История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти - Уильям Теккерей

- Нет, - отвечал я, - бог с ними с волосами.

- А куда прикажете доставить булавку, сэр?

Мне совестно показалось назвать свой адрес. Но тот же час я подумал: "Да пропади оно пропадом, чего мне совеститься?

Король лакея своего

Назначит генералом,

Но он не может никого

Назначить честным малым.

Что это я стесняюсь сказать, где живу?"

- Когда все будет готово, cэp, будьте так добры отошлите пакет мистеру Титмаршу, в дом номер три, на Белл-лейн, Солсбери-сквер, подав церкви святой Бригитты, что на Флит-стрит, - сказал я. - Звонить в звонок третьего этажа, сэр.

- Как, сэр, как вы изволили сказать? - переспросил мистер Полониус,

- Кхак! - взвизгнула старая дама. - Мистер Кхак? Mais, ma chere, c'est impayable {Нет, какая прелесть }. Едемте, карета ждет! Дайте мне вашу руку, мистер Кхак, садитесь в карету и расскажите мне об ваших тринадцати тетушках.

Она ухватила меня за локоть и резво заковыляла к выходу; молодые спутницы, смеясь, последовали за ней.

- Ну, влезайте, что же вы? - сказала она, высунувши свой острый нос из окошка кареты.

- Не могу, сударыня, - сказал я. - Меня ожидает друг.

- Эка выдумал! Плюньте на него и влезайте. - И не успел я слова вымолвить, как огромный малый в пудреном парике и в желтых плюшевых штанах подтолкнул меня по лесенке и захлопнул дверцы.

Карета тронулась, и я только мельком успел взглянуть на Хоскинса, но его изумленное лицо никогда не изгладится из моей памяти. Прямо как сейчас его вижу - стоит, разинувши рот, глядит во все глаза, держит в руке дымящуюся сигару и никак не возьмет в толк, что это со мной приключилось.

- Да кто он такой, этот Титмарш? - спрашивает себя Гас. - На карете-то графская корона, вот ей-богу!

ГЛАВА III

Повествует о том, как обладателя бриллианта унесла великолепная

колесница, и об его дальнейших удачах

Я поместился на переднем сиденье кареты, подле премиленькой молодой особы, примерно тех же лет, что моя дорогая Мэри, а именно семнадцати и три четверти; напротив нас сидела старая графиня и другая ее внучка - тоже очень пригожая, но десятью годами старше. Помнится, в тот день на мне был синий сюртук с медными пуговицами, нанковые панталоны, белый, расшитый веточками жилет и шелковый цилиндр а ля Дандо, какие в двадцать втором году только что вошли в моду и в каких блеску было куда больше, чем в самолучшей касторовой шляпе.

- А кто это мерзкое чудище с подбитыми железом каблуками и с фальшивой золотой цепью, - спросила миледи, - еще у него рот до ушей, и он так вытаращился на нас, когда мы садились в карету?

И когда она углядела, что цепочка у Гаса не чистого золота, ума не приложу; но это верно, мы купили ее неделю назад у Мак-Фейла, что в переулке Святого Павла, за двадцать пять шиллингов шесть пенсов. Однако я не желал слушать, как поносят моего друга, и тот же час вступился за него.

- Сударыня, - сказал я, - этого джентльмена зовут Огастес Хоскинс. Мы с ним вместе квартируем, и я не знаю человека лучше и добросердечнее.

- Вы совершенно правы, что не даете в обиду своих друзей, сэр, сказала вторая леди, которую звали леди Джейн.

- Что ж, скажу по чести, он молодец, леди Джейн. Люблю, когда молодые люди не пугливы. Так, стало быть, его зовут Хоскинс, вот оно что? Дорогие мои, я знаю всех Хоскинсов, сколько их есть в Англии. Есть Хоскинсы Линкольнширские и есть Шропширские - говорят, дочка адмирала Хоскинса, Белл, была влюблена в чернокожего лакея, не то в боцмана, не то еще в кого-то такого; но ведь свет так злоязычен. Есть еще старый доктор Хоскинс из Вата, он пользовал моего бедняжку Бума, когда тот приболел ангиной. И еще есть бедняжка Фред Хоскинс, генерал, что мается подагрой; помню, каков он был в восемьдесят четвертом году - худой как щепка и шустрый как паяц, он в те поры был в меня влюблен, уж так влюблен!

- Как видно, бабушка, в молодости у вас не было отбою от поклонников,сказала леди Джейн.

- Да, моя милая, их были сотни, сотни тысяч. В Бате все по мне с ума сходили, поглядела бы ты, какая я была красавица. Ну-ка, скажите по совести, мистер как-вас-там-величают, только без лести, можно сейчас в это поверить?

- По правде сказать, сударыня, никогда бы не поверил, - отвечал я, ибо старая графиня была страшна, как смертный грех; и при этих моих словах обе внучки залились веселым смехом, и на запятках заухмылялись оба лакея в густых бакенбардах.

- Уж больно вы простодушны, мистер как-вас-там... да, уж больно простодушны; однако же в молодых людях я люблю простодушие. И все-таки я была красавица. Вот спросите у генерала - дядюшки вашего приятеля. Он из линкольнширских Хоскинсов, я сразу признала - уж очень он с лица на них на всех походит. Он что же, старший сын? У них изрядное состояние, правда, и долгов многонько; ведь старик сэр Джордж был отчаянная голова - водил дружбу с Хэнбери Уильямсом и с Литлтоном, со всякими негодяями и греховодниками. Сколько же ему достанется после смерти адмирала, любезный?

- Да где ж мне знать, сударыня, адмирал-то ведь не отец моему другу.

- Как так не отец? А я говорю - отец, я никогда не ошибаюсь. А кто тогда его отец?

- Отец Гаса торгует кожаными изделиями на Скиннер-стрит, Сноу-Хилл, сударыня, весьма почтенная фирма. Но Гас всего лишь третий сын, так что на большую долю в наследстве ему рассчитывать не приходится.

При этих словах внучки улыбнулись, а старая дама воскликнула: "Кхак?"

- Мне нравится, сэр, что вы не конфузитесь своих друзей, каково бы ни было их положение в обществе, - сказала леди Джейн. - Доставьте нам удовольствие, мистер Титмарш, скажите, куда вас подвезти?

- Да, собственно, я никуда не тороплюсь, миледи, - сказал я. - Мы сегодня свободны от занятий в конторе, - во всяком случае, Раундхэнд отпустил нас с Гасом; и если это не чересчур смело с моей стороны, я был бы весьма счастлив прокатиться с вами по Парку.

- Ну, что вы, мы будем... очень рады, - ответила леди Джейн, однако же лицо у нее стало словно бы озабоченное.

- Ну конечно, мы будем рады! - подхватила леди Фанни, захлопав в ладоши. - Ведь правда, бабушка? Покатаемся по Парку, а потом, если мистер Титмарш не откажется нас сопровождать, погуляем по Кенсингтонскому саду.

- Ничего подобного мы не сделаем, Фанни, - промолвила леди Джейн.

- А вот и сделаем! - пронзительным голосом воскликнула старая леди Бум. - Мне же до смерти хочется порасспросить его про его дядюшку и тринадцать теток. А вы так трещите, ну, сущие сороки, рта раскрыть не даете ни мне, ни моему молодому другу.

Леди Джейн пожала плечами и больше уже не произнесла ни слова. Леди Фанни, резвая, как котенок (ежели мне будет дозволено эдак выразиться об девице из аристократического семейства), засмеялась, вспыхнула, захихикала, - казалось, дурное настроение сестры очень ее веселит. А графиня принялась перемывать косточки тринадцати девицам Хоггарти, и вот мы уже въехали в Парк, а конца ее рассказам все не было видно.

Вы не поверите, сколько разных джентльменов верхами подъезжали к нам в Парке и беседовали с дамами. У каждого была припасена шуточка для леди Бум, которая, видно, была в своем роде оригиналка, поклон для леди Джейн и комплимент, особенно у молодых, для леди Фанни.

И хотя леди Фанни кланялась и краснела, как и подобает молодой девице, она, видно, думала об чем-то своем, ибо поминутно высовывалась из окошка кареты и нетерпеливо оглядывалась, словно в толпе всадников искала кого-то взглядом. Вот оно что, милая леди, уж я-то знаю, отчего это молоденькая хорошенькая барышня вдруг впадает в рассеянность и все будто кого-то ждет и едва отвечает на вопросы. Уж поверьте, Сэму Титмаршу хорошо известно, что обозначает это самое слово кто-то. Поглядевши на все эти ухищрения, я не мог не намекнуть леди Джейн, что понимаю, в чем тут дело.

- Сдается мне, барышня кого-то дожидается, - сказал я.

Тут у ней, в свой черед, лицо сделалось какое-то странное и она покраснела как маков цвет, но уже через минуту, добрая душа, поглядела на сестру, и обе уткнулись в платочки и засмеялись... Так засмеялись, будто я отпустил препотешную шутку.

- Il est charmant, votre monsieur {Да он очарователен, ваш молодой человек (франц.).} - сказала леди Джейн старой графине.

Услыхав эти слова, я отвесил ей поклон и сказал:

- Madame, vous me faites beaucoup d'honneur {Весьма польщен, сударыня (франц.).}, - ибо я знал по-французски и обрадовался, что пришелся по душе этим любезным особам. - Я человек простой, сударыня, к лондонскому свету непривычен, но я очень даже чувствую вашу доброту - что вы эдак подобрали меня и прокатили в вашей распрекрасной карете.

В эту самую минуту к карете подскакал джентльмен на вороном коне, лицом бледный и с бородкой клинышком; по тому, как леди Фанни неприметно вздрогнула и в тот же миг отворотилась от окошка, я понял, что это он и есть, кого она ждала.

- Приветствую вас, леди Бум, - сказал он. - Я только что катался с неким господином, который едва не застрелился от любви к красавице графине Бум, было это в году... впрочем, неважно, в каком году.