«Сказка – ложь, да в ней намек…» Социально-педагогический анализ русского сказочного фольклора - Александр Каменец

Для социальной педагогики эта сказка является хорошей иллюстрацией того, к чему приводит десоциализированное поведение. Используя некоторые социально-антропологические универсалии, можно дать соответствующие характеристики поведению Лисы.

Время. Лиса находится в идеальном (условном) времени. Она хорошо планирует свои действия (в данном случае ловкое воровство кувшина), но не может адекватно действовать в сказке в режиме реального времени – когда надо обратить внимание на особенности кувшина «теперь и сейчас» и принять соответствующее решение.

Объекты. Лиса хорошо замечает реальные объекты, но у нее нет продуманного плана собственных действий на основе предварительного моделирования своих действий (оперирования с идеальными объектами – в данном случае с «идеальным» кувшином, чтобы заранее продумать, как ей не застрять в кувшине, как вытащить из него потом голову). Ей привычней подбирать «то, что плохо лежит» («физические объекты»). Причем с правовой точки зрения Лиса действует безупречно – она выпивает содержимое кувшина, который на время остается как бы «ничейным», брошенным. Это – позиция «успешного», «эффективного» собственника, ворующего чужие блага («объекты»), благодаря вольной или невольной беспечности прежнего хозяина этих благ (в данном случае – кувшина).

Пространство. Лиса плохо ориентируется в идеальном пространстве (не умеет моделировать пространство для своей активности). Таким идеальным пространством в сказке является замкнутое пространство кувшина, которое Лиса должна была представить сначала в собственной голове, чтобы не застрять в кувшине. В этом проявляется выраженный эгоцентризм Лисы, привыкшей достигать своих целей любой ценой без предварительного особого продумывания обстоятельств действия («идеального пространства»). Лиса в сказке настолько торопится выпить содержимое кувшина, что у нее не остается времени продумать свои действия до конца.

Идеальное пространство Лисы (ее хитроумие) непосредственно сталкивается с физическим пространством кувшина. Физическое пространство кувшина побеждает. Это происходит потому, что пространство кувшина не предназначено для того, чтобы в него совали голову. Оно существует для удобства тех, кто пользуется кувшином не воровски, цивилизованно. Для тех же, кто действует не «по правилам кувшина», последний оказывается западней. В любом воровстве присутствует такая скрытая ловушка для самого вора – его любой воровской замысел (идеальное пространство) так или иначе оборачивается против самого вора, поскольку украденное существует по законам физической, а не идеальной реальности, которая не может учитывать все разнообразие физического мира. Поэтому физическое пространство (в данном случае пространство кувшина) «мстит» идеальному пространству (замыслу) вора за то, что он пытается втиснуться со своим идеальным пространством (хитрой головой Лисы) в узкое физическое пространство, предназначенное для ограниченного числа задач.

Энергия. Лиса способна реализовывать свою энергию в виде применения имеющихся знаний, алгоритмов поведения (в данном случае алгоритмов воровства) и, соответственно, на определенном уровне она вполне обучаема и владеет идеальной (продуманной) энергетикой как энергетикой хитрости, разума, даже в большей мере, чем физической энергией. Но эти навыки достаточно ограничены и не всегда применимы в «нештатных» ситуациях (в данном случае, в невозможности легко вытащить голову из кувшина). Все эти особенности поведения Лисы имеют определенное социально-педагогическое значение.

Лиса привыкла действовать в уродливых социальных условиях, которые она же сама и создает – придумывание мошеннических ситуаций, часто без учета социальной реальности, в первую очередь, ее пространственно-временных характеристик. Потеря реальной ориентировки в хронотопе реальных социальных обстоятельств связано, в первую очередь, с доминированием хищнических инстинктов, низменных материальных потребностей, делающих этот персонаж близоруким в отношении меняющихся социальных ситуаций. Таким образом, в социально-экологическом смысле мышление комбинаторов-жуликов и воров достаточно консервативно, если для них приобретение материальных благ становится самоцелью. Поэтому, когда требуется адекватное социальное поведение, Лиса, в прямом и переносном смысле, «теряет голову», не видя простых решений. Лиса оказывается несоциализированной в том отношении, что она теряет модели поведения, ведущие к цели прямым путем на основе уже имеющихся в обществе нормативов социального поведения. В результате асоциальный субъект в конечном счете обманывает сам себя. «Непрямой», обходной, воровской путь к материальному благу становится самым небезопасным, поскольку исключает стремление к рефлексии собственного поведения как значимой ценности. Любая мошенническая хитрость по своей сути достаточно примитивна. И эта примитивность, в конечном счете, обязательно проявится, поскольку мир простых в экологическом отношении правил и решений так или иначе «перемалывает» мир воровства и мошенничества, который существует на основе достаточно обозримого числа одних и тех же алгоритмов (не важно, что украсть, главное, как украсть, но каждый объект воровства «ведет» себя по-разному). Лиса по отношению к кувшину действует на основе привычных поведенческих алгоритмов – сначала она потребляет все, что есть в кувшине, затем, попавшись в западню, она пытается его «задобрить», видя в нем такого же «шалуна» и «хитреца», а затем она проявляет агрессию по отношению к кувшину такой силы, что сама тонет вместе с ним. «На всякого мудреца довольно простоты». Лисе и в голову не может прийти, что предназначение кувшина состоит не в том, чтобы ловить преступников (Лиса судит по себе на основе своего ограниченного опыта), а служить труженикам. Поэтому его устройство – это не ловушка, а удобная емкость для спокойного (не воровского) потребления содержимого, удобного и безопасного хранения это содержимого. Но Лисе для того, чтобы понять это очевидное, надо самой вести образ жизни труженицы. А это исключено. Взятое чужое всегда в конечном счете не впрок, поскольку оно взято из чуждого ему социально-культурного контекста – таково возмездие любому воровству.

Вопросы для самоконтроля:

1. В чем, на Ваш взгляд, состоит сущность социализации?

2. Как обеспечить полноценную социализацию индивидам, оказавшимся в социальной и материальной зависимости от асоциальных субъектов?

3. Какова объективная связь между корыстным отношением к окружающим и личной безопасностью субъекта?

1.2 Проблемы социальной адаптации

1.2.1 «Лисичка-сестричка и волк»

«Жили себе дед да баба. Дед говорит бабе: «Ты, баба, пеки пироги, а я поеду за рыбой». Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге. Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе, как мертвая.

«Вот будет подарок жене» – сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди. А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросила всю рыбу и сама ушла.

«Ну, старуха, – говорит дед, – какой воротник привез я тебе на шубу».

– Где?

– Там, на возу, – и рыба и воротник.

Подошла баба к возу – ни воротника, ни рыбы, – и начала ругать мужа: «Ах ты! Такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать!».

Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая; погоревал, погоревал, да делать-то нечего. А лисичка собрала всю разбросанную по дороге рыбу в кучку, села и ест себе. Навстречу ей идет волк: «Здравствуй, кумушка.

– Здравствуй, куманек!

– Дай мне рыбки! – Налови сам, да и ешь. – Я не умею. – Эка, ведь я же наловила; ты, куманек, ступай на реку, опусти хвост в прорубь – рыба сама на хвост нацепляется, да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.

Волк пошел на реку, опустил хвост в прорубь; дело-то было зимою. Уж он сидел, сидел, целую ночь просидел, хвост его и приморозило; попробовал, было, приподняться: не тут-то было!

«Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь» – думает он. Смотрит, бабы идут за водой и кричат, завидя серого: «Волк, волк! Бейте его! Бейте его!». Прибежали и начали колотить волка – кто коромыслом, кто ведром, чем кто попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.

«Хорошо же, – думает, – уж я тебе отплачу, кумушка!»

А лисичка-сестричка, покушавши рыбки, захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть; забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да и попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит.