Мы — весёлые ребята - Юрий Геннадьевич Томин

АННА ИВАНОВНА. И ты не будешь.

ЮРА. Но, Анна Ивановна…

АННА ИВАНОВНА. Да сядь ты, пожалуйста. Успокойся… Успокоился?

ЮРА. Нет!

АННА ИВАНОВНА. Как, по-твоему, чего добивается автор письма?

ЮРА. Ну, отомстить за что-нибудь, навредить.

АННА ИВАНОВНА. Ане и Володе не за что мстить. Они ни с кем не ссорятся. Они очень скромные и тихие ребята.

ЮРА. Ну, тогда — посмеяться.

АННА ИВАНОВНА. Пусть так. Но он же не хочет смеяться один. Ему нужно, чтобы вместе с ним смеялись тысячи. Потому и письмо послано в газету, что её читают тысячи.

ЮРА. Мы ничего не печатаем без проверки.

АННА ИВАНОВНА. Значит, с газетой у него ничего не вышло. Теперь мы начнём следствие в школе, в моём классе. Для начала спросим Аню.

ЮРА. Тут всё ясно. Письмо писала не она. Она так и скажет.

АННА ИВАНОВНА. Скорее всего, она ничего не скажет, а просто заплачет.

ЮРА. Так что же важнее: то, что мы подлеца найдём или её слёзы? Поплачет и перестанет.

АННА ИВАНОВНА. Она поплачет и перестанет. А когда перестанет, то решит, что мир вокруг наполнен подлецами, которые пишут такие письма. Она возненавидит этот мир, а заодно и нас с тобой.

ЮРА. А нас за что?!

АННА ИВАНОВНА. За то, что лезем не в своё дело.

ЮРА. Значит, получается так: где-то рядом с нами ходит подлец, делает свои маленькие подлости…

АННА ИВАНОВНА. Да уже и не маленькие…

ЮРА. Тем более. Он делает гадости хорошим людям! Из маленького подлеца вырастает большой, и это — не наше дело?! Мы не должны вмешиваться?!

АННА ИВАНОВНА. Нет, наше. Обязательно должны.

ЮРА. Тогда я ничего не понимаю. Вы же сами сказали: лезем не в своё дело.

АННА ИВАНОВНА. Юра, мы входим в чужой дом. Дом этот — душа ребёнка. Дверь этого дома не всегда распахнута настежь, у неё есть свои замки и засовы. И всё дело в том, как войти. Можно выломать замок силой, а можно тихонько постучать, пока не откроют. Вот начнём мы спрашивать в классе: не знаете ли, кто написал письмо? «Какое письмо?» — скажут. «Да вот такое», — ответим. Вот тут-то веселье и начнётся. И «ха-ха-ха», и «хи-хихи» — всё будет. Письмо, да ещё про любовь, — это же очень смешно!

ЮРА. Вы же объясните, что писала не она!

АННА ИВАНОВНА. Тогда ещё смешнее. Не писала, а всё-таки — про любовь, а всё-таки — Мельникова Аня. Это, Юра, очень смешно. А что Ане и Володе в эту минуту невесело, что им плакать хочется или драться, — от этого ещё смешнее. И выходит всё так (указывает на письмо), как он хочет, а не так, как мы с тобой. По кому же мы с тобой «шарахнем»?

ЮРА. А директор сказал мне, что ваш класс самый дружный в школе.

АННА ИВАНОВНА. Они дружные. (С горечью.) Они добрыми ещё быть не научились. Ребята весёлые… Бывают, знаешь, круглые отличники, бывают круглые дураки… А у меня шутники всё круглые.

ЮРА. Но ведь надо что-то делать! (С пафосом.) Я не могу спокойно спать, пока подлецы гуляют на свободе.

АННА ИВАНОВНА. Ну и не спи. А письмо всё же оставь мне. У тебя есть на работе телефон?

ЮРА. Конечно. Редакция, добавочный 267. Только вы обязательно позвоните, Анна Ивановна. Мне очень хочется посмотреть на того, кто это придумал.

АННА ИВАНОВНА. А уж мне-то, Юра, как хочется!

ЮРА. До свидания, Анна Ивановна. Только — до скорого.

АННА ИВАНОВНА. Как выйдет, Юра… До свидания.

Юра уходит. Анна Ивановна некоторое время разглядывает письмо, затем кладёт его в портфель. Входит директор.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. А где же корреспондент?

АННА ИВАНОВНА. Ушёл!

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Что же вы его так отпустили? Надо было разобраться как следует. Почему ко мне не зашли?

АННА ИВАНОВНА. Мы всё выяснили. Письмо подделано.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (нервничая). Я так и предполагал. Но нельзя же допустить, чтобы эта чушь попала в газету! Ведь в первую очередь всё это придётся расхлёбывать вам как воспитателю.

АННА ИВАНОВНА. Как воспитателя меня прежде всего интересует, чтобы об этом письме не узнали Мельникова и Климов.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Кстати, что там на самом деле с Мельниковой и Климовым? Почему могла возникнуть эта фальшивка?

АННА ИВАНОВНА. Кажется, фальшивка начинает действовать?

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Не говорите ерунды, Анна Ивановна! В конце концов, я тоже работаю в этой школе. И мне, так же как и вам, неприятна эта история. А вот ваше спокойствие меня удивляет.

АННА ИВАНОВНА (резко). Да, я спокойна! Я совершенно спокойна! Меня это не волнует! Не касается! Мои ученики меня не интересуют! Я — равнодушна. У меня, как и у вас, — прекрасные нервы!

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (грозно, предупреждающе). Анна Ивановна!

Они стоят друг против друга, как два врага. Уже готовы сорваться с их губ слова несправедливые и обидные. Ещё секунда, и грянет ссора. И секунда прошла…

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (неожиданно мягко): Анна Ивановна, мы, кажется, ссоримся?

АННА ИВАНОВНА (устало). Нет, Сергей Михайлович, это мы работаем.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Да… да…

АННА ИВАНОВНА. Мне тоже очень неприятно, Сергей Михайлович. Это уже не шутка и не шалость, а просто гадость. Причём — хорошо продуманная.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. А нельзя ли по почерку?

АННА ИВАНОВНА. В том-то и дело, что почерк мне незнаком.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Может быть, кто-то из параллельного класса?

АННА ИВАНОВНА (раздумывая). Не знаю… Вряд ли. Была ещё одна маленькая история, на ту же тему. Рисунок на доске. Я с ними поговорила, и мне казалось, что всё кончилось. Но художник до сих пор ко мне не пришёл, хотя они знают, что лучше прийти самому. Такой уж у нас уговор, и они всегда его выполняли. И если художник этот не приходит, значит, есть у него на душе ещё какой-то грех. И я подозреваю, что этот грех здесь (указывает на портфель). Я попробую выяснить, кто рисовал на доске.

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Попробуйте, Анна Ивановна. И чем скорее, тем лучше.

Слышится звонок. Директор направляется к двери. Навстречу ему входит Светлана Семёновна, нагруженная учебными пособиями.

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. Здравствуйте, Сергей Михайлович!

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Добрый день, Светлана Семёновна!

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. Сергей Михайлович, когда вы мне дадите воспитательский класс?

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ. Скоро. Мне бы хотелось подобрать вам класс полегче. Знаете… на первых порах…

СВЕТЛАНА СЕМЁНОВНА. А мне бы, наоборот, хотелось потруднее. Хотя… Если бы такой, как у Анны Ивановны… Какие