В постели с врагом - Роуз Эмили

– Вам ведь не понравилась эта картина, верно? Позвольте мне. – Она стала осторожно снимать оберточную бумагу. Их руки встретились, когда они одновременно стали развязывать бечевку, и было странно, как бумага не загорелась от искр, пробежавших между их пальцами.

Обри развернула картину и поставила ее на пол, оперев на стул. Потом отступила на шаг.

– Что вы видите? – спросила она.

– Белый цветок с красной сердцевиной среди зеленых стеблей.

Обри подошла к нему ближе. Их плечи соприкоснулись.

– Посмотрите на стебли. Что вы видите?

Фиалковые глаза. Блестящие каштановые волосы. Нежную кожу цвета слоновой кости. Ее запах сводил его с ума. Роза? Гардения? Что-то легкое и цветочное, напоминающее о жарких летних вечерах. Но он сказал только:

– Они вьются. Эти стебли вьются.

– Они вам ничего не напоминают?

– Да. Они напоминают… растения, – сказал он неуверенно.

Она протянула руку и провела кончиком пальца вдоль самого толстого стебля.

– Посмотрите.

Лайам чувствовал себя дураком. Непривычное чувство. И тут он увидел. Это было настолько очевидно, что он не понимал, как не уловил этого раньше.

– Это же тело женщины.

Листья и стебли переплетались, сливаясь в фигуру женщины. Проклятье, почему же он сразу этого не заметил?

Потому что любой мужчина увидел бы здесь всего лишь сплетение стеблей – если в эту минуту он не думает о сексе.

– Верно. – Она нежно улыбнулась, глядя на картину. – А теперь посмотрите еще раз. Посмотрите на росу по краям лепестка, на эти листья вокруг цветка.

Он понял. Его уши запылали.

– Бог ты мой, я купил своей матери порнографическую картину.

Обри засмеялась тихим низким смехом, который прокатился прямо по его позвоночнику.

– Нет, вы купили эротическую картину. В ней же нет ничего пошлого.

– Если здесь изображено то, что мне чудится, то я не могу подарить это родной матери.

– Джильда говорит о жизни, рождении, женственности, чувственности. Для непосвященного наблюдателя это только цветок, как вам и показалось сначала. Но для того, кто смотрит глубже, это – колыбель жизни.

– Но это же…

Она остановила его, дотронувшись до руки.

– Лайам, это прекрасно. И вашей матери очень понравится.

Она снова повернулась к картине. Лайам увидел на ее лице то же выражение, с каким она смотрела на него, прежде чем узнала его имя, – приоткрытые губы, пылающие щеки.

Лайам затряс головой. Нужно немедленно вызвать ей такси. Пока он еще в состоянии себя контролировать.

Он открыл рот и неожиданно для себя сказал:

– Могу я предложить вам бокал вина?

Обри заколебалась, кусая губы. Посмотрела на дверь, потом на него, очевидно тоже раздумывая, стоит ли оставаться.

– Это было бы неплохо.

Лайам помог ей снять жакет, и этот жест обычной вежливости был для него огромным испытанием. Словно завороженный, он смотрел, как одно, затем другое обнаженное плечо выскальзывает из-под плотной ткани. Она осталась в очень открытом топе на тонюсеньких бретельках, плотно облегавшем ее стройную фигуру.

Он еще в пабе подумал, что она безумно сексуальна. Ее интерпретация живописи подтверждала это. Обри Холт была, несомненно, самой сексуальной женщиной, с которой Лайам когда-либо сталкивался. Он никогда в жизни не испытывал столь сильного влечения.

Желание жгло его, не давало ему дышать. Не оборачиваясь, он бросил жакет на диван, обвил руками ее талию и притянул ее к себе. Обри вскрикнула, но он заглушил этот стон своими губами.

Ее губы сразу же раскрылись навстречу его настойчивому языку. Она обвила руками его шею и прижалась к нему еще крепче.

Когда он поцеловал ее, ему пришлось наклониться. Но теперь она приподнялась на цыпочки, потянувшись вверх за его губами. Он подхватил ее под ягодицы и приподнял еще выше, наслаждаясь стоном, который сорвался с ее губ.

Кожа. Он отвоевывал у одежды каждый сантиметр ее кожи. Руки двинулись вверх, увлекая за собой ткань юбки, пока наконец не добрались до полоски обнаженной кожи на талии и двинулись выше, вдоль позвоночника. Она дрожала и задыхалась в его руках. Он спрятал лицо в нежную ямку ключицы, смакуя вкус ее кожи, вдыхая опьяняющий запах.

Последняя мысль всплыла на поверхность этого тестостеронового наводнения. Это же Обри Холт. Дочь твоего врага. Лайам отодвинулся, тяжело дыша, и заглянул в потемневшие глаза Обри. От страсти, не от любви. То же самое Лайам мог бы сказать и о себе, но такой страсти он не испытывал прежде, такой мощной, такой опьяняющей. – Обри…

Он надеялся, что у нее хватит сил остановиться. Ему самому это не удастся. Ее влажные губы дрожали. Она моргнула, будто пытаясь прогнать наваждение, потом опустила голову и посмотрела на его руки, обвитые вокруг ее талии. Но вместо того чтобы стряхнуть их, она начала медленно вытаскивать полы его рубашки из брюк. Она неловко расстегивала рубашку, пуговку за пуговкой, и наконец положила обе ладони на обнаженную грудь. Он вырвал запонки из петель, не глядя швырнул их на стол, и вот уже рубашка соскользнула на пол. Ее пальцы сражались с пряжкой его ремня.

Лайам остановил ее, схватив за запястья и стянул с нее топ. Ему не терпелось попробовать на вкус ее маленькие груди с темными напряженными сосками. Обри подняла руки, будто собираясь прикрыть свою наготу, но он опередил ее, поймав острые холмики ладонями. Почувствовав, как затвердевшие соски уперлись в его ладони, он стал ласкать их круговыми движениями.

Обри со стоном откинулась назад, запустила пальцы в его волосы и потянула его голову вниз. Лайам не стал сопротивляться, наклонился, нежно провел языком по ее соску, осторожно ухватил его зубами, потом втянул глубоко в рот. Она вонзила ногти в его плечи, колени у нее подкосились. Лайам подхватил ее на руки и понес в спальню. Она нежно укусила его в шею, и у него так закружилась голова, что он едва не врезался в стену, прямо с нею на руках.

Утром он не раздвинул гардины на окнах, и яркий полуденный свет проникал в комнату лишь тонким лучом, перерезавшим кровать.

Лайам поставил ее на пол спиной к себе и медленно прошелся губами по позвоночнику, пока его пальцы расстегивали юбку. Он слышал, как она со стуком скинула туфельки, но его взгляд был прикован к ее ягодицам. На ней были трусики танга. Черные. Шелковые. Крошечные, так что волнующие округлости были полностью открыты его взгляду. Он медленно стягивал с нее трусики, с наслаждением наблюдая, как ее кожа покрывается пупырышками. Не в силах сдержать нетерпение, он рванул черный шелк вниз.

Обри переступила через упавшие трусики и повернулась к нему. Он чувствовал себя как ребенок, стоящий перед столом с разными сортами мороженого и не знающий, с какого лакомства начать. Его ладони накрыли маленькие крепкие груди, губы заскользили вниз по животу к завиткам каштановых волос. Она вздрагивала от каждого прикосновения его рук, его губ. Он поднял голову и встретил ее помутневший взгляд.

– Пожалуйста… – прошептала она. – Я тоже хочу поласкать тебя.

От такого предложения было трудно отказаться. Лайам поднялся.

Обри наконец справилась с пряжкой его ремня и начала расстегивать молнию на брюках. Застежка молнии ползла прямо по его возбужденному члену, и с каждым расстегнутым зубчиком в теле вспыхивала и взрывалась маленькая звезда. Он задыхался от нежности, водя руками по ее телу, читая его кончиками пальцев, как слепой читает книгу Брайля. Добравшись до мягких завитков внизу ее живота, он запустил пальцы в горячую влажную щель, которую они скрывали.

– Да… – выдохнула она, когда Лайам наконец добрался до заветного бутона. Он стал дразнить его быстрыми, короткими касаниями, пока тот не набух. Потом его пальцы двинулись глубже.

Она изгибалась в его объятиях, покрывая поцелуями лицо, пока он не накрыл ее губы жадным поцелуем, двигая языком в такт пальцам. Обри вцепилась в его плечи, тело ее содрогалось.

Лайам сорвал покрывало с кровати. Когда он повернулся снова к Обри, она уже стояла на коленях.