Хранитель - Юлия Сергеевна Джемилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тея говорила вдохновленно, глаза ее горели. Я подумала, что эта тема ее очень волнует.
– Послушай, Тея, а откуда ты все это знаешь, ведь оттуда еще никто не возвращался?
Тея загадочно улыбнулась:
– Почему ты так в этом уверенна?
Я удивленно на нее посмотрела:
– Ты знаешь такие случаи?
– Знаешь, давай по порядку. Я же обещала рассказать тебе продолжение истории.
– Хорошо, два последних вопроса: почему ты все время называешь свою героиню девочкой? И как эта история связана со мной? Это намек? Предупреждение?
– Знаешь, душа вообще не имеет возраста. Вернее, условно говоря, имеет, но он не ограничен одним воплощением души. У нашей героини душа была молодая, да и сама она за всю жизнь так и не повзрослела, вела себя как ребенок, как маленькая обиженная девочка, вот я ее так и называю. А на второй вопрос я тебе скажу: это история связана не только с тобой. Она связана с любым, кто когда-либо родился. Поэтому слушай дальше…
Итак, Татьяна провела очень долгое время в состоянии тяжелого сна, ее сознание угасло. Неизвестно, сколько времени так прошло, прежде чем к ней начали возвращаться какие-то способности мыслить, видеть и осознавать. Но то, что она видела, было совершенно безотрадным: тьма, тьма, пустота. Она совершенно забыла, кто она, ей теперь казалось, что так было всегда, что есть только эта тьма и пустота и больше ничего. Она потеряла счет времени.
Через целую вечность небытия она вдруг задумалась, что, раз она видит и осознает тьму, значит, она, девочка, есть. Есть тот, кто осознает, есть тот, кто думает. Есть наблюдатель. Значит, должно быть что-то еще там, за этой тьмой. Как только она так подумала, к ней начало возвращаться осязание. Она почувствовала, что у нее есть тело, руки, ноги. Вместе с осязанием вернулась боль – боль в груди, от рака которой она и умерла. Но сейчас эти ощущения ее скорее обрадовали: она что-то чувствовала, она существовала. Это было лучше, чем то беспросветное небытие, в котором она так долго пребывала.
Девочка начала оглядываться. Мир вокруг уже не был таким темным, он скорее, был темно-серым: серая грязь под ногами, серые голые деревья, темно-серое сумрачное небо. Пейзаж был совершенно безрадостным. Она долго бесцельно брела по унылым пустым улицам, среди полуразрушенных домов с зияющими черными окнами, держась за больную грудь, которая ныла все больше и больше. Через какое-то время такого блуждание ей подумалось, что должен же быть кто-то еще в этом мире утраченных надежд.
И ту только она начала замечать, что вокруг действительно были люди, которых она сначала почему-то не видела. Они были такими же унылыми и потерянными, как она. Кто-то брел, еле волоча ноги, с пустым взглядом, кто-то просто валялся в грязи. Слух в ней тоже вернулся, и теперь она слышала стоны, причитания, плач и вздохи. Здесь были такие, кто, как она, мучился какой-то болью, язвами, ранами, именно от них исходили все эти звуки. Хотя множество людей в лохмотьях и с грязными спутанными волосами просто сидело или лежало на земле, не проявляя никого интереса к тому, что происходит вокруг и не издавая никаких звуков.
И так девочка плутала по пустым серым мирам, не помня ни себя, не задумываясь, как она здесь оказалась. Ей все время казалось, что она что-то упускает. Что-то очень важное, что ей очень необходимо вспомнить. Но вспомнить не удавалось, к тому же думать было очень тяжело, она быстро уставала от любого ментального напряжения и вновь возвращалась в состояние оцепенения.
Иногда она видела какие-то проблески света. Вначале они ее пугали, и она сразу же убегала, как большинство местных. Со временем в ней пробудилось любопытство, и она пыталась приглядеться, откуда появлялся свет. Глаза очень резало, в их мире любой свет казался слишком ярким, и она отворачивалась, закрывала глаза руками, но уже не убегала. В конце концов, она поняла, что свет каждый раз исходил от светящихся людей. Они иногда посещали их мир, пытались подойти к местным людям и что-то им сказать, но местные люди с ужасом разбегались, не подпуская этих светящихся близко к себе. И девочке эти светящиеся внушали такой же ужас, как и всем. Она видела в них угрозу, ей казалось, что они приходят, чтобы уничтожать их, местных. И этому действительно были подтверждения: иногда, хотя достаточно редко, светящиеся забирали с собой одного из них. Это было очень страшно, ведь неизвестно, куда светящиеся забирали их собратьев и что потом с ними делали. Поэтому, увидев светящихся, она тоже бежала, не разбирая дороги.
Однажды в одно из таких явлений девочка, убегая вместе со всеми, вдруг зацепилась ногой за корень и упала в грязь. Она завопила от ужаса, понимая, что светящийся вот-вот ее настигнет, но вдруг услышала за своей спиной спокойный голос, который назвал каким-то давно забытым, но очень знакомым именем. Что-то защемило в сердце у девочки, опять появилось чувство, что она упускает что-то важное. Но страх был сильнее, девочка подскочила, побежала и услышала себе в след:
– Таня, постой! Возвращайся! Пойдем со мной!
Она бежала со всех, бежала, бежала, задыхаясь, падала, потом поднималась, снова бежала, пока, наконец, не решилась оглянуться. Сзади никого уже не было. Она немного успокоилась и пошла медленнее. Но внутри росло чувство, что она забыла что-то важное. Имя, которым назвал ее светящийся, всколыхнуло ее память и не дало впасть опять в оцепенение. Она повторяла его на разные лады и, ей казалось, что это и есть ключ. Так девочка продолжала думать, и ей уже не было это так тяжело. Она брела, не разбирая местности, держась за больную грудь, и разматывала клубок воспоминаний.
Кажется, она когда-то была одинокой женщиной, она была несчастна, и жизнь ее была пустой, она не любила свою работу. Все воспоминания были какими-то безрадостными, черно-белыми, как пейзажи вокруг. Обрывки каких-то сцен сплывали в ее памяти, она продолжала идти, и теперь это было новым ее