Дьяволы судного дня - Грэхэм Мастертон

Как только я протянул руку, чтобы взять модель собора и рассмотреть ее получше, открылась дверь. Это была Мадлен, в платье кремового цвета, ее каштановые волосы были зачесаны назад и заколоты черепаховым гребнем, а губы накрашены ярко— красной помадой.

— Пожалуйста… — попросила она. — Не трогайте это.

Я убрал руки от собора.

— Извините. Я только, хотел рассмотреть его получше.

— Это принадлежало моей матери.

— Извините меня.

— Ничего, все порядке. Вам отец предложил выпить?

— Конечно. Кальвадос. Он уже согрел меня. Хотите присоединиться?

Она покачала головой:

— Я это не пью. Я пробовала кальвадос однажды, когда мне исполнилось двадцать лет. Он мне не понравился. Теперь я пью только вино.

Она опустилась в кресло, и я сел напротив нее.

— Вам не стоило одеваться только ради меня, — сказал я. — Но все равно, вы выглядите великолепно.

Девушка смутилась. На ее щеках выступил румянец, но так она стала еще привлекательней. Давненько я не встречал таких обаятельных женщин.

— И все— таки мне удалось кое— что заметить прошлой ночью, — начал я. — Я возвращался обратно на своей машине и увидел нечто. Разрази меня гром, если это не так.

Мадлен подняла глаза:

— Что же это было?

— Ну, я не очень хорошо разглядел. Как будто маленький ребенок, но для ребенка он был очень костлявым и сгорбленным.

Некоторое время она смотрела на меня молча, затем произнесла:

— Не знаю. Наверное, это вам показалось. Ведь шел снег.

— Но это сбежало от меня, черт возьми!

Мадлен положила руки на подлокотники кресла и начала нервно теребить пальцами обивку.

— Это атмосфера, окружающая танк. Она заставляет людей видеть вещи, которых на самом деле нет. Элоиза может много такого вам рассказать, если пожелаете.

— А вы сами— то верите в эти истории?

Она поежилась:

— Разве мне больше нечего делать? Вы здесь отдыхаете и радуетесь любой возможности развлечь себя, найти себе занятие. А я постоянно думаю о реальных заботах, а не о привидениях и духах.

Я поставил свой стакан на край стола.

— Я ищу здесь те ощущения, которых вы, по— видимому, не любите.

— Где ищете? В доме моего отца?

— Нет, в Пуан— де— Куильи. Там не так уж. много развлечений.

Мадлен встала и подошла к окну. На фоне серого зимнего света ее мягкий темный силуэт был виден отчетливо.

— Я не думаю о развлечениях слишком много. Если бы вы жили здесь, в Пуан— де— Куильи, тогда бы поняли, что такое настоящая скука.

— Только не говорите о том, что вы любили и что потеряли.

Она улыбнулась:

— Знала, что вы это скажете. Увы! Я любила жизнь и потеряла любовь.

— Не уверен, что понимаю вас.

В этот момент до нас донесся звук гонга. Мадлен повернулась и сказала:

— Ланч готов. Пойдемте.

Мы завтракали в обеденной комнате, хотя я полагал, что обычно они едят на кухне, особенно когда у них по три пуда грязи на обуви и аппетит, как у лошади. Элоиза поставила на стол большой котел супа. Я понял, что нахожусь в доме, где вкусно готовят. Огюст уже стоял во главе стола в новом коричневом костюме, и, когда все заняли свои места, он посмотрел на нас долгим взглядом и заговорил:

— О, Господи, ниспославший пищу на наш стол, мы благодарим тебя за заботу о нас. И защити нас от вторжения злых сил именем Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Я взглянул через стол на Мадлен, стараясь, чтобы она увидела вопрос в моих глазах. Вторжение зла? О чем это? О голосах в танке? или еще о чем— то? Но внимание Мадлен было сосредоточено на котле, из которого Элоиза разливала суп по тарелкам, и она старательно избегала моего пристального взгляда, пока отец не кончил говорить.

— Верхнее поле уже замерзло, — произнес Огюст, причмокнув губами. — Я вспахал гектар сегодня с утра, вместе с почвой наверх выворачивались кусочки льда. Уже лет десять здесь не было таких холодов.

— Наступают плохие зимы, — вступила Элоиза. — Собаки тоже знаю это.

— Собаки? — переспросил я.

— Да, они самые, месье. Когда собаки жмутся к домам и воют по ночам, это значит, что три года подряд будут суровые холода.

— Вы верите в это? Или это просто домыслы французских фермеров?

Элоиза уставилась на меня:

— При чем здесь вера? Это правда. Проверенная моим личным опытом.

Огюст добавил:

— Элоиза умеет понимать природу, мистер Мак Кук. Она может вылечить вас супом из одуванчиков или заставить крепко спать с помощью репейника и тимьяна.

— Она может вызывать, духов?

Мадлен вздохнула. Элоиза открыла рот, но ничего не сказала. Она изучала меня водянистыми старческими глазами и улыбалась.

— Я надеюсь, вы не осуждаете меня за навязчивость. Но все вокруг танка просто дышит какой— то таинственностью, и если вы можете вызвать духов…

Элоиза покачала головой.

— Только священник может вызывать, — важно произнесла она, — и только тот, который поверит вам, но наш священник уже очень стар и вряд ли решится делать такие вещи.

— Вы действительно верите, что танк был подбит?

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «подбит», мсье.

— Ну ладно, спрошу прямо: насколько я понимаю, здесь по ночам иногда слышны таинственные голоса. Это правда?

— Некоторые говорят, что правда, — ответил Огюст.

Я взглянул на него.

— А что говорят остальные?

— Остальные об этом вообще ничего не говорят.

Элоиза осторожно зачерпнула ложкой суп.

— Никто не знает об этих танках ничего определенного. Но они не были похожи на обычные американские танки. Они очень отличались от обычных, и отец Антуан, наш священник, сказал нам, что они явились от l'enfer, прямо из ада.

— Элоиза, разве об этом мы должны говорить сейчас? Мы же не хотим испортить ланч, — вмешалась Мадлен.

Но Элоиза подняла руку, останавливая ее:

— Это неважно. Молодой человек хочет знать о танке, так почему бы нам не рассказать обо всем?

— Чем они отличались? Мне он показался обычным танком из регулярных войск.

— Да, — начала объяснять Элоиза, — они были выкрашены целиком в черный цвет, хотя сейчас это трудно заметить, потому что ржавчина и непогода давно содрали краску. Их было тринадцать. Я знаю, потому что считала их, когда они показались на дороге из Ла— Вей. Тринадцать, тринадцатого июля. Большинство американских танков проезжали с открытыми люками, и солдаты бросали нам консервы, сигареты и нейлоновые чулки. Но в этих танках люки никогда не открывались, и мы ни разу не видели, кто ими управляет.

Мадлен уже покончила со своим супом и сидела, откинувшись на спинку стула. Она была очень бледна, и стало совершенно ясно, что весь этот разговор о танках ей не нравится.