Сюрприз для оборотня - Борис Бабкин

– Пошли, Марья! – Тургунов направился к калитке.

– Сейчас переоденусь, – услышали они.

– Да погодь ты, дядька Семен, – попытался остановить старика Всеволод.

– Чего годить-то? – покосился на него тот. – А то сейчас заявятся хунхузы Плотника, и я не хочу, чтоб ты меня на нож надел или пулю в затылок всадил. А с тебя станется, – усмехнулся он. – Я вот о чем мыслю – что те не пойти в эти, как их, едрена бабушка? А-а-а, в киллеры. Убивцы, значится, наемные. Деньгу они хорошую зашибают, и делов-то совсем мало. Пульнул в лобешник, кому укажут, и все дело. Ты призадумайся, Севка, прибыльное дело для таких, как ты.

Из дома вышла Маша.

– Потопали, – забрав у нее «Соболь» и сумку, кивнул Семен Федорович и неторопливо вышел в калитку.

– Да погодите вы! – закричал Всеволод. – Я же…

– Более никогда имени моего не упоминай, – не останавливаясь, проговорил старик. – И я тебя ежели вспомню, то нехорошо.

– Зачем вы так? – тихо спросила Маша. – Боится он.

– За это и плюнул я на его. Пойдем к Матрене. Знакомая тут имеется, баба молодая, учителка, детишек с первого по четвертый учит. Человек хороший и на улице нас не оставит.

– Антонина Петровна, – обратился к хозяйке Француз, – а вы где работаете?

– Была воспитательницей в детском саду, но уже три года не работаю. Приватизировали, если так можно сказать, садик, и сейчас не нужны такие, как я. Пенсии нет, не доросла еще, – устало улыбнулась женщина, – вот и сдаю квартиру. Правда, здесь только летом бывают приезжие, а зимой торгую чем получится. Жаловаться грех, все-таки живу. Не раз уж предлагали квартиру эту продать, от мамы она осталась, но не хочу. Ведь это память о маме, она меня с двух лет одна растила, да и все-таки как ни говори, а выручает меня она. А эти все не уймутся – и угрожают, и уговаривают, и уж чего только не предлагали. Я бы, может, и продала, мама не обиделась бы, упокой Господи ее душу, – перекрестилась она. – Но я знаю, что многих обманывают. Я предлагала оформить сделку у нотариуса в Билибине, но они не желают. Хотят, чтобы мы все оформили здесь. А ведь известно: у этих все, как сейчас говорят, схвачено.

– Значит, и сюда добрались эти дела с жилплощадью, – усмехнулся Француз.

– А чего ты хотел? – сказал Варяг. – Все здесь вроде налаживается. Абрамович налоги со своих доходов платит здесь, и дела в округе в гору идут, стройки везде.

– Живем потихоньку, грех жаловаться, – вздохнула Антонина Петровна.

– А муж ваш где? – спросил Варяг.

– Погиб в прошлом году. Он на метеостанции работал. Убили его какие-то бродяги, а может, и не бродяги, а чукотские хунхузы. Здесь так бандитов называют.

– Кстати, о бандитах, – сказал Француз. – Кто руководит этими отбросами общества около поселка Глубинка?

– Там бандиты Плотника, – тихо, словно боясь, что ее может услышать еще кто-то, ответила женщина. – Страшный человек. Здесь многое под его диктовку делается. Кстати, тут совсем рядом живет его сын от первой жены. Она погибла двадцать лет назад, и Плотник женился на женщине, у которой от него была дочь. И…

– Погодите, – остановил ее Варяг. – А у сына этого Плотника какая фамилия?

– Плотник и есть, фамилия такая у них. Сын тоже бандит, его тут все боятся. А милиция вроде ничего и не знает. Конечно, в открытую с ним не встречаются, но разговор идет, что у него в баре начальство милицейское оргии устраивает с путанами. Кстати, все путаны приезжие… Вы обедать будете?

– Да, – кивнул Француз. – Сейчас я вам продукты выделю. Мы, когда поняли, что придется задержаться в этом Маркове, накупили разной еды. В тундре не особо ели и поэтому решили шикануть. – Он вышел из комнаты.

– Спасибо, – вздохнула Антонина Петровна. – Но я с вас тогда…

– Нет-нет, – остановил ее Варяг, – как договаривались. Готовить-то вы будете, – улыбнулся он.

– А что вы тут делаете? Извините, это не мое дело…

– Мой друг авантюрист, – указал на вошедшего Француза Варяг, – и уговорил меня попутешествовать по дальневосточным рубежам нашей родины. Я, дурак, согласился. Правда, в моем возрасте вроде рано домоседом быть. В общем, согласился. Хотя, признаюсь, уже не раз жалел об этом. Я был прапорщиком ВДВ. В двухтысячном получил ранение. И сейчас подрабатываю где придется. Попробовал заняться бизнесом, но прогорел. А тут повезло – выиграл сто тысяч в «Бинго» и поехал с этим авантюристом, – кивнул он на Француза. – Он тоже в прошлом десантник. Сюда мы приехали, чтобы найти способ заработать денег, но, увы, ничего не вышло.

– Продукты на столе и в холодильнике, – сказал Француз. – А мы пока пивом побалуемся, не пробовали почти месяц. Зато впечатлений полно. И оленей пасли, и на волков охотились, и видели берег, где выбрасываются киты…

– Я быстро. – Антонина Петровна вышла.

– Чего это ты перед ней разоткровенничался? – спросил Француз.

– Да просто выговориться захотелось, – смущенно признался Варяг. – А ты и сам…

– Я продолжил твой рассказ. Не люблю, когда за меня все говорят другие. А ты, Влад, часом, не втрескался? – посмеиваясь, спросил Француз. – Таких глаз я у тебя не видел…

– Хорош! – недовольно бросил Варяг. – Одинокая умная женщина, разве ты не видел, как она…

– Куда катимся? – покачал головой Француз. – Детсадики и то скупают. А у нашей хозяйки дети есть? – негромко спросил он.

– Дочь учится в Хабаровске, в медицинском.

– Во Владивостоке, – поправила его Антонина Петровна из кухни. – Осталось два года. Сейчас она у родителей мужа, в Хабаровске. Света хорошая, умная девушка, окончила школу с золотой медалью и теперь учится очень хорошо. К сожалению, во Владивосток я не попаду, денег никак не соберу. Но на выпускной обязательно съезжу. Вот тогда, наверное, и продам квартиру.

– А вы где живете? – поинтересовался Француз у вошедшей с подносом хозяйки.

– Комнатушка в бывшем общежитии. – Она поставила на стол поднос. – Я разогрела картошку, утром жарила, и сделала салат. А это борщ. Картошку принесу…

– Антонина Петровна, – предложил Француз, – может, отметим наше знакомство? У нас есть бутылка коньяка и подобающая закуска. Или вы не пьете?…

– Сейчас принесу рюмки, – улыбнулась она.

– И долго нам ждать? – сев на стул, недовольно посмотрел на часы Альберт. – Сейчас не мешало бы перекусить и выпить что-нибудь. Я вчера…

– Виски устроит? – Пицкевич выставил на стол бутылку. – Американское, не подделка.

– А закусывать чем? – Альберт вышел из комнаты. – Есть! – весело сообщил он. – В холодильнике полно всего. Даже пиво имеется. Вы звонили Павлу и договорились о встрече?

– Да, – в кухню вошел Пицкевич.

– Пиво куплено вчера, – проговорил Альберт. – Значит, он вам приготовил эту берлогу. А почему вы не хотите сказать, кто убил того мужика из Глубинки?

– Боюсь. Если я дам показания, буду свидетелем, и меня через пару, ну от силы тройку дней убьют. У нас же нет закона о защите свидетелей. Я буду давать показания против Плотника и компании только в ФСБ в Магадане. Если же попробуют заставить меня давать показания здесь, я покончу с собой. Хотя ужасно боюсь смерти, но гораздо больше боюсь громил Плотника, Кровососа и Вампа. Опасаюсь всех его людей, но Вамп и Кровосос – чудовища, они получают наслаждение, мучая других.

– Вы видели их? – спросил Альберт.

– Кто их увидит, – вздохнул Пицкевич, – тот уже не жилец. Я видел тех, кого они оставили привязанными к муравейнику у ручья. Смотреть ужасно, поверьте мне. А самое страшное, что те двое, которых я видел, еле живы. У них сняты на манер индейцев скальпы, отрублены пальцы на ногах, ноги ошпарены, все тело избито. И они чувствовали комаров и муравьев. Господи, – тяжело вздохнул Пицкевич, – я лучше убью себя сам. Наемся снотворного и усну, чтоб не проснуться.

– И все-таки почему вы не хотите дать показания здесь? – спросил Альберт. – Ведь не все…

– Да как вы не поймете, молодой человек! – раздраженно перебил его Сигизмунд. – Представьте, что я дам показания. Как только это выяснится, меня убьют. Ведь они уже ищут меня.

– И тем не менее будет лучше, если вы все расскажете хотя бы Павлу.

– Он будет вынужден доложить обо мне выше… Молодой человек, – помолчав, сказал Пицкевич, – я заплачу вам десять тысяч евро, если вы поможете мне выбраться отсюда. Предупреждаю ваш вопрос о цене. Во-первых, я очень дорожу своей жизнью. Во-вторых, моя семья не перенесет утрату мужа и отца. И в-третьих, если я доберусь живым до областной прокуратуры, меня свяжут с Генеральной и мы положим конец…

– Красиво вы все объяснили! – рассмеялся Альберт. – А насчет десяти тысяч, по-моему, загнули…

– Молодой человек, – напыщенно заявил Пицкевич, – я никогда не пытаюсь…

– Ладно, – кивнул Альберт, – верю. Насчет премии будем говорить, когда выберемся. Не знаю почему, но я поверил вам. Значит, Павлу вы ничего говорить не станете?

– Разумеется, нет, – твердо произнес Сигизмунд.