Сто лет в России - Саша Кругосветов

Блокада

Здесь нет вопросов и решений нет,

но есть богатство и стальной порядок:

ты жил, как выбрал – в гуще, в стороне, —

теперь ложись, а кто-то станет рядом.

Е. Клячкин

Дуся, кряжистая, крепкая, жизнеспособная, с маленькими глазками, с явственными следами татаромонгольского нашествия на лице, осталась в блокаду одна с двумя девчонкамиподростками десяти и двенадцати лет. Вначале девочек отправили в эвакуацию. Слухи дошли, что бомбят детские поезда. Дуся рухнула в ноги начальнику: «Никуда не уйду, отпусти за девчонками!» Выбила командировку, разыскала дочек на Валдае и забрала обратно в Ленинград. Там и прожили девочки с матерью всю блокаду.

Дуся – из Торжка, из зажиточной крестьянской семьи. Середняки в прошлом. Дуся – угрюмая, молчаливая. Мускулистая, сильная. С большими неженскими руками и ногами. Образование – четыре класса церковноприходской школы. Муж ее Николай – высокий красавец. С огромными карими глазами. Познакомила их мать Николая, шустрая, ходовая бабенка, трактирщица в прошлом, что иногда приезжала из Питера в Торжок. Дусе двадцать два, засиделась в девках по тем временам. Был у нее жених. Непутевый, под пьяную лавочку бегал по улицам с ружьем, стрелял, куда ни попадя. Надо было избавляться от такого женишка. К тому же Дуся и не любила его. Хорошо бы выдать за городского. Родители сосватали молодых да и поженили. Жили часто врозь. Николай – в Питере, Дуся – в Торжке. Без любви жили. Но двух девчонок соорудили. Девчонки жили, конечно, с матерью. Семье удалось получить жилье в пригороде Ленинграда и съехаться только перед самой войной. Как раз Николай техникум закончил. Технологом стал. Разные они были люди, Николай и Дуся.

Николай книжки читал. Ходил в пенсне. Даже в пенсне – зрение ноль. Дуся мужа ни во что не ставила. Никуда не годный мужик. Ни поднять. Ни сделать. Ни вопрос решить. Ни гвоздь забить. Вечно все забывает. Растяпа. Все думает о чем-то. Лентяй и бездельник. Хоть пайку домой приносит, и то хорошо. Да нет, не таким уж непутевым и неловким был Николай. До окончания техникума – рабочий на Путиловском заводе, с работой справлялся. На фронт не взяли Николая по зрению. Белобилетник он. И вот тебе на – в раздевалке вытащили у него из одежды все документы. Украли. Может, и не в раздевалке, а просто на улице из заднего кармана сперли. Комуто очень захотелось в военное время запастись паспортом вкупе с белым билетом. Как раз ополчение собирали. Ополчение все время собирали. Давай, давай, Николай. Город защищать надо от супостата. Нам нужно роту собрать. Разнарядка. Какой белый билет? Где он, твой белый билет? Ах нет? На нет и суда нет. Что значит, ничего не видишь? На пять метров видишь? Вон винтовку в углу видишь? Бери – и в строй. Так. Ставим галочку. Боец Николай Орефьев. Что это за боец, если дальше собственной руки не видит? Даже в пенсне. Так и ушел с ополчением. Воевать в Синявинских болотах. Ни одной весточки, ни одного треугольного конверта ни Дусе-Евдокии, ни девчонкам своим так и не прислал. Ни весточки. Ни похоронки. Как ушел, так и сгинул. Какой он боец? Зрение – ноль целых, ноль десятых. Пропал без вести. Сгинул, сгнил в студеной болотной жиже. Оставил Дусю выживать с двумя девчонками. Нет, нигде в мире нет памятника бойцу Николаю Сергеевичу Орефьеву. Созданному, слепленному из других материалов. Для жизни в других пространствах и в другое время. Что попал в этот непонятный, страшный мир, жил здесь как получалось, сохранял, как мог, свою вечную душу. Выбрал подругу, грубоватую, не самую красивую, зато сильную да упорную, способную спасти и защитить двух несмышленых голенастых девчонок. Что он мог сделать? Встал в строй ополчения, чтобы телом своим закрыть город от супостата. Чтобы… «спокойно лечь, когда настанут сроки». «Зеленый лист из мертвой головы укроет всех – и добрых, и жестоких».

Оставил двух девчонок. Оставил потомкам осколки своих генов. Задумчивую склонность к тихому размышлению. Душевную тонкость. И необыкновенно красивые, восточные, немного раскосые глаза. Что по цепочке поколений добрались шаг за шагом до моего младшенького.

Девчонки симпатичные у Дуси с Николаем получились. Обе крепкие, приземистые, сложением в мамашку пошли. Старшая, Тамара, – ну просто татарка, лицо широкое, глаза маленькие, раскосые. Смешливая, шустрая, заводная. Старшая верховодила. Младшая Вера, тоже черноволосая, не просто черноволосая – иссиня черные волосы. Видно по всему – больше в отца пошла. Кожа светлая. Глаза большие, карие, черты лица нежные – чисто красавица заморская с итальянского экрана. Задумчивая, застенчивая с виду. Книжки, как и отец, любит. Но характер у обеих девчонок – кремень. В маму Дусю пошли. Конкретные девочки. Решительные. Своего не упустят. Но это потом проявится. Когда подрастут девчонки. Когда зубки прорежутся.

А пока они просто две девочки, два подростка. Которые остались на руках у матери. Как выжить, как прокормить? Жили на Петроградской. Девчонки бегали в кинотеатр «Молния». Смотрят кино девочки, вдруг свет отключился – нет кино. Приходите завтра. Прибегают завтра – нет света, на следующий день – опять нет света. Когда кино будет? Что вы приходите, девочки? В вашем доме, где вы живете, есть свет? Нет свету. Вот и у нас нет – глупенькие какие. Война. Света в Ленинграде не будет больше до начала зимы 1942 года.

Дуся работала на тарном складе. То грузчиком. То кладовщиком. Получала карточки на себя и двух девчонок. Первый год блокады был очень трудным. На второй год ее предприятие организовало огородническую артель. Выделили им землю в Кузьмолове. Огородники выезжали туда на лето. Дуся – деревенская, работала раньше на земле, ее поставили во главе артели. Выращивали овощи, зелень, тыкву, кабачки, подсолнухи, турнепс. В свободное время бегали в лес. Собирали грибы, ягоды. Делали запасы на зиму. Девчонок Дуся пристроила в детские лагеря. Тамару – в Озерки, Веру – в Колтуши. Июнь, июль – прополка полей. Какая там была прополка – не знаю. Но детям в лагерях можно было сносно прожить. Кое-какая еда перепадала. А еще и мама Дуся приезжала и приносила что-нибудь с огорода или из лесу. Зимой девочки в школу ходили. В школе тоже кормили по талонам, давали завтрак и обед. О детях старались позаботиться. В обед – и первое, и второе. Иногда и компот был. Да что это за еда? Баланда.

Зимой было очень тяжело. В домах мороз. Отопление разрушено, все в глыбах льда. Топили буржуйками. У мамы на тарном складе – теплая каптерка. Тара. Всегда есть чем топить. Там и отогревались. Там и ночевать часто оставались. Питания не хватало. На всю жизнь у обеих девочек остался страх, что еды не хватит. И привычка: побольше купить, побольше впихнуть еды детям и внукам. Девчонки отощали. Мама Дуся кровь сдавала, получала дополнительное питание. А многие не выдерживали. В первую очередь умирали мужчины – им требовалось больше еды. У соседей скончались от голода мальчик четырнадцати лет и его отец. Девочки видели, что два трупа долго не убирали. Родственники держали дома умерших до конца месяца, чтобы сохранить, не сдавать карточки. Потом отвезли на саночках тела близких к Народному дому. Оттуда уже городские службы развозили их по кладбищам.

Так и прожили сестрички. Зимой – в школу, летом – в лагеря. А как кончилась война – в техникумы пошли. Тамара училась на кинотехника, очень хотелось ей, вертлявой, быть поближе к кино. Выгнали ее скоро, там соображать надо было, а у Тамары с этим неважно. Вера в пищевой пошла. Поближе, так сказать, к пропитанию. Жили вроде неплохо. Но все трое поорать горазды были. То Тамара с матерью ополчались против младшей, то Вера с Дусей – против Тамары. Все трое – зубастые и немного хамоватые. Мама Дуся наполучала кучу наград и благодарностей. Это не спасло ее от неприятностей. В сорок седьмом перешла она на работу в булочную. Злобная кривозубая заведующая подкармливала молодого любовника. У трех продавщиц нашли недостачу. У Дуси – шестьсот граммов. Тюрьма. Потом условно-досрочное. Но десять месяцев отсидела. Не любила Дуся рассказывать об этом. И о блокаде – тоже не любила. Можно понять ее – очень тяжелые воспоминания.

Няня

Послевоенная жизнь налаживается. Отец получает неплохую работу. Он пока еще довольно влиятельный человек. У матери среднее техническое образование. Она работает в институте «Гипроникель». Проектирует обогатительное оборудование норильского «Никеля». Институт располагался тогда в доме Василия Энгельгардта, рядом с Малым залом филармонии. Мать любит ходить пешком на работу. Какой чудесный маршрут: от Литейного, мимо цирка, мимо Михайловского дворца, по Невскому проспекту к барочному дому Энгельгардта.

Первое лето после войны. Все вместе, отец, мать и я, живем на даче. Снимаем, конечно. Деревянный домик на берегу Разлива с маленьким деревянным причалом. Утром выбегаю к воде. Отец давно ловит рыбу. На удочку и червячка. В ведре с водой полно подлещиков и окушков. Вечером отец с дядьями и местными мужиками проходят бреднем по озеру. Улов на славу. Послевоенный Разлив богат рыбой. Родители покупают у рыбаков угрей. Скользкие рыбины расползаются из таза по всему участку. Вот они, первые ощущения счастливого детства.