Глупый сезон - Сирил Корнблат

Реакция полицейских напоминала реакцию публики. Газеты, веселившиеся над историей светящихся куполов и в меньшей степени — черных сфер, на этот раз проявили осторожность. Некоторые, следуя обычной схеме, немедленно запустили новость в печать, но выпутываться из этой истории они уже не собирались. Читатели воспринимали такие статьи как оскорбление, они уже устали от чудес.

Некоторые газеты, обыгравшие истории с ямами, получили хороший нагоняй во влиятельных кругах и были вынуждены выступить с опровержением.

Наша компания направила своим корреспондентам послание: «В новых сообщениях о черных ямах больше нет надобности. Курьеры будут отправлены в ваши районы, если произойдут новые события». У нас было около десяти курьеров, в основном, студенты-журналисты, они же были нашими корреспондентами, но нам пришлось отказаться от их услуг. Кадровые служащие поняли все как нужно и не спешили передавать сообщения, если вдруг весь город напивался или какая-нибудь старая дева во всеуслышание заявила, что видела черную яму на Хай-стрит напротив аптеки. Они знали, что этого, возможно, и не было, более того, факт этот никого не интересовал.

Я написал обо всем этом Бенсону и покорно спросил его о прогнозах на предстоящее лето. Он ответил, что будет еще одно явление вроде трех прошлых, а может, еще и пара, но после них уже ничего не будет.

Теперь-то легко вспоминать, когда все знаешь!

Любой сопляк мог прошипеть в сторону Бенсона:

— Какой дьявол! Неужто никто со своими вшивыми мозгами не видел, что история не протянет двух лет?

Один заявил мне это на следующий день после сообщения. Я прошипел ему в ответ, что Бенсон вовсе не был проклятым дураком, а единственным человеком на этой планете, логически связавшим явления, не связанные между собой, имеющие отношение к этим воспоминаниям.

Миновал еще год. Я потолстел на три фунта, слишком много пил, беспрерывно скандалил с сотрудниками, изрядно дергался. Телеграфист вывел меня из себя на рождественской вечеринке, и я пальнул в него. Жена и дети не приехали ко мне в апреле, хоть я их ожидал. Я позвонил во Флориду, и она пролепетала нечто вроде извинения за то, что опоздала на самолет. После еще нескольких опозданий и нескольких телефонных разговоров она отважилась сообщить, что возвращаться не собирается. Со мной все было о'кей. Я понимал интуитивно, что приближающийся глупый сезон был более важен для меня, чем факт, кто на ком женится.

Однажды ночью в июле по радио поступило новое сообщение из Худ Ривера, штат Орегон. Наш собственный корреспондент сообщил, что в окрестностях появилось более сотни «зеленых капсул» длиной около пятидесяти ярдов. Служащий, принявший депешу, вовсе не был таким новичком, чтобы забыть указание об отношении к историям для глупого сезона. Он «зарубил» это сообщение, но оставил до утра, чтобы развлечь меня. Думаю, что подобное происходит в каждом кабинете на радио. Я подъехал в 10.30 и сразу же просмотрел все «жареные» новости. Увидев сообщение о «зеленых капсулах», я сразу же стал звонить в Портлэнд, но не мог соединиться. Затем раздался звонок, и корреспондент из Сиэтла завопил в трубку, но связь внезапно оборвалась.

Меня затрясло, и я набрал номер Бенсона в Форт Хиксе. Он оказался в это время в полиции и спросил меня:

— Ну что, это случилось?

— Случилось, — ответил я и зачитал ему телеграмму из Худ Ривера и рассказал об обрыве связи с Сиэтлом.

— Итак, — с изумлением произнес он, — я предсказывал этот поворот, не так ли?

— Что за поворот?

— Появление захватчиков. Не знаю, кто они. Но все это напоминает мне историю мальчика, звавшего на помощь, когда к стаду подбирался волк. Так вот — волки выбрали время. — И телефон замолчал.

Он оказался прав.

Люди Земли оказались овцами.

Службы новостей: радио, телевидение, пресса — были теми мальчиками, которые должны были звать на помощь.

Коварные волки так часто заставляли нас звать на помощь, что деревенским охотникам надоело бегать, они уже не придут, когда появится реальная опасность. Этими волками, которые неслись через Озаркс, не встречая сопротивления, были марсиане, в ярме которых нынче мы и влачим свое жалкое существование.