Крокодил на дворе - Кир Булычев

Кресс. Старый наивный дурак! Как я мог дать такую промашку! И Елена Ивановна тоже заметила?

Геня. Нет, она испугалась, а я не испугалась. А какие вы мне лекарства принесли? Вкусные?

Кресс достает коробку конфет.

Кресс. Шоколадные конфеты уважаете?

Геня. Разве можно уважать конфеты? Конфеты надо есть.

Кресс. Тогда ешь.

Геня. А можно я не буду их бабе Лене показывать?

Кресс. Не показывай.

Геня. А можно я их Саше не покажу?

Кресс. Не показывай.

Сам Кресс при этом ходит вокруг Гени, осматривает ее, трогает и даже пощипывает. Геня не обращает внимания, она занята своими мыслями.

Геня. Щекотно… Я Саше не покажу, потому что Саше это не понравится. Он как будто мой хозяин, а я его любимец. Вы знаете, что такое любимец? Это домашнее животное. Почему вы там меня трогаете? Мне там щекотно.

Кресс. Только щекотно?

Геня. Нет, не только.

Кресс. А ты расскажи мне, как ты сюда попала.

Геня. А вы знаете, что это тайна?

Кресс. От меня у тебя не будет тайн.

Геня. Почему?

Кресс. Потому что я тебе нравлюсь.

Геня. Какая глупость! Вы старый и совсем некрасивый.

Кресс. А еще?

Геня. А еще вы умеете командовать и люди вас слушаются. Я никого не слушаюсь, а вас слушаюсь.

Кресс. Вот видишь. Это выгодно выделяет меня среди твоих поклонников.

Геня. У меня нет поклонников. У меня только Саша, а он мне надоел. Знаешь почему?

Кресс. Почему?

Геня. Он слишком часто говорит слово «извини». Как будто всегда передо мной виноват. А это раздражает. Тебя бы тоже раздражало. А как тебя зовут?

Кресс. Эдуардом Борисовичем.

Геня. Эдик, а чего тебе от меня надо?

Кресс. Пока сам не знаю. Сначала ты расскажи, как здесь оказалась, а потом посмотрим.

Геня. Мы вологодские. А эти сволочи химкомбинат построили на Потьме. Пока вы совещались, как сохранить животный мир – это я тоже животный мир! – мы и вымерли. Не первый и не последний случай.

Кресс. А потом?

Геня. Сашок тогда дальнобойщиком работал. По мостику переезжал и увидел меня у самого берега в бессознательном состоянии. Вытащил, откачал. Еще мое счастье, что я двоякодышащая. И живучая как кошка.

Кресс. Это тебе потом рассказали?

Геня. Елена Ивановна. Она меня воспитывает и хочет сделать человеком. Только побаивается, что я ее любимого Сашеньку заграбастаю. Ну какая из меня жена! Чуть что – в ванну, не читаю, не стираю, хозяйство не веду.

Кресс. Вам нужен состоятельный ответственный мужчина. Чтобы мог о вас заботиться, вывозить вас к морю…

Геня. К морю…

Кресс. На песчаный пляж…

Кресс держит Геню за руку, привлекает ее к себе. Геня покорно приближается к нему.

Перед нами открывается широкая дорога к жизни.

Слышно, как звякает звоночек – предупредительно…

Геня. Саша!

Кресс. Увидимся, моя прекрасная леди!

Он кидается к тому же окну, сквозь которое вылезал недавно.

Входит Саша. В руке у него голубой абажур.

Саша. Что случилось? На тебе лица нет.

Геня. Ничего… жарко…

Саша. Это только кажется, что жарко, а на улице гадчайшая погода. (Подходит к окну и выглядывает.) Любопытно, кто это весь газон под окном вытоптал, словно стадо слонов резвилось. Надо будет решетки на окна поставить. Точно, надо поставить решетки.

Геня. А меня ты спросил?

Саша. Почему я должен тебя спрашивать?

Геня. Очень просто. Я не хочу жить в тюрьме. Может быть, я захочу убежать. Как мне убежать, если ты хочешь сделать настоящую тюрьму. Тебе-то легко, ты не знаешь свободы. Вы, люди, только по тюрьмам и привыкли жить. Как я тоскую по воле! Наверное, я готова к любому убежать, кто мне свободу пообещает.

Саша. Ты свободная. Ты живешь у нас потому, что пока еще тебе некуда деваться. Как только я как следует заработаю…

Геня. Я это уже полгода слышу!

Саша. И еще услышишь. А если ты хочешь попасть в зоопарк или в институт, где тебя разберут на молекулы, – добро пожаловать!

Геня. Какой ты жестокий.

Саша. Я не жестокий, я терпеливый.

Геня. Ты ждешь, когда мне исполнится восемнадцать лет, чтобы надо мной надругаться, да? Ты хочешь сделать меня своей сексуальной рабыней!

Саша. Откуда ты этого бреда нахваталась?

Геня. Откуда все нахватываются. Я днем популярные передачи смотрю. Ты даже не подозреваешь, сколько интересных вещей нам, пленницам мужского шовинизма, рассказывают.

Саша. Хочешь – уходи! Дверь открыта, окно открыто.

Геня. Я бы ушла, но Елена Ивановна этого не переживет.

Саша. Ну хорошо, хорошо, извини меня. Я не прав. Скажи, как тебе этот абажур?

Геня. А что в этом абажуре?

Саша. Ты же хотела голубой.

Геня. В самом деле?

Саша. Ты забыла?

Геня. Я ничего не забываю. Просто это сейчас уже несущественно. Как ты умеешь подменять важные проблемы спорами по пустякам!

Саша. Я просто надеюсь, что когда-то в один прекрасный день ты меня полюбишь. Может, не так, как я тебя, может, просто как друга…

Геня. Учти, я никогда тебя не полюблю. Во-первых, я всегда ощущаю непреодолимую разницу в возрасте.

Саша. Где ты так говорить научилась?

Геня. Все там же. И пожалуйста, не прячься в кусты и раз в жизни дослушай меня. Ты фактически вдвое старше меня. Ты мне почти что в отцы годишься.

Саша. А во-вторых?

Геня. А во-вторых, ты мне неприятен физически. Ты меня поцеловал, и оказалось, что у тебя очень невкусные слюни!

Саша. Вот уж никогда не думал… и мне об этом никто не говорил.

Геня. А я сказала. И я живу до лета. Летом буду искать себе чистый водоем. Понял?

Саша. Понял.

Геня. Ты куда?

Саша. Пойду погуляю. Дома не хочется сидеть.

Геня. Если ты сейчас уйдешь, ты рискуешь меня не застать, когда вернешься.

Саша. Извини. Делай как знаешь.

Он уходит.

Картина шестая

Саша выходит из квартиры, и внутренний занавес опускается.

Затем опускается внешний занавес, и Саша оказывается перед подъездом. Уже стемнело и загорелся фонарь. Саша садится на скамейку и закуривает. Появляется его мать.

Елена Ивановна. Сынок, ты почему здесь?

Саша. Видишь, курю.

Елена Ивановна. А я думала, что ты бросил. Ты же говорил, что бросил.

Саша. Из экономии бросил.

Елена Ивановна садится с ним рядом.

Елена Ивановна. Снова с Генечкой поссорился?

Саша кивает.

Будь к ней терпимей. Подумай, какая она одинокая. Ведь она никому не верит.

Саша. Мы достаточно для нее сделали.

Елена Ивановна. Это тебе так кажется, а она об этом не думает. Хуже нет – сделал благодеяние на пятак, а требуешь на рубль благодарности.

Саша. Я ничего не требую.

Елена Ивановна. Требуешь. Любви, внимания – ты хочешь, чтобы она была по твоему образу и подобию.

Саша. Пойду погуляю.

Елена Ивановна. Не стоит, пошли домой, чайку попьем. Представь себе: сидит наша Генечка совсем одна на всем белом свете, и некуда ей деваться. Пошли, Сашенька.

Саша. Сейчас докурю, и пойдем.

Елена Ивановна. Вот и хорошо. А у меня знаешь, что случилось?

Саша. Что?

Елена Ивановна. Иду я по рынку, уже поздно, скоро он закрывается, захожу в рыбный ряд и вдруг – кого, ты думаешь, я вижу?

Саша. Колюшкин котами торгует.

Елена Ивановна. Еще смешнее… а может, и не смешнее. Я вижу нашего Плошкина. Продает раков, крупные такие раки. Зеленые. По полсотни штука, представляешь себе?

Саша. Значит, в нашем пруду выследил. Крупные, говоришь?

Елена Ивановна. Вот такие.

Саша. Вот и молодец. Пенсионер, а старается, подрабатывает.

Елена Ивановна. Вот это меня и смущает. Он же майор в отставке. Он такой гордый по части денег, и, видно, достало его, что он стал раками торговать. А я сдуру автоматически поздоровалась. Знаешь, что случилось? Он под прилавок присел – так ему стыдно стало. А я, старая дура, думаю: ну зачем так человека смутила?

Саша. Обойдется. Торгуешь – торгуй. У нас любой труд почетен.