Мисс Джин Броди в расцвете лет - Мюриэл Спарк

— Девочки в кабинете естествознания что хотят, то и делают, — сказала Сэнди, — им так и положено.

— У мисс Броди мы тоже часто делаем что нам хочется, — заметила Дженни. — Моя мама говорит, что мисс Броди чересчур дает нам волю.

— Ей положено давать нам не волю, а уроки, — сказала Сэнди, — а вот на естествознании положено делать что хочешь, это разрешается.

— А мне нравится у мисс Броди, — сказала Дженни.

— Мне тоже. Моя мама говорит: она старается расширить наш кругозор.

Как бы то ни было, походы в кабинет естествознания были для Сэнди полны тайной радости, и она очень тщательно следила за тем, чтобы сажать на блузку чернильные пятна через достаточные промежутки времени, стараясь не вызывать у мисс Броди подозрения, что они появляются не случайно. Когда мисс Локхарт держала Сэнди за руку и аккуратно выводила с рукава пятно, Сэнди погружалась в транс, зачарованная колдовской атмосферой длинной комнаты, где по праву властвовала учительница естествознания. В тот день, когда после урока пения Роз Стэнли получила разрешение пойти в кабинет к мисс Локхарт, мисс Броди сказала своим ученицам:

— Обращайтесь с чернилами аккуратнее. Я не могу позволять вам без конца ходить в кабинет естествознания. Мы не должны подрывать нашу репутацию.

Потом она добавила:

— Искусство важнее, чем наука. Искусство стоит на первом месте, а уже за ним идет наука.

На доске висела большая карта, потому что у них начался урок географии. Мисс Броди повернулась было с указкой к доске, чтобы показать, где находится Аляска, но вместо этого вновь взглянула на девочек.

— Первыми идут искусство и религия, затем философия и только потом естественные науки. Таков порядок важнейших дисциплин в школе жизни, так они располагаются по значимости.

Шла зима первого года из тех двух лет, которые этот класс проучился у мисс Броди. Начался тысяча девятьсот тридцать первый год. Мисс Броди уже определила своих фавориток, точнее, тех, кому могла доверять, а еще точнее, тех, чьи родители наверняка не будут противиться наиболее современным и еретическим аспектам ее просветительской деятельности, потому что эти родители были либо слишком образованны, чтобы жаловаться, либо слишком необразованны, либо слишком счастливы, что им повезло и они могут дать своим дочерям образование за умеренную плату, либо слишком доверчивы, чтобы подвергать сомнению ценность знаний, которые их дочери приобретают в школе с солидной репутацией. Мисс Броди приглашала избранниц на чай, но им запрещалось рассказывать об этом другим девочкам. Она посвящала их в свои дела, они были осведомлены о личной жизни мисс Броди и ее вражде с директрисой и союзниками директрисы. Они узнали, какие неприятности по службе пришлось перенести из-за них мисс Броди. «Это ради вас, мои девочки, ради того, чтобы сохранить мое влияние на вас сейчас, в годы моего расцвета». Так родился клан Броди. Юнис Гардинер вначале была до того скромной и тихой, что никто не понимал, почему мисс Броди включила ее в число избранниц. Но со временем она стала оживлять чаепития у мисс Броди, кувыркаясь на ковре. «Ты наш Ариэль», — сказала ей мисс Броди. И тут Юнис принялась болтать. Ей не разрешалось кувыркаться по воскресеньям, так как мисс Броди во многом была настоящей эдинбургской старой девой самой суровой закалки. Юнис Гардинер крутила сальто на коврике только по субботам, перед чаем, или в кухне на линолеуме после чаепития, пока остальные девочки мыли посуду и облизывали пальцы, передавая друг другу мед в сотах, который убирался в буфет. Спустя двадцать восемь лет с той поры, как Юнис делала шпагат на сборищах у мисс Броди, она, став к этому времени медсестрой и выйдя замуж за врача, как-то вечером сказала мужу:

— На будущий год, когда мы поедем на фестиваль...

— Да?

Она плела шерстяной коврик и потянула не за ту нитку.

— Да? — повторил он.

— Когда мы будем в Эдинбурге, — сказала она, — напомни мне, чтоб я не забыла сходить на могилу мисс Броди.

— Какая такая мисс Броди?

— Это моя бывшая учительница. Настоящий кладезь культуры. Она одна стоила целого Эдинбургского фестиваля. Она часто приглашала нас в гости и рассказывала о своем расцвете.

— Каком расцвете?

— Расцвете лет. Однажды, когда она была в отпуске, она влюбилась в египетского дипкурьера, а потом все нам про это рассказала. У нее было несколько любимых учениц. Я была в их числе. Я смешила всю нашу компанию разными акробатическими штуками.

— Я всегда чувствовал, что ты получила несколько странное воспитание.

— Но она не была сумасшедшей. Она была вполне в здравом уме и прекрасно понимала, что делает. Она нам и про свои романы все рассказывала.

— Расскажи и мне.

— Ну, это долгая история. Вообще-то она была просто старой девой. Нужно будет отнести цветы к ней на могилу — не знаю, разыщу ли я ее.

— Когда она умерла?

— Сразу после войны. К тому времени она уже не работала. Уход из школы был для нее трагедией — ее заставили уйти раньше срока. Директриса никогда ее не любила. Ее предал кто-то из нашего же клана — нас называли кланом Броди. Я так и не узнала кто.

А теперь пора рассказать о большой прогулке по старому Эдинбургу, на которую мисс Броди повела свой клан в одну из мартовских пятниц, когда в школе испортилось паровое отопление и всех остальных детей хорошенько закутали и отпустили по домам. Девочки были в лиловых пальто и черных велюровых шапочках с бело-зелеными хохолками. Со студеного Форта дул ветер, а тяжелое небо обещало разродиться снегопадом. Мэри Макгрегор шагала в паре с Сэнди, так как Дженни отпросилась домой. За ними шла позже прославившаяся способностью решать в уме сложные математические задачи, а также вспышками гнева Моника Дуглас с багрово-красным лицом, широким носом и темными косичками, выбивавшимися из-под шапочки; ее ноги, уже тогда похожие на бутылки, были обтянуты черными шерстяными чулками. В паре с Моникой шла Роз Стэнли, высокая светловолосая девочка с бледно-желтой кожей, пока еще не завоевавшая известность своей сексапильностью и говорившая только о паровозах, подъемных кранах, автомобилях, «конструкторах» и других вещах, которые обычно интересуют мальчишек. Ей было все равно, как устроены моторы и что можно собрать из «конструктора», но она знала названия, цвета, марки автомобилей, и сколько в них лошадиных сил, и сколько стоят разные «конструкторы». Кроме того, она обожала лазить по заборам и деревьям. И хотя своими интересами одиннадцатилетняя Роз походила на мальчишку-сорванца, ее тогдашние увлечения не отразились на ее женственности — напротив, они были как бы сознательной подготовкой к будущему, потому что именно ее поверхностное знакомство с этой тематикой через несколько лет сослужило ей хорошую службу в отношениях с мальчиками.

Рядом с Роз, высоко, как Сибил Торндайк, подняв голову, шла мисс Броди. Нос с горбинкой придавал ей гордый вид. На ней было застегнутое на все пуговицы просторное твидовое пальто с бобровым воротником и коричневая фетровая шляпа с загнутыми наискосок полями. Замыкала шествие Юнис Гардинер, та самая, что через двадцать восемь лет, вспоминая мисс Броди, сказала: «Я должна сходить к ней на могилу». Через каждый шаг Юнис подпрыгивала, и казалось, она вот-вот начнет выделывать на мостовой пируэты, поэтому мисс Броди время от времени оглядывалась и укоризненно говорила: «Ну, Юнис!..» И время от времени, чтобы поболтать с Юнис, мисс Броди отставала от процессии.

Сэнди, читавшая тогда «Похищенного», вела беседу с героем книги Аланом Бреком и была довольна, что идет в паре с Мэри Макгрегор, потому что с ней беседовать было необязательно.

— Мэри, ты можешь негромко разговаривать с Сэнди.

— Сэнди не хочет со мной разговаривать, — сказала Мэри, та самая, что впоследствии металась по коридору горящего отеля, пока не погибла.

— Если ты и дальше будешь глупо вести себя и дуться, Сэнди, конечно, не захочет с тобой разговаривать. Постарайся хотя бы сделать приятное лицо, Мэри.

«Сэнди, ты должна доставить это письмо через вересковую пустошь Макферсонам, — сказал Алан Брек. — От этого в равной степени зависят и моя жизнь, и наше общее дело».

«Я никогда не подведу тебя, Алан Брек, — ответила Сэнди. — Никогда!»

— Мэри, — сказала мисс Броди, — пожалуйста, постарайся не отставать от Сэнди.

А Сэнди неслась на всех парусах, воодушевленная Аланом Бреком, чей пыл и признательность, пока Сэнди готовилась к переходу через вересковую пустошь, достигли берущих за душу масштабов.

Мэри старалась не отставать от нее. Они проходили через Медоуз, продуваемый ветром городской пустырь, кричащее зеленое пятно под хмурым небом. Целью их экскурсии был Старый город, так как мисс Броди сказала, что они должны увидеть место, где свершалась история. Прогулка привела их к аллее Мидл-Медоу. Замыкавшая шествие Юнис принялась скакать на одной ноге, приговаривая в такт: