Реальность неведомого - Алексей Прийма

– Сегодня – очень жаркий день, не правда ли?… Впрочем, это не относится к делу. Давайте приступим к работе. Время не терпит.

– Подождите. Прекратите трепать языком. Я – сотрудник Комитета…

– Ну и что? – перебил меня мужчина. – Это тоже не относится к делу. Сейчас вы подпишете контракт. Я намерен немедленно купить у вас ваше тело.

– Повторяю, я – сотрудник…

– Оно мне куда нужнее, чем вам. Смею вас заверить, я не постою за ценой! Цена покажется вам весьма и весьма заманчивой, когда вы узнаете, что конкретно будет предложено вам в обмен на тело.

Слушая весь этот бред, я взял себя в руки немалым усилием воли. Ситуация стала понемногу проясняться. Передо мною стоял явно психически не совсем здоровый человек.

– Прекратите нести ерунду, – строгим голосом скомандовал я, спрятал удостоверение в карман и требовательным жестом выбросил вперед ладонь. – Предъявите ваши документы, гражданин.

Сумасшедший с рожками проигнорировал мои слова. Сделал вид, что не расслышал их.

– Подчеркиваю, меня интересует только ваше тело, – проговорил он, прищурившись и ощупывая оценивающим взглядом мои плечи и грудь, живот и ноги. – Ваша душа не интересует меня в принципе.

После подписания акта о купле-продаже тела я переселю вашу душу, то есть вашу личность… ну, в некое прелюбопытнейшее местечко. Уверен, оно понравится вашей душе, то есть вам. А отправитесь вы туда отнюдь не с пустыми, как говорится, руками. Отправитесь с ценнейшим трансцендентальным багажом, который получите в качестве платы за свое тело.

С этими словами мужчина совершил нечто абсолютно невозможное, дикое. Он отшвырнул парик в сторону, потом ткнул кулаком левой руки себя в грудь, и рука мягко вошла в нее прямо сквозь черную водолазку, сквозь кости грудной клетки. Вошла словно в тесто! А затем снова выскользнула наружу, и водолазка на том месте, где она, казалось бы, была продырявлена только что насквозь кулаком, опять натянулась на груди, как кожа на барабане. Я не приметил на ней ни единой дырочки.

А в кулаке, вынырнувшем из груди, трепыхалась какая-то бумажка величиною со стандартный машинописный лист. Мне бросилось в глаза слово, написанное на ней крупными красными буквами – «ДОГОВОР».

– Позвольте… – начал было я, уставясь на бумажку.

– Нет-нет, не позволю. Даже и не спорьте со мной, – оборвал меня мужчина, помахивая бумажкой и продолжая лучезарно улыбаться. – Вы в любом случае подпишете договор о продаже вашего тела, даже если не захотите сделать этого. Но я уверен, что вы захотите. Когда вы узнаете о той неслыханной цене, которую я готов предложить вам за такой пустяк, как ваше тело…

И тут мы с ним услышали музыку.

Мужчина с многочисленными рожками на голове, поперхнувшись, замер на полуслове, едва донеслись до нас ее первые громкие аккорды. Кто-то на корабле-сухогрузе, что высился возле причала рядом с крохотной деревянной шхуной «Элизабет», врубил, по всей видимости, на полную мощность динамик. Над причалом, набирая силу, поплыли звуки церковного песнопения. Я догадался, что исторгал их из себя рупор громкоговорителя, который, надо так полагать, висел на сухогрузе где-то над радиорубкой или, может быть, где-то на мачте.

Уж кто там, на корабле, крутил сейчас магнитофонную запись песнопения и где он эту религиозную, почти антисоветскую музыкальную пропаганду раздобыл, было мне неизвестно. Да и не волновало в данный момент меня. Я стоял в трюме «Элизабет», касаясь спиной металлической лесенки, ведущей наверх к распахнутому люку. Отрешенно, почти бездумно пялился я на мужика с рожками и с мягкой, как резиновая подушка, грудью.

Какое-то вялое оцепенение медленно, но верно стало охватывать меня несколькими секундами ранее – когда этот рогатый деятель принялся рассуждать об акте купли-продажи моего тела и о некоем местечке, в которое он якобы намеревался отправить мою душу, ненужную ему. Руки и ноги сделались ватными, непослушными. Мысли в голове шевелились с трудом, затуманенные… Чем? Не знаю. Я чувствовал себя как человек, надышавшийся отравляющими газами.

– Какого дьявола?! Кто посмел?! – зычно вскричал мой странный собеседник, вслушиваясь в песнопение. – И главное – в такой ответственный для меня момент!…

Гримаса ужаса исказила его лицо.

– Немедленно прекратите эти мерзкие завывания. Эй, слышите? Пре-кра-ти-те!

Его истошный вопль из трюма крохотной «Элизабет» остался не услышанным на борту гигантского сухогруза. Церковное песнопение продолжало громко и торжественно плыть над бухтой, над причалами, перекрывая шум дождя и подвывания ветра. Женский хор пел что-то об Иисусе Христе. Смутно помню, речитативом в песнопении звучали слова: «Прииде, Иисусе… Прииде, Иисусе…» Они то и дело повторялись.

Всякий раз, когда они повторялись, мужчина с многочисленными рожками на голом желтом черепе сильно вздрагивал и приседал. Причем при каждом следующем повторе фразы «Прииде, Иисусе…» он, охая, приседал все ниже и ниже и затем распрямлялся со все большим трудом и кряхтением.

– Прекратите, – сдавленным голосом снова промычал он, упав на пол трюма на четвереньки, словно бы окончательно сломленный тем песнопением. – Не могу больше слышать это отвратителвное имя.

А хор продолжал тянуть:

– Прииде, Иисусе… Прииде, Иисусе…

– Нет. Не могу больше, – простонал мужчина с рожками. – Не могу!

Его облик в ту же секунду странным образом изменился.

Перед моим затуманенным взором появилось буквально на мгновение существо, которое я просто не сумею внятно описать. Видел я его, по сути, мельком – да к тому же, повторяю, сквозь туман, застилавший взор, затмивший мое сознание, отравленное неведомо чем и как. Передо мной в зеленом сиянии, по-прежнему освещавшем трюм, возник монстр с горящими глазами, острым клинообразным подбородком и длинными когтями на концах скрюченных пальцев рук. Длинные когти я запомнил почему-то с особенной отчетливостью. И еще запомнилось, что был он голым. Все его тело, включая, кажется, даже лицо, покрывала густая темная шерсть.

Едва я увидел перед собой кошмарного этого монстра-оборотня, как некая непонятная сила подбросила меня вверх. Она вышвырнула меня из трюма «Элизабет» сквозь распахнутый люк.

Головой вперед я вылетел из люка, как камень, выпущенный из пращи. И приземлился не более чем в метре от длинного штабеля ящиков, высившегося на причале напротив шхуны. Приземлился, пребольно шмякнувшись об асфальт подошвами обеих ног, но, как ни странно, не врезался в следующую секунду в тот штабель по инерции всем телом и лицом. Все та же непонятная сила удержала меня на ногах, не дав упасть.

Одуряющая тошнотворная муть, затмевавшая мой мозг, тотчас же испарилась куда-то из головы. Сознание прояснилось, а взгляд обрел былую остроту.

Я стремительно оглянулся через плечо.

Шхуна отваливала от причала. За ее кормой вспенивался мощный буран, вздуваемый винтом.

Я слегка прищурился, всматриваясь сквозь мутную пелену дождя в рулевую рубку шхуны, в ее лобовое стекло. Кто находился сейчас там, в рубке? Кто управлял шхуной? Другими словами, кто еще, помимо того монстра-оборотня, обретался сию минуту на борту «Элизабет»? Не знаю – почему и зачем, но я очень хотел разглядеть лицо человека, который, по логике вещей, должен был стоять сейчас в рубке у штурвала, – разглядеть и запомнить его.

Я не разглядел и не запомнил. Ибо в рубке никого не было!

«Элизабет» отошла от берега метров на десять и стала разворачиваться. А потом случилось чудо. Она окуталась белесоватым туманом, полностью скрывшим ее. Из туманного облака раздался негромкий звук, похожий на треск электрического разряда. И облако исчезло.

А вместе с ним исчезла и шхуна…

К моему старенькому «Москвичу», приткнувшемуся в тупичке за пакгаузом, я подошел ровным неторопливым шагом. В душе у меня бушевала буря, но голос был спокоен и деловит, когда, усаживаясь на водительское место в машине, я произнес:

– Слушайте внимательно, ребята. Сейчас я разговариваю с вами не как частное лицо, а как офицер госбезопасности. Понятно?

Повернувшись, я в упор посмотрел сначала на Виталия, затем на его приятеля. Оба они оторопело уставились на меня с заднего сиденья «Москвича» в ответ на мои слова. А я, продолжая буравить их тяжелым пристальным взглядом, заговорил подчеркнуто строгим тоном:

– Шхуна в самом деле стоит у причала. Я побывал на ее борту и разобрался в ситуации. Это не иностранный корабль, к вашему сведению. Это наш корабль, принадлежащий КГБ. Это секретная плавучая научная лаборатория отдела внешней разведки нашего Комитета.

Виталий тихо ахнул, услышав такое. А я продолжал вдохновенно врать:

– Облик корабля – не более чем камуфляж. Шхуна будет использоваться в дальнейшем в нашей зарубежной разведывательной деятельности. Трубка с окуляром, которую вы видели, – один из новейших разведывательных приборов, строго засекреченных… Короче говоря, – и тут я резко повысил голос, – вы, мерзавцы, вляпались своими пьяными мордами в важную государственную тайну!