Цикл Дегона. Книга 1. Бог-амфибия - Вольфганг Хольбайн

Заставив себя улыбнуться в ответ, я задернул портьеру и отошел от окна. Только сейчас я заметил, что, пока я стоял у окна и смотрел на улицу, огонь в камине погас и в комнате заметно похолодало. На календаре был конец сентября, и ночи уже стали ощутимо холодными. Я опустился на колени перед потухшим камином, развел огонь и потер ладони.

— Вы снова не спали, Роберт, — упрекнула меня Мэри.

Фарфоровая чашка звякнула о поднос, и я, обернувшись, увидел, как Мэри наливает дымящийся горячий кофе во вторую чашку.

— Да нет, — солгал я. — Просто я очень рано встал.

Сев, я взял чашку и осторожно отхлебнул горячий кофе. Мэри опустилась на второй стул, стоявший перед маленьким столиком, и озабоченно посмотрела на меня. Я, признаться, был рад ей. Мэри Уинден, моя домохозяйка, была одной из немногих, кто мне нравился, причем это чувство было взаимным.

— Ничего вы не спали, — строго произнесла она. — Свет горел всю ночь.

— Но я часто сплю при свете, — возразил я, однако Мэри раздраженно отмахнулась, не обратив внимания на мои слова.

— К тому же всю прошлую ночь я слышала, как вы расхаживали туда-сюда по комнате, — невозмутимо продолжила она. — Роберт, вы же себя просто убиваете, неужели вам это непонятно?

— А хоть бы и так, — пробормотал я. — Не думаю, что моя смерть станет большой потерей для человечества.

Я криво улыбнулся, увидев, как вспыхнули глаза Мэри, и наклонился, чтобы отхлебнуть кофе. Он был настолько горячим, что я даже не чувствовал его вкуса, к тому же за прошедшие дни я выпил его столько, что он перестал оказывать на меня свое бодрящее воздействие.

— Вам что, нравится себя жалеть? — внезапно спросила Мэри. — Или дело в обычной лени?

— Что… что вы имеете в виду? — изумленно спросил я.

Честно говоря, такая агрессивность Мэри меня удивила. Она всегда казалась мне энергичной, но в то же время весьма мягкой женщиной, от которой я не слышал ни единого злого слова.

— О, вам это прекрасно известно, мальчик мой! — резко ответила она. — Вы уже две недели как забаррикадировались в этой комнате, живете только на кофе и лепешках, неизбежно приближаясь к смерти. — Она в ярости указала на книги и манускрипты, сложенные стопками высотой в метр, которые были повсюду: на полу, на письменном столе, в кресле. — Даже не знаю, что вы себе думаете, — недовольно говорила она, — но чем бы вы ни занимались, вам не удастся довести дело до конца, если вы умрете от истощения.

— Чем я занимаюсь? — Допив кофе, я поднял руку, жестом показывая Мэри, чтобы она больше не подливала мне. — Я ищу, Мэри. Я ищу зацепку, хоть какую-то возможность…

— Искать вам надо не зацепку, а кровать, чтобы поспать часов эдак тридцать шесть, — перебила меня Мэри. — Возможно, тогда вы будете работать эффективнее.

Я попытался остановить этот поток укоризненных слов своим пронзительным взглядом, но, так как глаза у меня слипались от усталости (я не спал уже несколько дней подряд), мои попытки не увенчались успехом, и Мэри спокойно выдержала мой взгляд. Я даже не мог на нее сердиться, ведь она хотела мне добра, да и не знала, что я ищу и с какой целью.

Ну, о том, что касалось моих поисков, я и сам не смог бы сказать точно. Я действительно намеревался найти зацепку, какой-то скрытый намек, может быть, одно-единственное слово, которому я раньше не придавал значения.

— Мэри, вы не понимаете, — пробормотал я.

— Вы так считаете? — раздраженно спросила она. — Судя по всему, вы думаете, что у меня в груди не сердце, а камень. Да за кого вы меня принимаете? Я что, слепа или бездушна? Вы вернулись две недели назад, и в то же время исчезли Говард и Рольф. Чем бы это ни было обусловлено, вы вините во всем этом только себя.

Я ничего не ответил на ее выпад. Лгать Мэри было просто смешно. Но она знала лишь часть правды. Она не знала ни о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ, ни об ужасном наследии, которое мой отец оставил мне помимо нескольких миллионов фунтов стерлингов и белой пряди в волосах. Ну и хорошо, что она этого не знала. До сего момента каждый — почти каждый, — узнавший об этой части моего наследства, так или иначе навредил себе, а то и ушел из жизни.

Конечно же, событие двухнедельной давности, на которое намекала Мэри, доказывало, что подобное утверждение не имело законной силы, так что леди Одри Макферсон даже сумела извлечь из этой информации определенную выгоду. Но все происшедшее с чудовищной ясностью показало, насколько опасными оставались ВЕЛИКИЕ ДРЕВНИЕ и как легко можно было разбудить их ужасную силу. Стена, отделявшая мир, который большинство людей считали реальностью, от мира безумия и кошмаров, была тонкой и в последнее время начала покрываться трещинами. Я должен был что-то сделать. Но неприятности этим не исчерпывались: мой друг Говард Лавкрафт и его слуга Рольф исчезли. С той ночи, когда нам удалось предотвратить пробуждение Шуб-Ниггурата, я не получал от них никаких вестей.

— Вы должны перестать мучить себя, мальчик, — снова заговорила Мэри после довольно продолжительной паузы. — Самобичеванием вы никому не поможете — ни Говарду, ни Рольфу.

— Речь идет не о самобичевании, Мэри, — серьезно ответил я. — Но мне бы хотелось, чтобы это было так. Правда, Мэри… Однако проклятие, мое проклятие…

— Чушь! — с пылкостью возразила она, но на этот раз я с ней не согласился.

— Это не чушь, — резко сказал я, сам того не желая. — Не знаю почему, но мне кажется, что я сею вокруг себя несчастья, словно бешеный пес, который распространяет свою болезнь. Каждый, с кем я сталкиваюсь, страдает или вообще исчезает.

— Вам просто не везло, Роберт, — начала Мэри, но я не дал ей договорить.

— Не везло? — Я почти кричал. — Не везло, Мэри? Не везло, как не везло Присцилле, которая совершила ошибку, влюбившись именно в меня? Или как не везло Шеннону, который был достаточно глуп, чтобы спасти меня, вместо того чтобы убить?

Я сжал руки в кулаки, помотал головой и так сильно ударил рукой по столу, что зазвенели чашки. Я испуганно выпрямился и вытер рукавом пиджака капельки кофе, выплеснувшиеся на поднос. Мэри укоризненно наморщила лоб.

— Тут дело не в везении, Мэри, — сказал я уже тише, но по-прежнему раздраженно. — Разве вы не усматриваете во всем этом системы? Судя по всему, я сам не подвержен воздействию этого проклятия, но если кто-то достаточно долго остается вблизи меня, он тем или иным образом погибает.

— Я пока что чувствую себя вполне живой, — попыталась пошутить Мэри.

— А как насчет вашей дочери? — язвительно спросил я.

Увидев, как Мэри вздрогнула и плотно сжала губы, я тут же пожалел о сказанном. Господи, какой же я подлец! Бередить старые раны — не очень-то благородное занятие, в особенности если речь идет о людях, которые, несомненно, были на моей стороне. Но все это, казалось, было включено в проклятие. Я, разумеется, не святой, да и не считаю себя особо хорошим человеком, но нельзя сказать, что каждое утро я просыпаюсь с твердым намерением оттолкнуть от себя всякого, кто повстречается на моем жизненном пути. И все же, сам того не желая, я делаю это снова и снова.