Посты сменяются на рассвете - Владимир Понизовский

Вдоль коридора, начинающегося от двери, тянется по светло-желтому паркету мягкая сиреневая дорожка-ковер. По левую руку от Андрея — окно с широким дубовым подоконником. В коридор уже струится голубизна, глушит неяркое свечение электрических ламп в бронзовых люстрах, свешивающихся со свода. Напротив, на стене, белеет листок, окантованный рамкой. «Инструкция часовому поста № 27». Он перечитывает, хотя уже давно знает ее назубок: часовой может беспрепятственно пропускать в квартиру Владимира Ильича Ленина, Надежду Константиновну Крупскую, Дмитрия Ильича, Марию Ильиничну и Анну Ильиничну, ее приемного сына Георгия Лозгачева и домработницу Ульяновых — Александру Михайловну Сысоеву, а остальных — только по личному указанию. Несложные обязанности. Но вот узнает ли Андрей каждого в лицо? Владимира Ильича и Надежду Константиновну — это ясно, а вот у других придется на первый раз спросить пропуск. Сейчас, сейчас откроется дверь! Нет, еще рано... А вдруг? Он сдерживал волнение, не смел переступить с одной затекшей ноги на другую.

Тишина. Лишь через каждые четверть часа сквозь толщу стен и двойные стекла окон просачивается перезвон курантов Спасской башни. Как красив глубокий голос этих главных часов Республики! Чем-то он напоминает тягучий наплыв колоколов из-за Цны, из такого, кажется, уже давнего детства... Мать пишет: голод выморил все их село. Без мужиков, разметанных войной по всей России, земля не родит. И их бабка Фрося умерла. Мать спрашивает: может, оставить ей избу и приехать в Москву, поближе к сыну, — авось кто внаймы возьмет. Спрашивает совета, как у старшо́го. Конечно, пусть приезжает!..

Хорошо думается в тишине, на посту. Но каждый перезвон курантов увеличивает опасения Андрея. Дверь заперта. Из-за нее не доносится ни звука. Неужели он так и не увидит Владимира Ильича?.. Проходит час, второй. Является разводящий со сменой.

Андрей успокаивал себя: еще трижды становиться ему за эти сутки к дверям. Еще дважды... Еще один раз... Но надо же такое невезение: за все дежурство Владимир Ильич так ни разу и не вышел! Андрей встретил Надежду Константиновну, познакомился с сестрами Ленина и Жорой Лозгачевым, с говорливой рыжей Александрой Михайловной, которая тут же потребовала, чтобы он называл ее просто тетей Сашей. Но Владимира Ильича... Может быть, в тот день его не было в Кремле?

Пришлось и на этот раз довольствоваться рассказами других счастливцев. А сколько их было, связанных с Владимиром Ильичей и бережно хранимых свидетельств!.. Курсанты старшего срока и командиры взводов вспоминали, как в июне девятнадцатого Ленин присутствовал на митинге-концерте, устроенном в честь выпуска красных командиров в Доме Союзов, как выступал на вечере, а на следующее утро на Кремлевском плацу принял парад выпускников, отправлявшихся на фронт. Через месяц в Свердловском зале Кремля Владимир Ильич участвовал в торжествах по случаю следующего выпуска краскомов — и снова обратился к ним с напутствием. Сколько рассказов было посвящено первомайскому субботнику уже этого, двадцатого года — всего за месяц до прихода Андрея на курсы! — когда разбирали завалы, оставшиеся с октябрьских боев на Драгунском плацу. С самого утра Ленин вместе с сотрудниками Совнаркома и курсантами носил бревна, битые кирпичи и щебень. День был солнечный, не по-майски жаркий. Курсанты вспоминали: и какой на Владимире Ильиче был пиджак, и как норовил он скинуть его, и какие тяжелые носилки поднимал... У тех же, кто стоял на посту № 27, были свои собственные воспоминания: с одним часовым Ленин поделился сообщением о важной победе; с другим — прочел письмо, полученное курсантом из дома, и помог в беде.

Через несколько недель Андрей опять занял место на посту № 27.

Он встал у двери с потертой бронзовой ручкой ровно в семь ноль-ноль. Прошло всего несколько минут, и послышался скрип половиц за дверью, она отворилась, и вышел Владимир Ильич. В левой руке — ворох бумаг, правой поглаживает щеку — наверное, только что после бритья. Хоть множество раз видел его на фотографиях и слышал в описаниях товарищей, но все равно представлял Ленина и выше ростом, и шире в плечах.

Замер, прижав ложе винтовки к бедру. Ленин сделал два шага, поравнялся. И — то ли увидев новенького, и уж очень молодого, то ли просто не изменяя обычному своему правилу — остановился, протянул руку:

— Здравствуйте, товарищ курсант!

Андрей чуть было не выронил винтовку, перехватывая ее в другую руку, и вцепился в ладонь Ленина.

— Сколько вам лет?.. Где ваши родители?.. Как вы оказались здесь?..

Он растерялся, аж взмок от волнения. Мямлил что-то невразумительное. Ленин внимательно слушал, дружелюбно кивая. Потом направился по коридору к своему кабинету, но, сделав несколько шагов, обернулся — и снова вернулся в квартиру. Через несколько минут вышел, неся маленький пакет, аккуратно завернутый в газету. Положил пакет на подоконник рядом с часовым:

— Когда сменитесь, возьмете — это для вас.

И так, с улыбкой, с ворохом бумаг под мышкой, зашагал по коридору, по фиолетовой дорожке.

Сдав пост, Андрей развернул пакет. На газете — два ломтя черного хлеба, склеенные слоем повидла.

Он понес щедрый дар в караульное помещение и там, разделив с друзьями поровну на полоски толщиной в палец, наполнив кружки кипятком, заваренным морковкой, с наслаждением, не торопясь, смакуя, съел свою долю.

Владимира Ильича он видел еще несколько раз, неся дежурство на посту № 27 или № 33 — это уже у кабинета Председателя Совнаркома. В своем кабинете Владимир Ильич работал, как правило, до четырех часов дня, потом возвращался домой и после двухчасового отдыха снова направлялся в кабинет или в зал заседаний. Рабочий день его заканчивался в десять вечера, а часто — глубокой ночью. И когда бы ни возвращался, Ленин всегда нес в руке кипу бумаг, или книги, или газеты.

Хоть и не довелось Андрею еще раз поговорить с Лениным, но выступления его он слышал трижды. Однажды их рота была в карауле. Андрей сменился с поста вечером. После дежурства положено почистить винтовку, поставить ее в пирамиду — и можешь отдыхать. Только сел под лампу почитать газету, пригласили на собрание.

Рота промаршировала через плац к зданию Совнаркома. Поднялись по парадной лестнице на второй этаж, в Свердловский зал. Зал круглый, просторный, с высоким голубым куполом в золотых розанчиках, с круглыми колоннами меж окон, с мраморными барельефами, изображающими сцены из древнеримской истории. Здесь у курсантов и раньше проходили собрания, устраивались концерты. Сейчас все места оказались занятыми. Пристроились, как удалось, — кто у стены, кто подпер колонну. Андрей присел около выхода на ступеньку. Началось собрание: текущие дела, критика, самокритика. Слушал он, слушал, не заметил, как заклевал носом. Очнулся от грохота. Не сразу сообразил, что грохот этот — аплодисменты. Увидел: выходит на сцену Ленин. Недовольно поводит плечом, потом резко поднимает руку, утихомиривая курсантов.