Ножевая атака - Шарапов Валерий

Зверев изобразил, что понимает, и задал очередной вопрос:

– Скажите, а после того как Липницкий упал, он тут же встал или остался лежать?

– Не знаю, когда началась драка, я смотрел только на тех, кто стоял передо мной. Сами же, наверное, представляете, как это бывает.

– Полагаю, спрашивать у вас, видели ли вы, с кем непосредственно дрался Зацепин, не имеет смысла? Он точно в драке участвовал?

– Участвовал. А вот кто против него стоял… Тут уж извините, темно было.

Поблагодарив Карасева, Зверев попрощался с ним и попросил Кравцова пригласить следующего свидетеля. Им оказался вратарь смоленской команды. Не меньше метра девяносто, чернявый и сухопарый, Андрей Геннадьевич Михальченко вошел в кабинет и занял место, где только что сидел Карасев. Этому в драке досталось определенно больше. Под левым глазом у мужчины красовался огромный синяк. Правая рука была загипсована и висела на лямке.

Так же, как и полузащитник Карасев, вратарь смолян тоже не понравился Звереву. Дерганый и всем недовольный, он с ходу начал возмущаться:

– Ну наконец-то, а то сижу у вас тут уже второй час, а у меня, между прочим, рука сломана! Да-да! – Михальченко приподнял руку, демонстрируя свеженаложенный гипс. – Сначала эти уроды меня поломали, а теперь еще и вы надо мной измываетесь! Допросы, расспросы, следственные эксперименты! Юрка Липницкий в своем стиле! Охмурил малолетку, а нам всем из-за него отдуваться пришлось! Я сам бы в драку ни за что не полез, если бы не Димка Кобзин! Это он у нас задиристый, а я нет. «Пошли, говорит, там сейчас такое начнется!» А что начнется? Мне уже тридцать семь, у меня жена и два сына. В детстве я, конечно, тоже любил кулаками помахать, а сейчас все эти выяснения отношений мне до смерти не нужны. Димка меня и на танцы эти затащил, он же, гад, меня и в кусты потащил, а я, дурак, и пошел. Лучше бы я в гостинице остался да книжку почитал, нужны мне были эти танцы, а теперь вот, – Михальченко снова принялся демонстрировать загипсованную руку. – Сколько времени кость срастаться будет? Минимум месяц! А что это значит? Я ни играть теперь, ни работать не смогу. А все из-за чего? Из-за того, что Юрочка наш куколку смазливую решил окрутить. Чтоб ему пусто было! Лучше бы его одного местные отметелили, а так всем досталось. Ой… Не хотел ведь я на эти танцульки идти! Так ведь пошел!

Зверев, которому уже надоело верещание собеседника, указал на лежавший на столе Корнева нож:

– Вы видели в руках Ярушкина вот этот нож?

– Да ничего я не видел. Какой-то нож был. Все о нем говорят.

– А кто конкретно говорит?

– Да наши все. Раз Зацепина порезали, значит, был нож. Говорят, что местные нож опознали, он якобы Ярушкину принадлежит. А раз его нож, стало быть, он убил! Какие тут сомнения!

Зверев поморщился, посмотрел на Кравцова, на этот раз тот внимательно слушал показания свидетеля и с недовольным видом качал головой.

– Ну свои суждения вы изложили, а уж выводы, извините, мы сами будем делать, – сказал Зверев. – Тем не менее ножа в руках Ярушкина вы не видели, и именно так будет записано в протоколе!

– Видел, не видел! Да я всего-то и помню, как Кобзин меня за рукав потащил, я вырвал руку, и тут бах! Удар – и «свет» погас. Очнулся от боли уже на земле, потому что мне кто-то ботинком на руку наступил. Я руками голову прикрыл, а меня ногами и дубьем колотят. Вот же сволочи…

Зверев сухо поблагодарил Михальченко за сведения, пожелал выздоровления и попросил пригласить следующего.

Очередной свидетель оказался тем самым Дмитрием Борисовичем Кобзиным, который, по словам Михальченко, уговорил его пойти в Летний сад на танцы и едва ли не силком принудил к участию в драке. Низкорослый, но довольно крепкий, Кобзин походил на обычного деревенского парня. Поломанный нос и уже зарубцевавшийся шрам на правой брови подтверждали слова Михальченко о том, что этот коротконогий крепыш настоящий задира и драчун.

В отличие от двух первых футболистов «Труда» Кобзин понравился Звереву. Он все время шутил и вел себя так, словно его пригласили не на допрос, а на праздничное застолье. В отличие от двух первых свидетелей Кобзин не имел видимых увечий и следов на лице и на теле, если, конечно, не считать разбитых костяшек на обеих кулаках. Однако, так же как и прочие, центральный защитник смолян также подтвердил то, что Ярушкин в драке вел себя честно и никакого ножа у него не было. Когда Зверев задал свои вопросы еще двум защитникам клуба «Труд», братьям Черенковым – Максиму и Всеволоду, пообщался с двумя нападающими, Иваном Величко и Андреем Рузовым, он в очередной раз услышал то, что никто из смоленских футболистов ножа ни у Ярушкина, ни у кого-либо другого не видел. На «десерт» Зверев оставил уже изрядно утомленного Липницкого, который уже не меньше двух часов сидел в коридоре.

Перед тем как приступить к допросу Лепницкого, он спросил у Кравцова:

– С чего вы вообще взяли, что у Ярушкина был нож, если все смоленские футболисты это не подтверждают?

– Нож опознали двое из десяти опрошенных игроков местного «Спартака», а также подружка Ярушкина, Олеся Купревич, – ответил следователь. – Всех их я опросил в первую очередь и уже отпустил.

– А что говорят местные, которые участвовали в драке?

– А местных еще самих нужно найти! Когда эта свора услышала милицейские свистки, вся кодла разбежалась в разные стороны. Участковые, конечно, уже опрашивают билетершу и местных девчонок, но те никого пока что не назвали. Говорят, что ни имен, ни фамилий дружков Ярушкина, участвовавших в баталии, они не знают. К тому же я уверен, даже если эти парнишки и отыщутся, они будут отрицать свое участие в драке, а может, даже и свое знакомство с Ярушкиным. Что уж тут говорить про нож?

Зверев наморщил лоб и достал из кармана пачку сигарет.

– С этим трудно не согласиться! – сказал он, закурил и сам вышел в коридор, чтобы пригласить последнего томившегося в ожидании свидетеля.

Когда Липницкий вошел в кабинет Кравцова, он выглядел совершенно не так, как вчерашним вечером на танцплощадке в Летнем саду. Вся его уверенность и бравада куда-то исчезли, и на этот раз «десятый номер» смоленского клуба казался угрюмым и опустошенным. Голова лучшего нападающего смоленского клуба была перевязана бинтами, под левым глазом красовался огромный синяк, правая бровь была заклеена пластырем. Поздоровавшись, он уселся на предложенный ему стул и в течение всей беседы почти не смотрел ни на Кравцова, который сидел за столом и что-то записывал по ходу разговора, ни на Зверева, который тоже пересел на соседний стул и задавал вопросы свидетелю.

– Извините, что пришлось так долго ждать, я постараюсь вас надолго не задерживать, – начал Зверев разговор. – Итак, давайте начнем с главного вопроса: кто же все-таки затеял драку?

– Ну уж, конечно, не я. У меня и в мыслях не было выяснять отношения с этим молокососом!

– А девушка? Купревич, могу я узнать детали вашего с нею общения?

– Что девушка? Подошел, пригласил, она согласилась. Что в этом такого?

– Многие ваши товарищи по команде считают, что вы чуть ли не нарочно провоцировали Ярушкина…

– Вот еще! Считают они! Если они действительно винят меня в смерти Аркаши Зацепина, то пусть скажут мне это в лицо. А то наушничают и несут всякую чушь! Если бы девчонка не захотела идти со мной, она бы не пошла.

– То есть вы хотите сказать, что никто из членов вашего клуба не предъявил вам свои претензии из-за случившегося инцидента?

Липницкий фыркнул и впервые посмотрел на Зверева.

– Почему же не предъявил? Предъявил!

– И кто же?

– Жбан. Орал на меня так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули, пока я вопли его слушал! «Я же говорил… зачем вы вообще туда пошли…» Он и про то, что из-за меня Аркашу убили, тоже кричал, да чего там говорить? – Липницкий махнул рукой и снова отвернулся.

– А в каких отношениях вы были с убитым?

– В каких отношениях? Да ни в каких. Играли вместе, не более того.