Зима&Детектив - Устинова Татьяна

Держа в одной руке тугой рулон пенки, а в другой – поводок семенящей собачки, Анна Петровна вперевалку направилась к выходу со двора. Почти сразу же рядом со мной возникли муж и сын.

– Давай, мы послушаем твой доклад на ходу, – сказал Колян, подхватив меня под локоть. – Мы решили не сидеть дома и посмотреть еще одну достопримечательность.

– Не понял! Где она?! – дробной рысью проскакав по парку Горького, возмущенно спросил Колян.

– Кто – она? – Я нахмурилась.

Нормально, да? Родной муж при живой жене какую-то бабу ищет!

– Она! – Супруг размашистыми жестами начертал в воздухе нечто габаритное, и плывущий по реке теплоход отчетливо вильнул влево – не иначе принял концептуальное рукомашество за сигнал семафора. – Баба с этим самым!

– В сауне? – ехидно предположила я.

Не маленькая же, знаю, где водятся такие гнусные бабы.

– Да кто же ходит в сауну с веслом? – озадачился Колян.

– А! Ты ищешь статую «Девушка с веслом»? – сообразила я, стремительно добрея. – Так ее, наверное, на зиму в какой-нибудь ящик спрятали, чтобы не испортилась.

– Ужас, – супруг поежился. – «Девушка в ящике с веслом» звучит почти так же жутко, как «Смерть с косой». Только представь!

Я послушно представила: весна, работяги с гвоздодерами вскрывают на сыром газоне объемистый гробик, а внутри – она: бледная, в пятнах плесени, со слепыми глазами. И с веслом! Вправду – ужас.

– Ладно, тогда сама встань вон там, между колоннами, – решил супруг.

– Но без весла и в одежде? – уточнила я на всякий случай.

– Вечно ты все испортишь! – Колян вздохнул и сфотографировал что дали.

Потом мы там же, в беседке, пили чай из термоса. Муж, любуясь монументальным зданием министерства на другом берегу, сказал:

– По-моему, к нашему детективному делу пора привлечь профессионалов.

– По-моему, в этом деле уже есть профессионалки, – сказала я осторожно, чтобы сын не понял, о чем я говорю.

– То-то и оно, – кивнул Колян. – По всему выходит, что в квартире над нами что-то вроде подпольного борделя.

Я толкнула его локтем и показала глазами на сына.

– Да знаю я, что такое бордель! – высокомерно сообщил Колюшка и хрустнул печенькой.

– Откуда?!

– Из интернета, мам, успокойся. Короче, получается так: блондинку-русалку держат в сексуальном рабстве. Она хочет вырваться. Надеется на нас. Мы ей поможем? – Сын требовательно посмотрел на меня и перевел взгляд на папу.

– Нашла, кого просить о помощи, – досадливо пробормотал Колян, явно не зная, что ответить на прямой вопрос по существу.

– Ну а кого, пап? – Сын заволновался. – Ты же видишь – тут никто никого не замечает, всем друг на друга плевать!

– А мы приехали такие – всем здрасьте, добрый день, давайте знакомиться и дружить, – язвительно проворчала я, уже почти сожалея о нашей традиционной тактике. – Уффф… Ну, как мы можем ей помочь? В полицию заявить? Так у нас никаких фактов нет, одни только домыслы. Участковому сообщить? Он если и придет проверить, что там происходит, то ничего особенно не увидит – ну, съемная квартира, ну, студенты живут. При нем-то ничего предосудительного происходить не будет, и сами девочки в присутствии сутенеров и сторожей ни слова не скажут, побоятся.

– А, так вот почему она с нами здороваться не стала! – обрадовался сын. – Боялась вызывать подозрения у охранников!

– В общем, не знаю я, что делать, – заключила я. – Будем думать.

– Но не слишком долго, нам ведь скоро уезжать, – напомнил сын.

Утром мы поехали в Царицыно. Гуляли там, любовались красотами. Потом надолго зависли у плотины, наблюдая за утками.

– Раньше я недооценивал уток, – задумчиво сказал Колян. – Сырых, в смысле – живых. Жареные-то они мне и прежде очень нравились…

– Но казались малоинтеллектуальными существами, высшее достижение которых – сезонный перелет без помощи авиакомпании в теплые края в компании пучеглазой лягушки на прутике? – съехидничала я.

– Но сегодня я прозрел: утки, оказывается, умеют развлекаться, а это несомненный признак интеллекта! – закончил свою мысль супруг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Утки большой толпой сидели на льду за плотиной. Сидели, сидели… Вдруг раздался командный вопль, этакий кряк души – вся пернатая тусовка взлетела и стремительно перебазировалась на открытую воду метрах в двадцати ниже.

Радостно рухнув пузом в пруд, кряквы сложили крылья, замолчали, зажмурились и несколько минут убедительно притворялись невинными резиновыми уточками в ванне. Потом по одной стали вылезать на берег и целеустремленно пошлепали за плотину.

Там они опять собрались в кучу, как мирные демонстранты, только без транспарантов.

Дожидались командного кряка своего главаря – и снова дружно полетели в воду!

– Ей-богу, никогда не видала более зрелищного и эффектного флешмоба! – призналась я.

– Знаешь, о чем я думаю? – Колян отвернулся от уточек и посмотрел на меня.

– Как бы помочь блондинке-русалке? – безошибочно угадала я. – Сама о том же думаю… Эх, были бы мы в Краснодаре, я бы нашла, кому позвонить, но тут, в Москве… Я никого не знаю в органах…

– А ты посмотри на них, – муж кивнул на уток. – Они перелетают с места на место. Но ведь и люди тоже! Прикинь, сколько бывших наших живет в Москве. Паша Жуков и Дима Петренко работают на Первом, Саня Дробот на «России», на «Раше Тудей» целая куча бывших краснодарцев и сочинцев, Венчик Романов в Коммерсе, Лариска твоя в ТАСС, а сколько еще журналистов на фрилансе…

– Коля, ты гений! – сказала я совершенно искренне.

– А что это вы тут замышляете? – набежал сынище, наблюдавший уток вблизи, и с разбегу обнял родителей двумя руками.

– Да ничего особенного – хотим организовать вечер встречи давних друзей!

Организовывать ничего не пришлось. Едва мы начали обзванивать бывших земляков, как выяснилось, что Пашка Жуков как раз собирает народ, чтобы обмыть очередной добытый им кинофестивальный приз, и мы сразу же получили приглашение на этот сабантуй.

Вечер встречи давних друзей затянулся чуть ли не до утра. Начиналось все пафосно в ресторане Дома кино, оттуда чуть поредевшая компания откочевала в уютный паб без претензий. В финале плотная группа из полудюжины старых боевых товарищей переместилась на нашу съемную квартиру – как выяснилось, почти никто из бывших краснодарцев не обзавелся жильем в центре столицы. Только у Димки Петренко, пробившегося в топы, имелась двушка в районе трех вокзалов, но там в глухой ночной час мирно спали – он так надеялся – восьмимесячные двойняшки Витя и Рома, а также их счастливая до смерти мама.

Детективное «Дело Русалки», как поэтично назвал его Пашка Жуков, обсуждали уже на нашей кухне.

– Ребята! Да не вопрос! Я даже знаю, кому… кто… Все решим! – клялся Пашка, положив руку, как на Библию, на обнаруженный в нашем холодильнике кусок домашнего кубанского сала в холстинке.

В начале вечера Жуков был чопорным и чинным, как аглицкий лорд, но к его концу опростился, снял смокинг, закатал рукава белой рубашки и, пьяно щурясь, аккуратно, как по линейке, резал сало, назидательно бормоча про правильную толщину ломтиков «як бабка моя казала – шматочками».

– Люди… Какие люди… – ронял слезинки в рюмку растроганный Димка Петренко, и было непонятно, кем именно он восхищается. Возможно, всем человечеством. Нетрезвый Димка всегда любил людей, особенно женского пола. – Да я щас сам пойду… в разведку! Боем! – Он порывался встать, выворачивая карманы своего пиджака и Пашкиного смокинга. – Почем у них там, дорого? У русалок на девятом этаже?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Сиди уже, отец-герой! – приземляла его на место Лариска, которая когда-то была Трофимовой, а потом Кацман, Казарян, Песоцкой, еще какой-то – я, кажется, не все ее замужества отследила. – Лен, не волнуйся! Мы вас не рассекретим, тс-с-с-с, и все устроим в лучшем виде. У меня есть свои люди в ГУВД, я с их пресс-службой вась-вась, а у Женьки прекрасные связи с общественными организациями, он как раз про них передачи снимает… Эй, Женец! – и она тормошила Маркова с «Раша Тудей».