В поисках потока. Психология включенности в повседневность - Михай Чиксентмихайи

Кроме этих простых эмоций, присущих нам на генетическом уровне, человечество приобрело и другие, более утонченные и нежные, но также и более фальшивые. В результате эволюции рефлексирующего сознания люди научились «играть» чувствами, подделывать их и манипулировать ими так, как не умеет делать ни одно животное. Песни, танцы и маски наших предков рождали чувства страха и благоговения, радости и упоения. Сейчас такие чувства вызываются фильмами ужасов, наркотиками и музыкой. Изначально эмоции служили сигналом о внешнем мире; теперь же они часто отделены от реального объекта, и мы испытываем их ради них самих.

Счастье является прототипом положительных эмоций. Как сказал Аристотель, всё, что мы делаем, направлено на то, чтобы достичь счастья. На самом деле нам не нужны богатство, здоровье или слава сами по себе. Они нужны нам лишь потому, что мы надеемся, что они сделают нас счастливыми. Однако к счастью мы стремимся не потому, что оно нам что-то даст, а ради него самого. Если счастье действительно является целью нашей жизни, то что мы о нем знаем?

До середины ХХ века психологи неохотно изучали вопрос счастья, поскольку в социальных науках господствовало учение бихевиоризма, утверждавшее, что субъективные эмоции – слишком ненадежный предмет для научного исследования. Но в последние десятилетия академический эмпиризм, развивающийся в западных штатах США, оправдал значимость субъективных переживаний, и изучение вопроса счастья было возобновлено с удвоенной энергией.

Результаты исследований подтвердили уже известные факты и открыли неожиданные аспекты данного вопроса. Неожиданным явилось, например, то, что, несмотря на проблемы и трагедии в жизни, люди по всему миру склонны считать себя скорее счастливыми, чем несчастными. В Америке одна треть респондентов из сделанной выборки считают себя «очень счастливыми» и только один человек из десяти говорит, что он «не очень счастлив». Большинство останавливаются на серединной отметке, считая себя «довольно счастливыми». Похожие результаты были получены и во многих других странах мира. Как это может быть, когда философы на протяжении веков, размышляя о краткости и тягостности нашей жизни, утверждали, что мир – это юдоль слез, и нам не суждено быть счастливыми? Возможно, причина разногласия заключается в том, что пророки и мыслители были перфекционистами и не могли смириться с несовершенством жизни, в то время как остальное человечество довольно своей жизнью, несмотря на все ее несовершенства.

Конечно, существует и более пессимистическое объяснение, а именно то, что когда люди говорят, что они «довольно счастливы», они либо обманывают исследователя, который производит опрос, либо, что более вероятно, они говорят так, чтобы приободрить себя. Более того, как мы привыкли думать благодаря Карлу Марксу, заводской рабочий может чувствовать себя совершенно счастливым, однако его субъективное счастье есть самообман, который ничего не значит, поскольку объективно рабочий подчиняется системе, эксплуатирующий его труд. Жан-Поль Сартр утверждал, что большинство людей живет с «ложным сознанием», уверяя себя, что они живут в лучшем из возможных миров. Позднее Мишель Фуко и постмодернисты выяснили, что то, что говорят люди, не отражает реальных событий, а отражает стиль изложения фактов или манеру говорить. Хотя эта критика самоощущений человека выявила важные аспекты, которые необходимо признать, она также страдает от высокомерия ученых, считающих, что их интерпретация действительности имеет превосходство над реальным опытом большинства людей. Несмотря на глубокомысленные сомнения Маркса, Сартра и Фуко, я все же считаю, что если человек говорит, что он «довольно счастлив», мы не имеем права не признавать его заявления или интерпретировать его, как обратное утверждение.

Другие известные, но в какой-то мере неожиданные факты были обнаружены в соотношении материального благополучия и счастья. Как мы и предполагали, люди, живущие в странах с более высоким уровнем материальной обеспеченности и более стабильной политической ситуацией, считают себя счастливее (например, швейцарцы и норвежцы говорят, что они счастливее, чем греки и португальцы). Однако это не всегда так (например, беднейший ирландец утверждает, что он счастливее, чем богатый японец). В рамках же одной страны соотношение между финансами и удовлетворенностью в жизни является минимальным; в Америке миллиардеры счастливее людей со средним уровнем дохода на бесконечно малую величину измерения. И хотя личный доход американцев в долларах более чем удвоился между 1960 и 1990-ми годами, число людей, считающих себя очень счастливыми, остался, как и прежде, равным 30 процентам населения. Похоже, что выводы исследования подтверждают одно заключение: перейдя порог бедности, дополнительные материальные ресурсы существенно не влияют на возможность чувствовать себя счастливым.

Обладание определенными личностными качествами может повлиять на то, насколько счастливым считает себя человек. Например, здоровый экстраверт с высокой самооценкой, прочным браком и религиозной верой скорее скажет, что он счастлив, чем хронически больной, разведенный и неверующий интроверт с низкой самооценкой. На фоне такой картины скептицизм постмодернистов может иметь смысл. Вполне вероятно, что здоровый и верующий человек построит «более счастливое» повествование о своей жизни, чем больной и неверующий человек, вне зависимости от настоящего качества их опыта. Однако мы всегда имеем дело с «сырой» информацией об опыте человека, полученной через фильтр интерпретации. Поэтому то, что люди рассказывают о своих ощущениях, является наиболее важной составляющей наших эмоций. Женщина, которая заявляет, что она счастлива, работая на двух работах, чтобы содержать своих детей, возможно, действительно, более счастлива, чем женщина, которая не видит смысла работать хотя бы на одной работе.

Однако счастье это не единственная эмоция, которую стоит принимать во внимание. На самом деле, если человек хочет улучшить качество своей жизни, возможно, ему не следует начинать делать это со счастья. Во-первых, заявления людей о счастье не так отличаются друг от друга, как другие чувства; неважно, какой пустой может быть жизнь человека, однако большинство людей не любят признавать, что они несчастны. Во-вторых, это чувство является скорее личностной, чем ситуативной характеристикой. Другие наши чувства более подвержены влиянию того, что мы делаем, с кем мы находимся или где мы находимся. Эти настроения более поддаются прямому изменению. А поскольку они связаны с тем, насколько счастливыми мы себя ощущаем, то в долгосрочной перспективе они могут поднять наш уровень счастья.

Например, наши ощущения активности, силы и бодрости во многом зависят от того, что мы делаем. Эти чувства усиливаются, когда мы заняты сложной работой, и уменьшаются, когда у нас не получается что-то сделать или когда мы не пытаемся что-то сделать. Таким образом, на эти чувства прямым образом влияет выбранное нами действие. Когда мы ощущаем себя активными и сильными, мы с большей вероятностью чувствуем себя счастливыми. Таким образом, сделанный нами выбор определенного действия влияет на наше ощущение счастья. Точно также многие люди чувствуют, что они более веселые и общительные, когда они находятся с другими людьми, а не одни. Опять же веселость и общительность – качества, присущие счастью. Возможно, это объясняет, почему в среднем экстраверты более счастливы, чем интроверты.

Качество нашей жизни зависит не только от счастья. Оно также зависит от того, что человек делает, чтобы быть счастливым. Если человеку не удается достичь целей, которые приносят смысл в его жизнь, если он не использует свой разум в полной мере, тогда хорошие чувства занимают лишь небольшую часть данного ему потенциала. О человеке, который достиг удовлетворения, уйдя из мира, чтобы «выращивать свой сад», подобно Кандиду Вольтера, нельзя сказать, что он ведет прекрасную жизнь. Не мечтая и не рискуя, человек может достичь только жалкого подобия жизни.

Эмоции влияют на внутреннее состояние нашего сознания. Отрицательные эмоции, такие как грусть, страх, беспокойство или скука, создают в нашем сознании «психическую энтропию». Это состояние, в котором мы не можем эффективно использовать внимание, чтобы справляться с внешними задачами, поскольку оно необходимо нам, чтобы восстановить свой внутренний субъективный порядок. Положительные эмоции, такие как счастье, сила или бодрость, характеризуют состояние “психической негэнтропии”, когда наше внимание не направлено на то, чтобы чувствовать и смаковать жалость к себе. В этом состоянии психическая энергия свободно направляется на осуществление любой мысли или дела, которые мы выберем.

Когда мы решаем направить свое внимание на осуществление какой-либо задачи, мы говорим, что у нас есть намерение или цели, которые мы поставили перед собой. Как долго и как упорно мы добиваемся цели, зависит от нашей мотивации. Следовательно, намерения, цели и мотивация – это также проявления психической негэнтропии. С их помощью мы концентрируем психическую энергию, устанавливаем приоритеты и таким образом упорядочиваем свое сознание. Без них наши мысли становятся хаотичными, а настроение быстро ухудшается.