Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ) - Марина Бреннер

быстрые, похабненькие фантазии о том, что не будь он сейчас в гостях, так и задрал бы девке темный форменный подол, да и оттавосил как следует горячую, мокрую, тесноватую впадинку! А может, устроился бы между пухлых, бархатистых грудей, или вогнал бы поднывающее древко в подмазанный цветочной краской, улыбающийся рот, трогательно вежливый и мягкий, ровно дорогой плюш. Да… Так бы и было… И это свое «прошу, прошу» прислужка бормотала бы уже по другому поводу, закатив глаза и ожесточенно вертя задом!

— А ты ничего, — не удержавшись, всё же гмыкнул, оглаживая взглядом зрелые, вполне женские бедра — Хорошенькая…

Брякнув о стол заледеневшую боками бутыль, прислуга хихикнула в ответ:

— Ой, да ладно вам, льерд! Ну вас совсем…

Тут же, густо покраснев и придавив ладонью гадкий смешок, выбежала из комнаты, неплотно прикрыв за собою дверь.

«Шлюха, — мысленно подытожил Диньер, делая здоровенный глоток „шипучки“, великолепной, кстати, на вкус — Это и хорошо. Если что, будет куда присунуть.»

Ледяной напиток и горничная помогли немного.

Однако же медальон, припрятанный теперь в нагрудный карман, всё же слегка жег, манил, предлагал заглянуть внутрь…

Возможно, льерд Ланнфель так и сделал бы, поддавшись искушению, однако малодушное это желание внезапно перебили глухие голоса, донесшиеся, как казалось, из за стены.

Разговор, возможно шедший давно, не был услышан вольником ранее. Сейчас же, благодаря тишине, воцарившейся с уходом прислуги, приоткрытой двери и чуткому, природному слуху сидельца, они и проявились.

«Похоже, в соседней комнате ведут беседу, — подумал Диньер, переворачивая медную чашку дном вверх — Стены здесь деревянные и, скорее всего тонкие, так что…»

Плотно прижав горло чашки к обитой шелком стене, вольник прижался ухом к её дну, тут же услышав почти четко слова Кортрена:

— …на него… действует отвратительно! Его ничего не берёт!..плохо, льерд Бильер! Я так и не понял… в чём, собственно, дело…

Грязно ругнувшись вполголоса, Ланнфель поднялся осторожно, стараясь не скрипеть ни полами, ни мебелью, ни даже собственными костями.

У него это вышло неплохо. Дала о себе знать наука быть «тише, чем мышь бздит!», отлично усвоенная от старших товарищей по Призонскому Каземату.

Но, только бывший узник собрался слиться со стеной и импровизированным подслушивающим устройством воедино, теплую полутьму гостевой взорвали свет и невесомый аромат подсушенных осенних яблок.

— Льерд Ланнфель, я полагаю? — вопрошающий девичий голос был переливчат, как летний ручей и одновременно резок, а тон немного нервен — Так вы и есть тот самый погорелец? Проходимец, которого прочат мне в мужья? Вы и есть Ланнфель? Да?

Глава 4

Вольник поперхнулся, будто обладательница мелодичного голоса и нервного тона застала его врасплох за чем — то стыдным.

Это показалось странным даже самому Ланнфелю. Ведь, если сказать по совести, застань она его за кражей… ммм… Ну скажем серебряных ложек, тяжелой портьеры или каминных щипцов, поскольку красть здесь, в гостевой было больше нечего, сидельца, только что отбывшего суровое наказание за гораздо более тяжелый проступок, мало б то взволновало.

Даже шарахай он здесь ту самую хорошенькую пухляшку — прислугу, и то бы только пожал плечами: а что такого? Он, Диньер, пока ещё свободен и никому, и ничем не обязан, так — то. А посему, может положить пару ложек в карман купленных на деньги Бильера штанов, или шпилить местную давалку, или…

Или же стоять столбом.

Да — да. Именно вот так, как сейчас. С трудом распрямившись во весь свой могучий рост. Кашляя, всё ещё сжимая в руках медную чашку, которой так и не суждено было помочь гостю в претворении в жизнь подленького замысла — подслушивания тех разговоров, которые его ушей вообще не касались.

О Боги… Каким же он выглядел, наверняка, глупцом! А вот она…

Она оказалась гораздо красивее, чем на той мазне, которая хранилась теперь глубоко в складках кармана рубахи, как раз между измятым носовым платком и парой злоток, неосторожно вымоченных в вине и теперь слипшихся между собой. И так как шелковый образ намертво впечатался в память, Диньеру оказалось нетрудным догадаться, что это и была именно она. Эмелина…

Роста дочь Бильера оказалась небольшого. Не совсем коротышка, каких Диньер не выносил ещё похлеще толстух, но и не дылда колокольная, что было также для него нежелательно.

Средний рост невесты сразу привлек потенциального жениха. Да также и многое прочее его привлекло…

Нежное, даже какое — то немного детское, лицо. Высокие, мягко очерченные скулы. Пухлый рот, теперь сжатый плотно, до бледности и зло побелевших губ. Недобро суженные глаза неясного, странного, не угаданного в пыльном полумраке комнаты, цвета. Стройная, точеная фигурка без противной худобы и болезненности, которую красиво облегало платье совершенно простого кроя.

Платьице, кстати, позабавило больше всего!

Надо же, такой красотке гораздо больше подошло бы щеголять в дорогих мехах и прочей модной дряни, чем в этом домашнем наряде синих оттенков с разбежавшимися по лифу и подолу мелкими цветочками, белыми и голубыми.

Хотя все эти тонкости не заметил наш вольник, больно оно ему было надо!

Отметив взглядом милый сердцу рост, хорошенькое личико, маленькие, аппетитные грудки, злые, кошачьи глаза и пепельные волосы, собранные в идиотский «хвост», мгновенно отбросил всё ненужное (например, «прислужничье» платье). Сложив картинку только из заинтересовавших его деталей, остался вполне доволен.

— Ну так и чего молчите? — нетерпеливо тренькнула голоском наследница Бильерова богатства — Чего кашляете? Боги мои… Кроме того, что вы нищий, так, по всей вероятности, ещё и больной! А в чашку чего вцепились? Умыкнуть решили? Так вот. Я вам не позволю присвоить папенькин сервиз. Даже и не мечтайте отсюда чего слямзить, льерд Приезжий! Тут до последней ложки всё посчитано. Ясно вам? Руки бы рубить за воровство…

Разозленный этой трескотней и последним замечанием вольник стукнул дном чашки о деревянную поверхность стола:

— Язык бы прежде отрубить тебе. В ушах звенит. Эмелина Бильер, как я понимаю? Здороваться надо, уважаемая льерда, когда входишь в комнату. И представляться. Не учили этому? Отлично. Значит, придется мне тебя окорачивать, раз у Бильера злоток не хватило сделать из простушки приличную особу. И да. Я — льерд Ланнфель. Твой будущий супруг.

Девушка насупилась и протестующе выдохнула:

— Я образована, льерд Ланнфель! Хорошо образована, читать и писать умею не хуже других… Только к чему деньги тратить на полный курс пансиона? Сейчас упадок, и надо, знаете ли, рачительствовать… Хотя кому я объясняю? Вам этого не понять! Голодранцу, подобному вам, слово «бережливость» неизвестно. Дворовая собака, и та больше поймет в хозяйственных делах, чем такой, как вы. И вот