Королева вампиров - Андреа Робинсон

Следующий урок не за горами, так что я всего на пару секунд позволяю себе предаться праведному гневу после такого унижения, а потом направляюсь в класс. По дороге я утешаю свое самолюбие тем, что снова с ним встречаться я совершенно не обязана. Я и не обязана — по крайней мере в течение тех двух секунд, что отделяют меня от того момента, когда я вхожу в класс английского и вижу его, сидящего в первом ряду, вытянут длинные ноги. Я собираюсь с духом, готовясь достойно встретить самодовольную ухмылку, презрительный смешок или хоть какие-то признаки узнавания, но Влад, откинувшись на спинку стула, рассеянно изучает свои ногти и время от времени записывает что-то в черный блокнотик, который я увидела еще в зале. Позвольте угадать: сегодня я без всяких на то причин вел себя как настоящий придурок. Конец».

Хотя пришла одна из последних, несколько мест в боковом ряду все еще свободны. Мне не требуется много времени, чтобы понять причину. Уже на полпути туда сильнейшая волна цветочных духов чуть не сбивает меня с ног. Она исходит от миниатюрной блондинки, которая вышла из столовой незадолго до меня и теперь чопорно сидит на угловом месте, являя собой живое олицетворение идеальной осанки. Она превосходит всех новеньких странностью своего наряда: на ней бледно-лиловая юбка в пол, пышно украшенная оборками из легкой газовой ткани, и узкий бархатный жакет.

Я сверяюсь со своим списком. Доброе утро, Виолетта Мартин. После того как мисс Уолпол раздает нам учебный план на этот семестр, я пытаюсь привлечь внимание девушки:

— Псст, Виолетта!

Она продолжает смотреть перед собой, лениво накручивая на палец белокурый локон. Дождавшись момента, когда мисс Уолпол отворачивается к доске и начинает писать пять необходимых условий хорошего сочинения, я трогаю Виолетту за плечо.

— Да? — откликается она странным, каким-то неземным голосом. Вводные занятия, конечно, не располагают к тому, чтобы, стоя на столе, колотить себя в грудь, но Виолетта достигла какого-то нового уровня выпадения из реальности.

— Меня зовут Софи, — шепчу я, адресуясь к ее щеке, — и я пишу заметки про новеньких для школьной газеты. Если у тебя найдется минутка после урока, можно будет задать тебе пару вопросов? — Я замечаю ее ботинки с сотней мелких кнопочек и замысловатой шнуровкой. — И мне не терпится узнать про твои взгляды на моду.

Ответа я не получаю, если только не считать ответом то, как она играет прядью своих волос и медальоном на шее. Я пытаюсь применить другую тактику:

— М-м-м... а этот медальон — подарок от твоего мальчика?

— Нет, — сквозь зубы отвечает она, а потом изображает подавленные всхлипывания и, вытянув из лифа кружевной платочек, промокает им несуществующие слезы. Сидящие впереди оборачиваются и награждают нас сердитыми взглядами, опасаясь, что из-за шума у них будут неприятности. Я открываю рот, собираясь дать им совет не лезть в чужое дело, и тут чувствую, как пальцы Виолетты сжимаются на моем запястье.

— Могу я задать тебе вопрос? — спрашивает она, наконец-то удостоив меня взглядом. Я начинаю объяснять, что интервью пройдет успешнее, если вопросы буду задавать я, но она, резко притянув меня к себе, начинает сбивчиво, задыхаясь, говорить: — Допустим, тебе нравится мальчик. Он тебе нравится очень сильно, и тебе наплевать на то, что твои родители и друзья говорят, что это плохо кончится. Тебе кажется, что он тоже тобой восхищается, и поэтому ты даешь ему все — все, чего бы он ни захотел. И что же делает он? Остается с тобой навсегда? Как бы не так! Он не обращает на тебя внимания и уезжает неизвестно куда.

Ее голос срывается, и, отпустив мою руку, она резко откидывается на стуле.

— Я теряюсь в догадках, — сдавленно говорит она, прижимая ко рту носовой платок. — Как ты думаешь, может быть, мне подарить ему локон своих волос? Возможно, он не догадывается, что я все еще его люблю.

Я отрываюсь от изучения полукруглых розовых отметин, оставшихся на моем запястье от ее ногтей:

— Нет, это, скорее всего, его взбесит.

— Но тогда что мне делать? Что мне делать?

— М-м-м... вот, — я поспешно хватаю растрепанный номер журнала «Севентин», забытый кем-то под моим стулом. Указывая на заголовок на обложке, я говорю: — Смотри! «Как понять, любит ли он тебя ».

Она выхватывает журнал у меня из рук и жадно листает, беззвучно шевеля губами.

— «Обалденный»? Как грубо! Возможно, мне понадобится некоторая помощь с языком. Ты не дашь мне свой адрес? — она опускает журнал и выжидающе смотрит на меня.

— Может быть, лучше номер мобильного?

— Нет, адрес, пожалуйста.

Я колеблюсь. Если я дам ей свой адрес, закончится все тем, что на меня навесят ярлык «лучшая подружка» и заставят поклясться на мизинцах в вечной дружбе. Нил, сидящий прямо перед Виолеттой, не упускает случая воспользоваться моим замешательством и оборачивается к нам.

— Можешь взять мой адрес, — говорит он, играя бровями, что делает его похожим скорее на Чарли Чаплина, чем на коварного соблазнителя, особенно если принять во внимание торчащий у него на затылке рыжий вихор.

— Прости? — переспрашивает Виолетта.

— Мой адрес.

— Я не уверена, что это было бы удобно.

— Нил, прекрати, — шикаю я на него, опасаясь, что все мои достижения пойдут насмарку, если мы продолжим в том же духе.

Он игнорирует мои слова.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты очень анимэшная? Я фанат анимэ!

— Нил!

— «Евангелион». Приходи как-нибудь, сама убедишься.

Виолетта беспомощно смотрит на меня, кажется, искренне озадаченная тем, как на это реагировать.

— Нил, если ты сейчас же не прекратишь, я ударю тебя по карману.

— Но...

— Я серьезно.

С видом скорее озадаченным, чем испуганным, Нил отворачивается. Чувствуя отчасти облегчение, а отчасти обиду на то, что Нил так легко поверил в то, что я могу обидеть его хомяка, я записываю адрес на клочке бумаги. Действительно, чего я боюсь? Заманив ее к себе домой, я сумею заставить ее сосредоточиться и ответить на несколько вопросов.

Последним уроком у меня сегодня журналистика, и, хотя это мой любимый предмет, сегодня я обеспокоена отсутствием успехов на фронте интервью. Когда я прихожу к мистеру Амадо, Линдси, как и следовало ожидать, уже там.

— Я поговорила с тремя из них, — хвастается она смиренно слушающему мистеру Амадо. Она собирается добавить что-то еще, когда замечает в дверях меня. — Это отличный проект, правда?

«Конечно, если ты мазохист», — думаю я. Ну почему мне не достались любители поболтать? Я плюхаюсь на стул в первом ряду. Мистер Амадо прогоняет Линдси от своего стола и обращается к классу:

— Большинство из вас заходили ко мне сегодня утром, и я думаю, вы все ясно представляете сферы вашей ответственности в создании первого номера. Он уходит в печать через две недели, и я не собираюсь, утомлять вас правилами поведения на уроке или заставлять вас рассказывать, как вы провели лето. Давайте начнем.

Он указывает на Нила, рисующего что-то на обороте своей папки. Нил делает ежемесячные комиксы для газеты и полагает, что этим его участие в делах группы ограничивается. Мистер Амадо, со своей стороны, считает, что Нил должен также попробовать себя в написании статей. Иногда мне кажется, что их противоборство составляет главную часть моей жизни.

Мистер Амадо подходит к Нилу и, когда его верный помощник отказывается поднять на него глаза, барабанит пальцами по краю стола:

— Нил, что ты выяснил по поводу донорской крови, пропавшей на празднике нового учебного года? — Он бросает быстрый взгляд на Линдси. — Некоторые ученики посвятили много времени тому, чтобы обеспечить приток волонтеров в этом году.

— Ну, кровь была...

В глазах мистера Амадо вспыхивает надежда:

— Так?

— ...а потом крови не стало.

Мистер Амадо натянуто улыбается.

— Тебе понадобится больше информации для твоей статьи, — говорит он, стараясь, чтобы его голос звучал скорее ободряюще, чем разочарованно.

Нил возвращается к штрихованию сложной композиции, которую он набросал на обороте папки.

— Разве это не дело полиции? — растерянно спрашивает он.

— Я хотел, чтобы ты оценил ситуацию с точки зрения школьников и поговорил с девушками, которые обслуживали киоск. Тем вечером они оставались там до восьми.

— Я поговорил.

— Прекрасно!

— Они не знают, что произошло.

Мистер Амадо вздыхает:

— Просто сделай мне одолжение, Нил, постарайся копнуть немного глубже. Пожалуйста.

Нил шутливо отдает честь:

— Будет сделано, мистер Амадо!

Неудовлетворенный таким ответом, мистер Амадо склоняется над Нилом и нашептывает ему на ухо что-то угрожающее — или, может быть, ободряющее. Линдси косится на мой закрытый блокнот. Ее записная книжка уже вся исписана каракулями. Каракулями главного редактора.