В поисках ветра силы - Алекс Родин

Трахтемировское посвящение

В начале 1982 года Шкипер объявился в Киеве. Закончился первый период его пребывания в трахтемировских горах, и он хотел отправиться в Азию на поиски новых мест силы. Несколько раз мы встречались зимой, обсуждая эту тему - меня тоже влекли горы и пустыни Азии, хотя в то время я в них ещё не бывал. Позже, через пару лет, мы независимо друг от друга действительно попали в та края, а Шкипер со своей подругой Таней даже прожил там довольно долгое время. Но это было впереди.

Однажды весной 1982 года Шкипер сказал, что в ближайшем будущем не собирается бывать в Трахтемирове и я попросил у него ключ от хаты. Через пару дней, в начале мая, с ключом в кармане я приехал в Ходоров. Была сильная гроза, и я шел по дорогам под проливным дождём. Так началось лето 1982, проведённое в Трахтемирове.

Вначале сельская хата с её непривычными запахами и сыростью произвела на меня тягостное впечатление, но потом я быстро освоился и часто приезжал сюда. Хата стояла в стороне от других домов, да и самих местных жителей в Трахтемирове почти не было, поэтому кроме бабы Ольги и деда Прокопа я почти никого и не видел.

Целыми днями я бродил по холмам и глубоким тёмным ярам, на дне которых среди обрывов синеватой глины журчали ручьи. Всё здесь было неведомым, удивительным, загадочным и я казался себе фантастическим существом, оказавшемся в столь же фантастическом мире - поистине, в горах силы.

Недалеко от Трахтемирова я нашел хорошее место на берегу, под обрывом горы Круглый Дуб - по словам местных жителей, когда-то на горе действительно рос старый дуб, а у её подножья был источник. Мне же понравился большой песчаный обрыв, куда я приходил почти каждый день, выкапывая на песчаном склоне себе гнездо метрах в десяти над водой, и там лежал с утра до вечера, погружаясь в великий полдень. Вечером, когда солнце начинало клониться к закату, оно отбрасывало на воде свою дорожку и можно было долго созерцать, как красный шар утратившего свой зной светила медленно садится в воду.

Когда я возвращался из своих странствий к хате, стоявшей на горе под ясенем с густой кроной, меня неизменно завораживал голубой вечерний свет на белых стенах.

От ясеня было видно заходящее солнце, реку с плывущими баржами и далёкие холмы возле Ходорова. Открывая скрипящую дверь с прибитой на ней подковой, я заходил с жары в прохладную комнату, где сразу же окружала полная тишина. Зачерпнув кружкой воды из ведра, я садился на лавку у окна...

Выросший в городе, в интеллигентской среде, я неожиданно полюбил пространство сельской хаты с его запахами глины и сена, как может любить эти вещи только потомственный горожанин, давно оторвавшийся от природных корней, сильно истосковавшийся по ним и вдруг прикоснувшийся к чему-то новому и неведомому для себя - к настоящему...

Здесь, в этой хате, где, казалось, даже само время течёт по-иному, у меня не раз возникало чувство, как будто после долгой отлучки я вернулся домой - вот протяну ноги под старым одеялом, прижавшись спиной к тёплым камням печи, и тогда растают все заботы и желания, и только будут потрескивать догорающие дрова, а ветер, налетая издалека из-за Днепра, станет шуметь в кроне старой вербы, нависающей над крышей.

В том году я впервые познал удовольствие топить печь. Мне нравился сам процесс, потому что было в нем что-то таинственное и волшебное, труднообъяснимое, но свойственное многим людям, побуждая их сидеть у камина и у костра. Осенью, когда мы жили в трахтемировском доме вдвоём с Висенте, я иногда натапливал печь до сильного жара, Виктор забирался на верхние нары, сделанные за печью, где было теплее всего, и там лежал под стенкой, блаженствуя. В те сентябрьские дни я почти каждую ночь просыпался около трёх часов, зажигал свечу и читал книгу "За пределами обозримой Вселенной" - квазары, чёрные дыры, далёкие галактики...

Воздух над трахтемировским мысом, с трех сторон окруженным водой, обычно был более прозрачен, чем в других местах, и от этого звёзды здесь казались ярче, а отсутствие электричества в остатках бывшего села делало ночи по настоящему темными. Наверное, именно поэтому с нашей горы над Днепром межзвёздные темы казались особенно волнующими. Бывает, почитаешь ночью при свете свечи книгу про далёкие галактики, а потом откроешь скрипучую дверь хаты, выйдешь за порог, голову поднимешь - и вот они, мириады звёзд, мерцающих и переливающихся над крышей - звёздные течения, поднимающиеся из-за тёмных гор над Монастырком и совершающие свой извечно загадочный путь.

Давно минуло то удивительное время и кроме воспоминаний от него не осталось почти ничего. Но у меня до сих пор сохранилась эта книга, купленная где-то в Кагарлыке и лежавшая пару лет в трахтемировской хате. Иногда я нахожу её на дальней верхней полке книжного шкафа, беру в руки, раскрываю наугад - "...спиральная галактика в созвездии Волосы Вероники удалена от нас на три миллиона световых лет..." - и настроение трахтемировских ночей сразу же оживает в сердце, как будто всё это было лишь вчера.

Живя в сельской хате, где быт упрошён до минимума, я стал замечать в себе пробуждение детской изначальной радости - радости от всего, от того, что солнце светит и трава растёт; скребётся за печью мышь и шумит ночной ветер над крышей; сено пахнет травой, а вода из колодца - холодной свежестью. Наверное, так жили все мы в детстве, когда источник счастья в глубине души ещё был чистым и незамутнённым. Потом, по мере взросления, приобретая опыт и узнавая мир вокруг, человек постепенно замусоривает этот источник беспричинной радости всяким хламом, который не только не добавляет счастья, но часто вообще не представляет никакой ценности.

Так источник изначальной радости всё реже пробивается на поверхность, пока от нём не забывают совсем. На самом же деле он не пересыхает никогда - просто он не может пробиться наружу. И всегда есть шанс оживить его, шанс отпустить себя на волю и забыть слово "зачем" - как неизвестно это слово воробью, который летает просто потому, что летается; и звезде Арктур, которая светит вовсе не для того, чтоб мы могли её видеть, а просто так. И если опустошить свою душу до конца, убрать тот тяжёлый камень, которым завален источник счастья, он пробьётся на поверхность и принесёт блаженную лёгкость, наполнив смыслом мир вокруг и привычные вещи. Тогда в один миг всё изменится, всё станет легким и свободным, и в алхимическое золото превратится грязь земли. Ведь мы уже находимся там, куда так стремимся, но не можем осознать этого.

"Благословляю сонячним сходом

гори i прiрви, хащi i води

кожне зусилля, дихання кожне

чортове зiлля й зiллячко боже.

Благословляю свiту красу я,

землю свою, що круг сонця вальсує.

Небо i птицю. Дощ над полями.

Хлiб i криницю благословляю.

Дикого терну гостру упертiсть

Доброго зерна смертну безсмертнiсть..."

Iрина Жиленко

Тем летом я погрузился в состояние, когда каждое утро просыпаешься с мыслью:

"Вот ещё один новый день! Как здорово, что он настал - что ещё будет сегодня!".

Случайно мне удалось найти тот образ жизни, когда бытие обладало полнотой, а каждое мгновение было вечно настоящим. И секрет здесь был не в каком-то особом месте - секрет внутри нас, он в том источнике изначальной радости, который человек может найти в глубине своей души. Но если такого состояния можно достичь в условиях сельской жизни, где окружающая среда предельно упрощена (старый ватник и кирзовые сапоги), то это возможно и при другом образе бытия.

Однажды осенью, перед тем как уснуть, я лежал в хате не нарах за печью и вспоминал яркие мгновения прошедшего лета - белые и ржавые пески, осыпающиеся с обрывов трахтемировских гор; вкус воды из источника в Темном яру; цветы за окном и радуги над Днепром; ночные грозы и звёзды над ясенем...

Шли дни и ночи, а лето 1982 года так и не заканчивалось... В начале сентября я решил отправиться на пару недель в Трахтемиров, и когда уже ехал в "Метеоре-29", во Ржищеве случайно встретился с Виктором и его подругой Инкой. Они странствовали где-то по дорогам и сейчас тоже собирались в Трахтемиров.

Вечером мы долго сидели под ясенем у костра, разговаривая о событиях прошедшего лета, и яркие звезды светили нам через крону дерева. Весь следующий день мы провели на берегу, на белых песчаных осыпях под обрывом горы Круглый Дуб.

Уверенность, что вокруг на много километров среди безлюдных холмов никого нет, давало ни с чем не сравнимое чувство свободы. И от этой свободы на душе было легко и светло.

Когда солнце начало клониться к вечеру, на воде образовалась золотистая дорожка.

Мы долго плавали и бесились в воде, а потом забрались высоко на склон горы и упали в теплый белый песок. Зеленые горы вокруг, безоблачное небо, бескрайнее водное пространство, молодость и свобода - казалось, что мир в это мгновение стал совершенным...

Лежа на песчаной осыпи, мы разговаривали об этом совершенстве мира, о редком чувстве полноты жизни - этом даре нам от трахтемировских гор. Мы не знали, долго ли сохраниться это совершенство мира и наших жизней в нём, или же оно со временем неизбежно угаснет и нам останется лишь вспоминать этот вечер на склоне горы Круглый Дуб как окно, распахнутое в настоящее и оставшееся где-то в удаляющемся от нас прошлом - окно, из которого не прекращает литься ясный свет... А солнце опускалось всё ниже и ниже, длиннее становились тени и красновато-золотой свет озарял склоны гор... О этот миг закатной полноты бытия!