Осада мельницы - Эмиль Золя

Внимательно осмотревшись, девушка опять села на кровать. Так провела она около часа, поглощенная какой-то мыслью. Затем снова прислушалась; в доме не раздавалось теперь ни малейшего шороха. Она еще раз подошла к окну и выглянула наружу, но, должно быть, рог месяца, который все еще виднелся за деревьями, показался ей помехой и она снова предалась ожиданию. Наконец она решила, что пора. Стало совершенно темно, она уже не различала часового напротив, и все кругом расплылось в чернильную лужу. Еще с минуту она прислушивалась, потом решилась. Здесь, у самого ее окна, проходила лесенка ряд железных, вделанных в стену ступенек, которые вели от колеса на чердак и когда-то служили мельникам для осмотра частей механизма. Впоследствии устройство колеса было изменено, и лесенка давно уже пряталась под густым плющом, покрывавшим мельницу со стороны речки.

Франсуаза храбро перелезла через подоконник, ухватилась за одну из железных перекладин и повисла. Затем она начала спускаться. Юбка сильно ей мешала. Вдруг от стены оторвался камень и со звонким всплеском упал в Морель. Похолодев от страха, она застыла на месте. Но тут же поняла, что шум воды, ее непрерывный рокот, должен на расстоянии заглушать любой шум, какой может произвести она сама, и стала спускаться смелее, раздвигая ногою плющ, нащупывая ступеньки. Оказавшись на уровне комнаты, служившей Доминику тюрьмой, она остановилась. Одно непредвиденное затруднение едва не лишило ее мужества: окно нижней комнаты приходилось не прямо под окном ее спальни, а было в стороне от лестницы, и, вытянув руку, она нащупала только стену. Неужели ей придется лезть обратно, не осуществив свой план? У нее устали руки; от журчанья Морели, не прекращавшегося там, внизу, начинала кружиться голова. Тогда она оторвала от стены несколько маленьких кусочков штукатурки и бросила их в окно Доминика. Он не услышал; может быть, он спал. Она отковырнула от стены еще кусочек, ободрала пальцы. Силы ее были на исходе, она чувствовала, что сейчас сорвется, когда наконец Доминик осторожно отворил окно.

- Это я, - прошептала она. - Скорей, поддержи меня, я падаю!

Она впервые сказала ему "ты". Высунувшись из окна, он схватил ее и внес в комнату. Здесь она разразилась слезами, стараясь, однако, подавить рыданья, чтобы ее не услыхали. Потом, сделав над собой отчаянное усилие, успокоилась.

- Вас стерегут? - спросила она шепотом.

Доминик, который еще не мог прийти в себя от изумления, охватившего его при виде Франсуазы, только показал на дверь. За стеной раздавался храп; как видно, часовой, не в силах бороться со сном, улегся на полу под дверью, думая, что таким образом пленнику не уйти.

- Надо бежать, - взволнованно продолжала она. - Я пришла, чтобы уговорить вас бежать и проститься с вами.

Но он, казалось, не слышал ее. Он твердил:

- Как, это вы! Это вы... И напугали же вы меня! Ведь вы могли разбиться насмерть. - Он взял ее руки, поцеловал их. - Как я люблю вас, Франсуаза!.. Вы не только добрая, вы еще и храбрая. Я боялся одного - умереть, не повидавшись с вами. Но вы тут, и теперь пусть они расстреливают меня. Если я побуду с вами хоть четверть часа, я готов потом встретить смерть.

Он осторожно привлек ее к себе, и она прижалась головой к его плечу. Опасность сблизила их. В этом объятии они забыли все.

- Ах, Франсуаза, - с нежностью сказал Доминик, - ведь сегодня день святого Людовика, долгожданный день нашей свадьбы! Ничто не смогло разлучить нас, раз мы все-таки здесь, наедине друг с другом, раз мы явились на назначенное свиданье... Правда? Ведь сейчас утро перед нашей свадьбой.

- Да, да, - повторила она, - утро перед свадьбой.

Дрожа, они поцеловались. Но внезапно она оторвалась от него. Страшная действительность встала перед ее глазами.

- Надо бежать, бежать, - пролепетала она. - Нельзя терять ни минуты.

Он протягивал в темноте руки, чтобы снова обнять ее, но она сказала, опять обращаясь к нему на "ты":

- О, прошу тебя, выслушай меня... Если ты умрешь, я тоже умру. Через час станет светло. Я хочу, чтобы ты ушел сию же минуту.

И она торопливо рассказала ему то, что задумала. Железная лесенка доходит до колеса. Ухватившись за лопасти, он сможет сесть в лодку, которая спрятана в углублении. А потом ему легко будет добраться до того берега и скрыться.

- Но ведь там, наверное, часовые? - спросил он.

- Только один, напротив, под первой ивой.

- А если он заметит меня? Если вздумает крикнуть?

Франсуаза вздрогнула. И вложила ему в руку нож, который принесла с собой. Наступило молчание.

- А ваш отец, а вы? - продолжал Доминик. - Нет, нет, я не могу бежать... Когда меня здесь не будет, эти солдаты могут растерзать вас... Вы их не знаете. Они обещали помиловать меня, если я соглашусь провести их через Совальский лес. Когда они увидят, что меня нет, они будут способны на все.

Девушка не стала терять времени на споры. На все его доводы она ответила только одно:

- Ради любви ко мне бегите... Если вы меня любите, Доминик, не задерживайтесь здесь больше ни одной минуты.

Она дала слово, что сейчас же вернется к себе, так что никто не узнает, что это она помогла ему бежать. Наконец, чтобы лучше убедить юношу, она обняла и поцеловала его в каком-то лихорадочном порыве страсти. Он сдался. И только спросил:

- Можете вы поклясться, что отец знает о вашем поступке и тоже советует мне бежать?

- Это отец и послал меня к вам, - не задумываясь, ответила Франсуаза.

Она лгала. В эту минуту у нее была лишь одна всепоглощающая потребность, одно желание - убедиться, что он в безопасности, избавиться от чудовищной мысли, что восход солнца должен явиться вестником его казни. Когда он будет далеко отсюда, пусть все несчастья обрушатся на нее, она с радостью перенесет их, только бы он остался в живых. Ее безмерная нежность жаждала видеть его живым, живым прежде всего.

- Хорошо, - сказал Доминик, - я сделаю, как вы хотите.

Они умолкли. Доминик снова открыл окно. Внезапно раздался какой-то шум, и они похолодели от ужаса. Дверь затряслась, им показалось, что кто-то отворяет ее. Неужели часовые, обходя помещение, услыхали их голоса? Прижавшись друг к другу, они замерли в невыразимой тревоге. Дверь снова дрогнула, но не открылась. У обоих вырвался подавленный вздох облегчения: как видно, это повернулся во сне солдат, спавший у двери. И действительно, в наступившей тишине снова послышался храп.

Доминик потребовал, чтобы Франсуаза первая поднялась к себе. Он обнял ее и безмолвно простился с нею. Потом помог ей ухватиться за перекладину и, в свою очередь, взобрался на лестницу. Но он заявил, что не спустится ни на одну ступеньку, пока не убедится, что она у себя. Оказавшись в своей комнате, Франсуаза наклонилась и прошептала:

- До свиданья, я люблю тебя!

Она осталась у окна, пытаясь проследить за Домиником. Ночь все еще была очень темна. Она искала глазами часового, но не нашла его; только ива выступала бледным пятном среди мрака. С минуту она слышала шорох - это Доминик, спускаясь, задевал плющ. Потом скрипнуло колесо, и послышался легкий всплеск, возвестивший, что юноша нашел лодку. Вскоре она действительно различила темный силуэт лодки на серой пелене Морели. Тогда мучительная тоска снова сжала ей грудь. Каждую секунду ей чудилось, что она слышит крик часового, поднявшего тревогу; малейший звук, раздававшийся во мраке, казался ей торопливыми шагами солдат, лязгом оружия, щелканьем затворов. Однако мгновенья проходили, а земля хранила свой величавый покой. Доминик должен был уже добраться до противоположного берега. Франсуаза ничего больше не видела. Стояла торжественная тишина. Вдруг она услышала топот, хриплый возглас, глухой стук упавшего тела. И тишина стала еще более глубокой. Тогда, словно ощутив дыхание смерти, вся похолодев, Франсуаза застыла на месте перед лицом густого мрака.

IV

Как только рассвело, вся мельница задрожала от громких раскатов голосов. Дядюшка Мерлье отпер комнату Франсуазы. Она спустилась во двор, бледная, но очень спокойная. Здесь она, однако, не смогла удержать дрожь тело прусского солдата было распростерто у колодца на разостланной шинели.

Солдаты, столпившиеся вокруг тела, размахивали руками и разъяренно выкрикивали что-то. Некоторые грозили кулаком в сторону деревни. Офицер между тем распорядился позвать дядюшку Мерлье - местного мэра.

- Вот один из наших солдат, - сказал он изменившимся от гнева голосом. - Его нашли убитым на берегу реки... Мы должны будем примерно наказать убийцу, и я рассчитываю, что вы поможете нам разыскать его.

- Как вам будет угодно, - ответил мельник со своей обычной невозмутимостью, - но только это нелегкое дело.

Офицер нагнулся и отвернул полу шинели, закрывавшую лицо убитого. Все увидели страшную рану. Часовой был убит ударом в горло, и орудие убийства еще торчало в ране. Это был кухонный нож с черной ручкой.

- Взгляните на этот нож, - сказал офицер дядюшке Мерлье, - быть может, он поможет нам при розысках.