Неизведанная пустошь - Павел Чагин

площадку чуть поодаль, и приземлилась на свои опоры так, чтобы в случае чего орудия корабля имели максимальный сектор обстрела. Камень, нагревшийся за день, сейчас отдавал тепло, которое чувствовалось кожей. Но холодный ночной ветер пробирал до костей. Еще до посадки с яхты отослали сообщение, чтобы не поднимали тревогу. Перекинувшись с Шафик Ханом парой слов, к нам навстречу уже бежал знатный верзила в сопровождении охранников. Должно быть смотритель рудника. Спускаться навстречу я и не думал.

— Сир Торвик? — спросил верзила.

— С кем имею честь?

— Янош Шидло, смотритель рудника. Прикажете поднять каторжников сейчас?

— Нет, действуйте по распорядку. От вас мне нужен только провожатый и… не мешать.

— Слушаюсь! Если позволите, я лично сопровожу вас.

— Ничего не имею против, пан Шидло.

— О… сир Торвик поляк?!

— Нет, но немного знаком с вашей культурой. Вы, верно, перерожденный?

— Так и есть, сир! Горных дел мастер, в прошлой жизни… — Янош вздохнул. — Построение и перекличка у нас через два часа. Желаете присутствовать?

— Непременно. Я подожду вас здесь.

Смотритель пришел, как и обещал. К тому времени каторжников построили перед бараками и уже провели перекличку. Эва с Иолой отправились со мной в качестве охраны. Егоров и Синица тоже не остались в стороне. Взойдя на бревенчатый помост, смотритель сунул мне в руки табель. Согласно документу сейчас в карьере работало чуть меньше четырехсот детей. Возраст работников составлял от восьми до шестнадцати лет. Дети казались изможденными, но пару-тройку любопытных взглядов я на себе поймал.

Осмотрев работяг, я недовольно цыкнул.

— И с этих доходяг вы берете кровь, которую подаете к столу ее величества?!

— Мы выбираем самых здоровых! — попытался оправдаться смотритель.

— Чушь! Где вы здесь видите здоровых? Это отребье способно отдать лишь последние соки. И это вы называете высококачественным товаром?!

Шафик Хан замотал головой, умоляя смотрителя не отвечать. И он промолчал, став чернее тучи.

Спустившись с помоста, я медленно прошагал вдоль рядов, вглядываясь в лица детей. Сохранять хладнокровие в таких условиях было очень сложно.

— Ты! — Я указал пальцем на мальчишку в потертой кепке. — Почему ты здесь?

Паренек вышел вперед и ухмыльнулся. Он явно не был стеснительным.

— Сущая мелочь, — пожал он плечами. — Я, дядя, горлышко стражнику перерезал. Только и всего. Вот такого же, как твой солдатик.

— За что?

— Задавал много вопросов, — многозначительно проговорил тот, сплюнув на землю.

По строю прокатился сдавленный хохот и кашель, ему вслед. Ужимки у пацана вполне себе уголовные.

— Давно ты здесь?

— Два года будет к осени.

— Как часто тебя кормят и чем? — спросил я взирая свысока.

— Ха, ты дядя, должно быть, хочешь, чтобы меня высекли? Конечно же мы едим от пуза, спим после обеда и питаемся исключительно сладостями.

— Это так? — обратился я к смотрителю.

— Нет, сир… — голос его дрогнул. — Мы кормим их баландой из рыбьей требухи, черствым хлебом и кашей, сваренной на костях. Два раза в день, сир. Завтрак и обед. На ужин даем сырые овощи.

— Я хотел бы позавтракать вместе со всеми, пан Шидло. Это возможно?

— Сир! — смотритель упал на колени. — Молю вас, не нужно этого делать!

— Нужно, друг мой. Нужно. Проводите меня на кухню.

Три огромных котла под навесом из рваной парусины кухней назвать было сложно. Антисанитария здесь царила такая, что бульон из мух был бы, пожалуй, жирнее чем из сушеных костей, на которых они сидели. Похоже, из всей пустоши мухи водились только здесь, и прибыли они вместе с провиантом.

Меня стошнило с первой же ложки. Не смотря на вонь я демонстративно снял пробу с баланды. С хлебом дело обстояло лучше, но я чуть не сломал зуб. Единственным, что было съедобно, оказался картофель, испорченный фитофторой и полугнилая морковь, которая уже проросла молодой зеленью. Напоследок, я отхлебнул водицы из пруда, которую отстояли в бочках, процедили и пропустили через уголь, взятый из очага. Прополоскав рот, я выплюнул ее на землю.

Шафик Хан позеленел, глядя на меня, а смотритель Шидло готов был провалиться под землю.

— На сколько я понял, моются каторжники тоже здесь?

Вопрос был риторическим. Вероятно, только большое количество извести в карьере спасало положение.

— Казнить бы вас прямо здесь… — вздохнул я, выплескивая остатки помоев. — Учетную книгу мне, живо! Через час жду смотрителя на корабле.

Получив желаемое из дрожащих рук, мы вернулись на борт «Черного лезвия». Синица тут же заставил меня выпить лекарство от кишечной инфекции.

— Вы все видели. Предложения?

— Черт, Торвик, я отродясь не видела столько детей. Аж жуть берет, — призналась Иола.

— Маленькие такие, жалкие… — едва не всплакнула Эва. — Давай их спасем?

— Как? «Лезвие» не возьмет на борт и половины. А если и возьмет, то куда нам их девать? Мне неприятно это говорить, но эти дети не так безобидны, как хотелось бы. Уверен, что часть из них здесь по своей вине.

— Что-то мне это напоминает… — вздохнул лейтенант Егоров. — Не хватает только собак и колючей проволоки. Пусть это преступники, но нельзя же так!

— Командир, вы ведь что-то придумали? — взглянул на меня Синица.

— Да. Но для начала нужно изучит приходную книгу. Такие люди морали не внемлют, их нужно бить по карману. Там их больное место!

Позвольте мне? — Егоров забрал книгу. — Я разберусь в этой бухгалтерии…

Оказалось, что лейтенант до войны служил следователем в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. Какое совпадение! В общем, по итогу, бегло проштудировав записи за последний год, он нашел кучу помарок и исправлений. А еще пару — тройку очевидных признаков мошенничества. Мир то может и другой, да вот принципы все те же. По итогу проверки оказалось, что владельцы карьера утаили от казны внушительную сумму доходов, а следовательно, и налогов казначейство недополучило. Цифры вырисовывались интересные! С кучей ноликов перед запятой. Это если не считать золота и драгоценных камней, добываемых попутно с железной рудой. Я догадался об этом, по грубо сработанным украшениям Шафик Хана. Скорее всего их изготовили прямо здесь.

Яноша Шидло сопроводили на палубу через кормовую аппарель. К тому времени, мы соорудили подобие стола и поставили несколько стульев. Смотритель был бледен как сама смерть. К груди он прижимал небольшой увесистый мешок из толстой, грубо выделанной кожи. Усадив его напротив себя, я положил на стол листок, на котором Егоров выписал суммы, выявленные в результате проверки. Коснувшись листа дрожащей рукой, Янош поник окончательно.

— Вы знали об этом? — вежливо спросил я.

— Я маленький человек, Сир Торвик. Что в прошлой жизни, что в нынешней… я горных дел мастер. Это се что есть за душой. Только поэтому я все