники и, значит, проме­жуточные спутники тоже были неизбежны. И был неизбежен Марс или какой-нибудь другой склад вроде него.

Но самое главное, ради чего затеяли все это дело, была фатальная неизбежность ядерного Армагеддона. В конце концов, бомбы делают для того, чтобы их сбрасывать.

— Добро пожаловать на Марс, Натан.

— Всегда приятно вернуться, сэр.

— Вернуться? А, понятно. Спасибо. Приятно, что вы вернулись. Садитесь и расскажите о путешествии.

Генерал Питман уселся в одно из кресел, стоявших друг напротив друга, и положил ногу на ногу, так что щиколотка одной оказалась на колене другой. В такой позе он мог бы сойти за манекен из витрины. Сшитая на заказ форма идеально сидела на нем, сохраняя безупречность каждой складки. Идеальными были также ухоженные ногти, густые волосы с первыми следами седины, ровный, глубокий загар, искусственная обветренность лица и легкая, чуть насмешли­вая улыбка.

— Ничего существенного в пути не произошло, но скучать не пришлось ни минуты. В этом чемоданчике, сэр, находится адресо­ванное вам письмо. Особо важное. Генерал Фосс приказал, чтобы вы достали и прочли его при мне.

— А, старое трепло Фосс? Натан, вот ключ. Откройте, пожалуй­ста, ваш чемоданчик. Честно говоря, я ждал чего-нибудь в этом роде.

По мере того, как генерал Питман читал письмо, улыбка исчезала с его лица и выступали хмурые морщинки на лбу. Хотя на его лице даже такое выражение казалось немного искусственным.

— Этого я и боялся,— сказал генерал, протягивая письмо Хэн-зарду.

Хэнзард с сомнением глядел на письмо, не осмеливаясь его взять.

— Да, Натан, прочитайте, что там написано. Мне будет легче, если я с кем-нибудь поделюсь этим. Я уж рискну поверить, что через вас утечки информации не произойдет.

Письмо содержало приказ сбросить ядерный арсенал, находящий­ся в лагере Джексон/Марс, на противника. Кто этот противник — не уточнялось, в том не было нужды. Сроком операции согласно действующему оперативному плану “В” было назначено первое июня 1990 года. Письмо было подписано президентом Ли Мэйдигеном и заверено Большой Государственной Печатью.

Хэнзард вернул письмо командиру. Он не знал, что сказать, и потому заметил неопределенно:

— Да, тут и вздохнуть не успеешь.

Улыбка попыталась вернуться на лицо генерала.

— Мы можем спокойно дышать еще шесть недель. К тому же я уверен, что прежде наступления срока приказ будет отменен. Разу­меется, будет. Это обычные игры на краю пропасти. Соответствую­щие службы организуют утечку информации об этом приказе, и русские отступят в том вопросе, который все это вызвал. Я думаю, в данном случае речь идет о Ямайке. Ну и, кроме того, Мэйдиген хочет доказать всему миру, что он вовсе не размазня. А русские будут бояться наших бомб только в том случае, если мы будем готовы их сбросить. Мы ведь готовы их сбросить, правда, Натан?

— Не в моей компетенции отдать такой приказ, сэр.

— И не в моей. Это в компетенции президента, и он такой приказ уже отдал. А мы обязаны его выполнить. Именно наш палец: мой или ваш,— Питман, словно демонстрируя, неподражаемым жестом молодого баптистского проповедника вознес ввысь наманикюренный палец,— должен быть готов нажать кнопку. Но не кажется ли вам, что такое действие будет чем-то вроде геноцида?

— Как вы только что сказали, сэр, концепция сдерживания ста­новится бессильной без готовности применить оружие.

— Это не ответ на мой вопрос.

— С вашего разрешения, сэр, я не думаю, что мое положение позволяет отвечать на такой вопрос.

— А мое — не позволяет его задавать. Вы правы, Натан. Иногда самое мудрое — отойти от слишком верного понимания последствий. Это одна из причин, почему мы находимся на Марсе, а русские — на Луне. Здесь мы можем отвлеченнее смотреть на вещи.

— Здесь…— откликнулся Хэнзард, уходя от неприятной темы.— Это странно, но у меня вовсе нет ощущения, что я здесь. Лагерь Джексон/Марс и лагерь Джексон/Вирджиния очень похожи друг на друга.

— Ничего, скоро вы заметите различия. Но если вы очень торо­питесь, можете посетить обзорный купол и полюбоваться на пыль, на пыльные камни и на пыльные, усеянные камнями кратеры. Здесь это единственное зрелище, которое может представлять интерес для туристов. Ощущение различия происходит больше от отсутствия Земли, чем от наличия пыли и камней. Вы это быстро поймете. Скажите, Натан, вы задумывались, почему именно вас выбрали для выполнения этого задания?

— Как вашего помощника, сэр.

— Конечно, конечно… но у меня в Вашингтоне была дюжина помощников, и некоторые из них, между прочим, более близкие, чем вы.

— Я крайне благодарен, что вы выбрали именно меня.

— Вас выбрал не я, а психологи. Я только одобрил их решение. Мы с вами попали сюда по результатам мультифазных тестов, что проводились в декабре. Помните, те, с неприличными вопросами? Тесты говорят, что мы с вами — очень цельные личности.

— Очень рад слышать.

— Но ведь, Натан, вы не всегда были таким?

— Вы видели мое личное дело, сэр, и все знаете. Но это было давно. С того времени я стал более зрелым.

— Зрелость… Ну, конечно же. Несомненно, мы вполне созрели для такой работы. Мы можем сделать то, что от нас требуют, даже если нам не хочется называть это дело его настоящим именем.

Хэнзард в недоумении глядел на генерала. Подобные речи были в высшей степени необычны для Питмана, каким Хэнзард знал его на Земле. Должно быть, на генерала действовал Марс. Впрочем, Питман быстро взял себя в руки.

— Все это к делу не относится,— поспешно сказал он,— а вам, верно, не терпится познакомиться со своим жильем и полюбоваться прелестным марсианским пейзажем. Вы и без моей помощи быстро разочаруетесь в Марсе. Главная проблема здесь — скука. Скука — везде большая проблема, но здесь она острее. Библиотека здесь приличная, хоть и не очень современная. Наша армия смотрит на книги, которым меньше десяти лет, как на подрывные. Я бы посо­ветовал взять что-нибудь солидное, нудное и очень длинное, вроде “Войны и мира”. Впрочем, тут нет этого романа, его тоже сочли подрывным. Я лично продираюсь сквозь книгу Гиббона “Упадок и разрушение Римской империи”. Как-нибудь, когда у нас будет по­больше времени, напомните, чтобы я рассказал историю Стилихона. Варвар родом, он стал римским генералом. Этот Стилихон был образчиком верности. Гонорий, император, которому он служил, был несомненным кретином, все свое время тратившим на разведение домашней птицы. Империя расползается по швам, повсюду готы и вандалы, и один Стилихон их сдерживает. Разумеется, Гонорий велел убить его по ложному доносу евнуха. Таков единственный решительный поступок этого императора. Вам не кажется, что вся эта история — великолепная аллегория? Хотя, я вижу, вам не терпится насладиться местными видами. Обед в офицерской столо­вой в тринадцать ноль-ноль. Мы тут единственные офицеры, так что, возможно, я увижу вас там. И последнее, капитан…

— Слушаю, сэр.

— Не надо хмуриться. Уверяю вас — все это игры на краю пропасти и политический блеф. Я точно знаю, что подобное бывало уже раз десять. Через неделю-другую все кончится.

— …или,— тихо добавил генерал сам себе, когда Хэнзард вы­шел,— в крайнем случае, все кончится через шесть недель.

Глава 3

Эхо

Тамбур пристыковался к стальной стенке передатчика, и люк, тихо щелкнув, открылся внутрь. Хэнзард и рядовой, пригнувшись, вошли. Люк закрылся за ними.

Здесь не было никаких сценических эффектов, ни гудения, ни мигающих огоньков. Единственным звуком оставался собственный пульс, отдававшийся в ушах. Хэнзард чувствовал, как судорожно сжимается желудок. Словно на тренажере, Хэнзард уставился на слова, написанные по трафарету на белой краске стены:

ЛАГЕРЬ ДЖЕКСОН / ЗЕМЛЯ ПЕРЕДАТЧИК МАТЕРИИ

На кратчайшее мгновение ему показалось, что слово “Земля” сменилось на “Марс”, но нет — надпись оставалась прежней. Должно быть, просто нервы шалят.

Он ждал.

Чтобы щелкнуть тумблером и перенести их на Марс, техникам, сидевшим в стеклянной кабине, хватило бы пары секунд. Хэнзард подумал, не случилось ли там чего-нибудь.

— Они, похоже, не торопятся,— пожаловался негр-рядовой. Хэнзард глядел на часы: секундная стрелка уже дважды обошла циферблат. Рядовой, сидевший напротив, поднялся и неестественно спокойно подошел ко входному люку, который изнутри казался тонкой как волос линией, нарисованной на сплошной стальной стене. Для предотвращения приступов клаустрофобии люк был украшен массивной, хотя и бесполезной, ручкой.

— Эта дерьмовина сломалась,— сказал рядовой.— Мы застряли в проклятом склепе.

— Успокойтесь, рядовой, и сядьте. Вспомните, что говорили на тренировках. Стены нельзя трогать. И ручку нельзя трогать тоже. Но рядовой, запаниковав, уже не слушал Хэнзарда.