Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

– Бить?

– Не надо! – кричу ему. Я и сам не бью, – только удерживаю самого сильного. Валера отбрасывает бутылку и вдвоем с Павкой начинают оттаскивать висящих на мне врагов. «Мала куча» сваливается на пол и начинает кататься по нему, все сметая на пути: стол со скатертью и тарелками, стулья, постели, даже занавески с окон. Вокруг мечутся девчонки, поколачивая оказавшихся сверху военмехов. Их больше, как только из моих рук освободится самый сильный, нас троих сомнут и начнут бить…

Внезапно полностью распахиваются двери комнаты. На пороге стоят несколько человек из руководства общежития и студсовета. Скрестив руки на груди, они наблюдают наши упражнения. Вращение кучи тел как-то останавливается. Девчонки отрывают оттуда военмехов по одному и выталкивают их из комнаты. Они быстренько одеваются, и активисты энергично выводят их всех за дверь общежития.

Очень приближенно восстанавливается «довоенная» обстановка, и мы опять готовимся сесть за обедневший стол в исходном составе. В комнату впархивает Попов и весело спрашивает:

– Здесь была какая-то потасовочка?

Вежливый, интеллигентный Валера берет его за грудки и влепляет мощную оплеуху:

– Ты, гад, где был, когда нас с Колькой тут метелили???

Их дружно растаскивают по углам ринга: не хватает нам еще междоусобицы. Праздник продолжается. У Попова алеет вся щека. Павке прикладывают холодные компрессы к разбитому носу, Валера лепит холодные пятаки к синяку под глазом, мне пришивают оторванные погон и пуговицы на кителе…

Утром собираемся в путь. Бог шельму метит: больше всех пострадал Попов. Его роскошную кожаную шапку с натуральным мехом увели военмехи. Взамен оставили шапку такого же рыжего цвета, только тряпичную и с пластмассовой шерстью…

Опять завод, да не тот

Вытапливай воск, но сохраняй мед

В Экипаже тесно, и нашу часть выставляют куда-то на Петровские острова. Я со взводом учеников-сварщиков остаюсь на месте. Мы прикомандированы к «десятке», которая остается пока в Экипаже. Эта часть – такой же Отдельный монтажно-технический отряд, как и моя часть, только по-настоящему отдельный: напрямую подчиняется Управлению монтажных работ. Его офицеры и матросы самостоятельно производят работы на разных флотах по всему СССР. Над нашей частью имеется еще командная надстройка в виде Строймонтажа-11, со своим командованием, начальниками участков и прорабами, – тоже офицерами, а также различными техническими, снабженческими, плановыми и финансовыми службами. Это – схема строительных УНРов – Управлений начальника работ. Офицеры УНР руководят строительством, а офицеры и сверхсрочники стройбата занимаются только личным составом. На производстве они присутствуют, в лучшем случае, в качестве надсмотрщиков. Но в нашей в/ч все офицеры – инженеры, за исключением, пожалуй, командира Афонина и замполита. Однако самостоятельно вести работы мы не можем: у нас нет требующихся для этого технических служб и отделов. Это противоречие скоро разрешится, о чем речь впереди.

Мой учебный взвод состоит из трех десятков матросов, одного сверхсрочника – старшины Кадникова и меня. Учимся мы на сварщиков на заводе подъемно-транспортного оборудования (ПТО) имени Кирова, находящимся между Балтийским и Варшавским вокзалами. В громадном основном цехе завода, где собирают махины различных кранов, мои ребята распределены по бригадам сварщиков, где, по идее, они и должны овладевать мастерством непосредственно в условиях «максимально приближенных к боевым». Теоретические занятия с матросами проводят инженеры завода за небольшие копейки: так мы «благодарим» руководство цеха за согласие принять нас в свои объятия.

Мои первые матросы

Предполагается, что после первичной учебы на заводе, сварщик идет на монтаж, где быстренько совершенствуется и достигает вершин мастерства.

В теории и на взгляд новичка или дилетанта все выглядит блестяще: если ПТУ готовят сварщиков за три года, то мы справляемся всего за шесть месяцев. Наши ученики, правда, не проходят школьного курса наук, но зато они несут все тяготы срочной военной службы (матросы тогда служили по 5 лет). Конечно, наши специалисты еще сыроваты, но уж на реальном своем производстве они быстро усовершенствуются и станут асами…

Уже через несколько месяцев я на своей шкуре почувствую все недостатки этой благостной теории и, увы, – общепринятой практики, повсеместно действующей до сих пор. Хорошо, что будущее нам неизвестно, а то бы заранее пришлось переживать…

Я, молодой лейтенант, летом 1955 года якобы хорошо учу сварщиков на заводе, одновременно постигая азы военной службы. Моя группа состоит из ребят с Украины, России и нескольких прибалтов – латышей и литовцев. Все ребята «из войны»: привычные к работе и трудностям, к уважению начальства. Я старше их всего на несколько лет, но пока у меня особых проблем с дисциплиной не возникает.

Первое серьезное столкновение с матросом происходит из-за пустяка. У нас в цеху комната со шкафчиками, где мы переодеваемся в рабочую одежду. Все уже переоделись, готовимся к выходу в цех. Один матрос замешкался и попадает в мое поле зрения.

– Степив, останься минут на десять, подметешь пол, – даю ему команду. Рослый симпатичный украинец вдруг «бычится».

– Не буду я подметать!

– Как это «не буду»? Я тебе приказываю!

– Не буду я подметать! – закусил удила упрямый Степив.

Матросы остановились и с интересом ожидают конца поединка. Они знают, что офицеры с гражданки – не совсем командиры, и при случае быстро садятся им на шею. Мне отступать некуда: я твердо знаю, что командир обязан добиваться исполнения приказов, тем более – собственных. Сейчас пропустить открытое неповиновение, да и просто замешкаться, для меня – потеря лица. Я даю команду старшине второй статьи Бутану, – заместителю старшины группы:

– Построить группу!

– В шеренгу по два становись!

Это команда, отданная по уставу. Не выполнить ее невозможно. Долгие часы строевой подготовки заставляют группу быстро и автоматически построиться.

– Равняйсь! Смирно! Товарищ лейтенант! Группа по вашему приказанию построена.

Группа привычно замирает и «поедает» командира глазами: она вся внимание.

– Матрос Степив! Выйти из строя!

– Есть – выйти из строя! – Степив начинает понимать, что шуточки кончились.

– За попытку невыполнения приказания объявляю Вам взыскание: десять суток ареста с содержанием на гауптвахте!

– Есть десять суток ареста, – севшим голосом отвечает по уставу Степив.

– А сейчас – подметите комнату. Разойдись!